Восхождение к Дао. Жизнь даосского учителя Ван Липина - Чэнь Кайго

В другом рассказе Чжуан-цзы мудрость Дао разъясняет некий повар, который разделывает туши быков так искусно, что его нож никогда не тупится. «Я люблю Путь. а он выше обыкновенного мастерства, — говорит о себе этот повар. — Теперь я не смотрю глазами, а полагаюсь на осязание духа, я перестал воспринимать органами чувств и даю претвориться во мне духовному желанию. Вверяясь Небесному устройству, я веду нож через главные сочленения, непроизвольно проникаю во внутренние пустоты, следуя лишь непреложному, и потому никогда не наталкиваюсь на мышцы или сухожилия, не говоря уже о костях… Ведь в сочленениях туши всегда есть зазор, а лезвие моего ножа не имеет толщины. Когда же то, что не имеет толщины, вводишь в пустоту, ножу всегда найдется предостаточно места, где погулять…» Чжуан-цзы создал классический образ деятельной, вечно-изменчивой, не поддающейся определениям реальности Дао: нож повара и рассекаемая им туша исчезают друг для друга в пространстве «духовного соприкосновения» — пространстве, можно сказать, беспредельной предельности, творимой Абсолютным Ритмом жизни (Чжуан-цзы уточняет, что повар работал так, будто танцевал в такт неслышной музыке). Этот «Небесный» исток всего живого есть нечто извечно отсутствующее, данное лишь в отблесках и отзвуках. Устраняя тело как объект и сам себя теряя в бездонной глубине одухотворенной жизни, нож повара выявляет пустотное вселенское тело, не имеющее анатомии. Это тело, конечно, не тождественно физическим телам. Но оно и не отличается от них как особая сущность. Оно есть, скорее, тончайшая тень всех событий, вездесущий фон, темный внутренний образ всего зримого нами. Оно сродни силе воображения, выявляющей все образы, но недоступной созерцанию. Это пустотное всебытийственное тело указывает на присутствие несотворенного первочеловека, всечеловека, «нагого, как Адам», настолько чистого и открытого миру, что он как бы лишен кожи и «дышит через пятки» — всем существом. Этот даосский Адам подобен «еще не родившемуся младенцу» и даже более того: он предваряет, предвосхищает собою весь мир. Он есть, как говорили даосы, «подлинный образ» каждого из нас, существующий «прежде нашего появления».

В книге о даосском учителе Ван Липине впервые в мировой литературе подробно рассказано о том, каким образом даосский подвижник достигает этого состояния внутренней слитности с Великой Пустотой, которое, помимо прочего, делает ненужным обычное дыхание. Методики совершенствования в школе Лунмэнь основываются на опыте десятков поколений наставников, которые превратили свои жизни в один непрерывный, от столетия к столетию накапливаемый опыт человеческого совершенствования. Со временем классификация духовных состояний становилась все более подробной, приемы их достижения — все более разнообразными и утонченными. В VIII веке известный даосский проповедник Сыма Чэнчжэнь различал уже семь этапов духовного совершенствования, которые включали в себя «воспитание доверия и почтительности», «пресечение потока мыслей», «овладение сознанием», «прекращение деятельности», «истинное созерцание», «великое упокоение» и, наконец, «обретение Дао». В схеме Сыма Чэнчжэня совершенство подвижника оценивается мерой собранности, концентрации и, следовательно, внутреннего покоя сознания — мерой, заметим, общей для всех традиций духовного совершенствования человека, будь то йога, суфизм или аскеза христианских подвижников. Другим не менее универсальным критерием приобщения подвижника к таинствам просветленного духа является опыт смерти. В школе Ван Липина смерть переживается даже дважды, и каждый раз она знаменует переход к новому уровню бытия. Ибо смерть и есть вестник неведомого, но с полной несомненностью присутствующего покоя.

Существовала в даосизме и еще одна, вполне самобытная, схема «восхождения к Дао», основанная на принципе последовательного очищения, своего рода «возгонки» жизненной энергии человека. Согласно этой схеме, подвижник в процессе «внутренней работы» сначала превращает свою «семенную энергию» — цзин (отождествлявшуюся у мужчин с семенной жидкостью) в общетелесную энергию — ци, а последняя преображалась в духовную энергию — шэнь. Высшей же фазой совершенствования считалось «возвращение в пустоту», то есть слияние с хаотическим всеединством Дао. Подвижник, достигший этого состояния (обозначаемого лишь символически), приобщался к бессмертию, предельной полноте бытийствования и, следовательно, к высшему блаженству «вселенского тела Дао». Даосы трактовали свой путь совершенствования как возвращение к пренатальному, внутриутробному состоянию, что предполагало «повертывание вспять» естественных жизненных процессов. Если физический мир подчиняется законам эволюции и энтропии, то даосский подвижник руководствуется принципом инволюции: он не отдает себя миру, но, напротив, вбирает мир в себя, возводит каждую вещь к ее истоку, возвращает каждый росток к его корню. Этим оправдывается даосская мистика «внутреннего человека», «внутреннего делания», предстающего как бы зеркально-перевернутым образом видимых метаморфоз. Одним словом, человек Дао живет наоборот и каждое мгновение скрывает себя от мира.

