Кладовая - Игорь Наталик

*

ВСТРЕЧА С ЗИМОЙ

Наконец-то мы дождались тебя, пуховая Зима. Ведь как скрипела дверями и землей под ногами, на подходе хрустела ледком. Вымораживала окна и стены. А теперь обложила все вокруг вязкой ватой, заставляя топить очаг, готовясь к неспешной беседе. В зиму жизни тянет к воспоминаниям, к пенящемуся щебету птиц и к детскому щебетанью. Самым главным, довлеющим становится для нас степень понимания души другими отклик и чуткость сердец. Что это? Человек превращается в ухо или просто на морозце все слышится лучше? Прошу тебя, зима, вот о чем. Не спеши заметать волосы пургой и подольше не выстужай мою душу и сердце любимой.

* * *

НОЧНЫЕ ЗАМЕТЫ

...Был мертв, и ожил; пропадал и нашелся.

Приветствую тебя, столица. В мое отсутствие заметно подросла, припудрилась и засахарилась, невестушка моя игольчатая. Затихшая, бесшумно-настороженная и засыпанная хрустким снежком по высотные шпили, с нетерпением ждешь Нового года, как дня рождения... На улицах московских не поют.

*

РОДИМЫЙ ДОМ

Ну что, старина ветхий дом, вот и свиделись вновь. Ведь знаешь, где бы меня не мотала судьба - всегда постучусь в твои приоткрытые двери под вечер. Свет сквозь пришторенные окна настигает беспокойную душу везде как пронзительный взгляд сквозь трепещущие ресницы. Хорошо сидеть у теплой покатой стены близь огромного, добродушного самовара. Выпускаешь всклокоченных жильцов из подъезда - ненаглядных птенцов из ладоней. И встают на крыло у тебя на виду. Пусть врастаешь глубже в асфальт - не спешат улететь к новостройкам. Кружат и кружат на расстоянии взгляда. Когда-то и я вышел (уверенный, что навсегда) из этих же теплых дверей, которые в детстве, казалось, под ветром тугим не открыть... Хоть петляет тропа, но приводит сюда. Никуда нам от дома родного не деться.

*

НА АРБАТЕ

Я украду у полночи горбатой (у синей сводни суток) бессонья сахарную и сырую кость длиною в семь часов. И буду с ней играть, размахивая храбро над столом. А утром пуганой арбатской собачонке без роду, племени и звучной родословной ее отдам. И птицам накрошу немного строк. Нелепые, не склеванные строчки сердито в кучу соберет староарбатский ветер. Он постучит в окно, разбудит, скажет: "Брат, не сори". И снова будет солнце, и сводня-темнота. И темный палисадник будет снова с дорожками - предлинными годами, что выложены очень аккуратно мерцающими, белыми рядами костей и песен. Песен и костей.

*

ЛОХМАТЫЙ ПЕС

Наконец-то вернулся в Москву. Здравствуй, лохматый пес. Кто-то бросил тебя в городском равнодушном ущелье, пожалел миску супа. Слезятся глаза, ты скулишь. И уверен, что никому уже больше не нужен. А жизнь не нужна тебе. Но я-то ведь знаю, что одни из самых надежных друзей - брошенные кем-то среди бескрайних просторов обидно короткой жизни. Они не кусают других, не лаются попусту. Они глубже и тоньше. Знают цену измене и цену верности. Они дорого заплатили за это знание, но вдвое больше приобрели.

*

МОЯ УЛИЦА

Здравствуй, моя старая-старая улица. В строгом ряду твоих домов появились провалы зданий - будто до срока выпавшие зубы. Разные люди проходят в сумерках вдоль витрин усталой, но все же спешащей походкой. Кудряшки твои по-прежнему задиристы и задорны в милой короткой стрижке кустарников и престарелых деревьев. Словно прощальный привет размашистой молодости... И сама как бы проходишь по завороженному, притомленному городу, все так же покачивая крутыми бедрами и вызывающе глядя встречным в глаза. Чувствую первый тихий звоночек - прощальный сигнал уставшей от этой всечасной толкотни иссякающей жизни. Улица-птичка, смело берешь под свое взъерошенное крыло всех влюбленных и целые ватаги бездомных да молодых. Чуть пригашая подслеповатые фонари, с завистью вслушиваешься во вздохи и тягучие, медовые поцелуи. Ведь все это в тебе, и одновременно - неудержимо мимо.

*

В О З В Р А Щ Е Н И Е

Вот и лопнул мой отпуск со звуком пролетевшей мимо сосульки, - ледяною гранатой брызнувшей под не успевшими убежать ногами. Что из него получилось, ты видел, когда листал эти тонкие незатейливые листки, написанные вечерами, - горчичники на моем голом сердце. Это был скорее не отпуск, а новый запуск уставшей сердечной турбины. Или космический запуск воображения и мечты и неизведанным далям. Вглубь тебя и меня.