Если говорить о предметном содержании личного совершенствования в даосизме, то оно мыслилось в категориях направленной циркуляции энергий, вовлекавшей в единое движение все аспекты телесно-духовной жизни человека. Правильная поза при сидячей медитации обеспечивала расслабленность и покой тела. Циркуляция энергии становилась возможной лишь после того, как достигался полный «покой сознания». Течение же энергии в организме направлялось «волей» (и). А в итоге «внутренняя работа» в даосизме требовала безупречной, очень тонко настроенной гармонии духа и тела, разума и чувства, сознания и ощущения. При этом в каждой школе даосизма имелись и свои приемы «взращивания энергии», и даже собственная схема циркуляции энергии в теле, знание которой и составляло главный секрет школы.

Вопрос о том, почему «внутренняя работа» даосов допускает множество и даже, может быть, бесконечное множество вариантов циркуляции энергии, заслуживает отдельного рассмотрения. Пока же достаточно отметить, что Великое Дао, будучи реальностью символической, творческой, хаотически-целостной, не является метафизическим принципом. Бытие вечнотекучего Хаоса — это неисчерпаемая конкретность; в хаосе каждое индивидуальное бытие становится тем, что оно есть — и ничем более. Хаотически-пустотная «единотелесность Дао» может быть, воистину, какой угодно. И не случайно в китайской медицине человеческое тело предстает перед нами как бы беспорядочной совокупностью точек, где нет места анатомии, различиям между поверхностью и глубиной, центром и периферией, главным и второстепенным.

Подчеркнем еще раз, что целостность даосской Пустоты не имеет ничего общего с замкнутой в себе сущностью. Пустота — реальность деятельная и действенная. Даосской доктрины — в смысле «высказанной истины» — вовсе не существует, Даосы учат не словом, а делом. Подобно мастеру кухонного ножа из притчи Чжуан-цзы, даосские учителя — люди всецело практические и творческие, которые, как истинные художники, даже не могут внятно рассказать о том, что и как делают. Если мудрость Дао чему-то учит, то лишь одному: со-бытийствованию с миром, внимательному, в высшей степени чувствительному сочувственному отношению к себе и другим. Даосское миросозерцание зиждется на представлении о человеке как микрокосме, «маленьком Небе-Земле»: между процессами в человеческом организме и космосе существует полное соответствие, даже совпадение. Здесь кроются корни универсальной даосской науки, которая является одновременно наукой о человеке и наукой о космосе, наукой о духе и наукой о веществе. Понятие «энергии» (ци) позволяло китайцам без труда представлять себе мир как единый континуум человека и космоса, общее пространство взаимного влияния и взаимопроникновения сил. Хотя китайский термин «ци» всюду передается в русском переводе словом «энергия», следует иметь в виду, что речь идет об «энергии», обладающей и духовным измерением, а в пределе своего раскрытия совпадающей с Великой Пустотой. Ци в китайской традиции есть самоизменчивая реальность, природа вечноотсутствующего истока творческих метаморфоз.

Мы не можем ощутить в себе действие ци непосредственно, но его присутствие дает о себе знать посредством ощущений тепла, наполненности и легкости членов, необычной ясности сознания и проч. Даосские авторы сравнивают действие энергии-ци в человеке с «клубящимися испарениями», «перетеканием горячей волны», «трепетанием флага на ветру», «покалыванием тысяч иголок», «внезапным пробуждением во сне» и т. п. Но чтобы ци могло действовать в организме, оно должно быть прежде собрано в так называемом Киноварном Поле, или Море ци, расположенном в низу живота, в центре собственно физического теш. Самое же действие энергии-ци, в отличие от действия физической силы, захватывает все тело, ибо форма ци (по сути, совершенно бес-форменная) есть прообраз саморассеивающейся целостности Хаоса. Кстати сказать, отличие действия ци от применения физической силы подвижники Дао усматривают как раз в том, что ци «распространяется во все конечности», двигаясь изнутри наружу (что придает этому действию характер взрыва). В применении же физической силы задействованы лишь отдельные части тела.