*

С О Н

Ласковому, непоседливому, с шилом в штанишках созданию на протяжении нескольких лет снилась зловещая, всклокоченная черная птица. Когда этот болезненный мальчик впервые начал связно и полузагадочно говорить, не спящие родители услыхали среди скрипов качелей и ночных воплей первое из отчеканенных слов: птица. Будить в тот момент, даже пальцем трогать его (очевидно) было нельзя. А утром он сам все околично рассказал. Как вначале купался до синих губ. Потом - сидел на солнцеватом, колючем для ног холме и плел для мамы венок. Как мгновенно промахнула слепящая тень огромного, в полнеба крыла. Он бросился вниз по склону, под защиту знакомых ветвей: "Мамочка! Я умру, умру, как только эта тень снова догонит и накроет меня всего. Спаси и укрой меня, мама"... И вот через годы в одну из торопливых июльских ночей липкий сон повторился. А тот мальчик не смог убежать. И умер. Ему было тогда одиннадцать лет.

*

ТРАВА ЗАБВЕНИЯ

Горько и больно осознавать, что наибольшие унижения для человека падают на его "беззаботное" детство. Когда нет возможности полноценно дать сдачи или как следует возразить. Каждая война унижает и приговаривает к смерти не в последнюю очередь массу детей, стариков и других фактически беззащитных. Ведь все оружие у мужчин, а они - далеко. Так же и скоропостижно умершая любовь, хотя и теплится еще в одном из сердец, но порождает лишь несчастливое чадо. Унижения безответной любви заставляют бросаться в поиск новых и новых "любовей". В надежде позабыть или выбить клин клином, хоть это порой не сбывается. Но и возможно ли это без желчной горечи и трещин в душе? Вот в чем вопрос. Огромное спасительное покрывало "вытеснения" объединяет всех униженных и неудачников, запнувшихся на жизненной тропе. Все плохое, кроме шрамов и ссадин на сердце, неспешно и неотвратимо зарастает травою забвения.

*

ОЧИ НОЧИ

Когда ж падучая звезда По небу темному летела...

Приветствую тебя, желанная, непроглядная Ночь. Ты недолго таилась у Вечера за плечом. Навалилась упругой и теплой грудкой, зажмурила мне глаза своими теплыми ладонями. И таинственно запричитала шорохами, вскриками птиц, цокотом торопливых и жадных шагов. Скоро - явление нового Дня. Будешь ему повивальною бабкой. Отсечешь пуповину колким месяцем. Обожаю нежные и теплые объятия твоих гибких рук. И то, как верно и мудро подталкиваешь к постели. Дыханием тяжелишь мои веки, и снимаешь усталость со лба единственным взмахом плаща. Мерно качаешься между Завтра и Вчера, словно полстакана воды в чуть дрожащей руке. Сквозь сон не хочу, чтобы хоть чуточку поспешала навстречу легкомысленному, суматошному и туманному, юному Дню. Зато страстно хочу, чтобы у моей любимой были такие же роскошные и желанные очи, как у глубокой Ночи.

*

Б У К А Ш К А

Одна букашка жила в огромном городе на берегу парка. Это был очень деловой и крайне занятый с утра до позднего вечера экземпляр. Она постоянно куда-то торопилась и всегда немного опаздывала. Но при этом до такой степени боялась в жизни своей что-нибудь пропустить, что каждую былинку, встречавшуюся на ее довольно прямой пути, обегала по периметру, вбирая ногами буквально все ее зеленые клеточки. Поэтому лучшее лето жизни ушло у нее на то, чтобы добраться от одного края парковой лужайки, покрытой густой и жесткой травой, до другого.

*

СКАЗКИ-ПОБАСКИ

В душе, словно саднящие занозы, - сказочки, состоящие из одних только названий. Сказка о черноморском попугае Консенсусе, пытавшемся неимоверно углубить мышление и пострадавшем за слово плюрализм. Сказка о свирепой и хмельной полусонной мухе, огромной, как дирижабль, которая беспрерывно жужжала над микрофоном, пока ее не ударило током. Сказка о лобзике, любившем втихую подпиливать по одной ножке у каждого из стульев для гостей. Сказка о комарихе, которая знала, кого кусать потому, что дружила с блохами собаки большого начальника. И другие.

*

Н О В О Г О Д Н Е Е

В новогоднюю ночь приветствую вас, близкие-дальние звезды. Ваше эхо ловлю - в нем и радость, и боль, и прощанье. Вы над жизнью моей - словно вешки и словно друзья. Перебрасывая мостики к дальним сознаниям, населяющим ваши планеты, разговариваю с невидимыми братьями, с не рожденным Будущим. Улавливаю неуловимое. Каждый момент жизни освещает (мерцая то вблизи, то вдали) звезда моего незримого друга. Поэтому знаю, что даже умирая, друзья не уходят. Просто смещаются на небосклоне, становясь за плечами и чуть над головой, чтобы можно было изредка к ним обернуться. Их души недосягаемо рядом.