Опасный возраст - Иоанна Хмелевская

— Пустяки! — беззаботно заметил пан Северин. — Само по себе смешается.

Гонщик не имел сил возражать. Все еще стреляя и испуская черный дым, добрались они до гаража мотогонщика, где пан Северин оставил свое приобретение, а потом забыл, где располагался гараж, и долго не мог его отыскать.

* * *

Это были очень трудные годы в моей жизни. Восемь часов ежедневно я проводила на работе, потом ехала к матери за сыном, делала покупки в магазинах, пыталась вести домашнее хозяйство и постоянно брала на дом дополнительную работу, потому что денег катастрофически не хватало. Для самой себя у меня уже не оставалось ни времени, ни сил.

Очень выгодная халтура со статистическими расчетами, о которой я уже упоминала, скоро закончилась, электрификация Польши шла к концу. А тут еще при последнем расчете со мной меня надули самым мерзким образом. Я подписала договор не глядя (привычка, оставшаяся у меня до сих пор), получила толстую пачку бумаг для обработки — этакое Эльдорадо! — сделала все в срок и уже предвкушала крупный заработок. Дудки! Заплатили мне только четверть следуемой суммы, объясняя, что это была только четверть упомянутого в договоре объема, дескать, там не было проставлено количество страниц. Меня чуть кондрашка не хватил, это был наглый обман, за выполненную мною работу полагалось именно столько денег, сколько я ожидала, но что поделаешь?

Проработав два года, я решила родить второго ребенка. Положение одного ребенка в семье я на собственном горьком опыте считала величайшим несчастьем, а мне очень не хотелось, чтобы мой сын был несчастным. Женщина всегда сумеет настоять на своем, и во время летнего отпуска в Ромбке я уже, слава Богу, была беременной.

Ромбка — это деревня в трех с половиной километрах к западу от Лебы, расположенная между морем и озером. Тогда в этой деревушке было всего три избы, и вела к ней абсолютно непроезжая дорога, вся в ухабах и выбоинах, но меня это тогда не волновало, поскольку машины у нас еще не было. Как мы туда добрались — не помню. Озеро было у нас под носом, к морю же надо было идти с полчаса через восхитительный лес, кишащий кровопийцами-комарами. Как только из лесу человек выходил к морскому берегу, комары тут же кончались, так что требовалось выдержать лишь полчаса.

Отдыхали мы двумя семействами, было нас шесть человек: мы втроем и Янка с мужем и ребенком. В свое время она вышла за Доната, в свое время родила Кшиштофа, которому тогда было два с половиной годика. Моему сыну было уже пять с половиной. В одном из рыбачьих домиков мы сняли по комнатке наверху, и обошлись они нам задешево, ибо в те годы Ромбку мало кто знал. С питанием были трудности. Кроме рыбы, на месте ничего нельзя было достать, приходилось совершать пешие рейсы в Лебу, в магазин. Хозяйка жарила нам рыбу, пойманную в озере, и мы головы ломали над тем, что же такое едим. Огромные ломти изумительно вкусного мяса и ни одной косточки! Оказалось, это судак.

Видимо вдохновленный вкусными судаками, муж тоже решил попробовать счастья в рыбной ловле. Я не возражала, пусть попытается, поймает, не поймает — неважно, а поплавать по озеру в прекрасный летний вечер одно удовольствие. Муж накопал червей, мы сели в лодку и отправились на рыбную ловлю. Выбрав в тростниках подходящее, на его взгляд, «окно», муж насадил червя на крючок и забросил его в воду. Снисходительно и благодушно смотрела я на начинающего рыболова, поневоле сравнивая его с отцом, и даже не дрогнула, когда поплавок нырнул. Муж подсек, и я увидела на крючке весьма солидную рыбу.

Не веря своим глазам, пялилась я на нее, а весь сияющий муж уже насаживал второго червя. И вытащил вторую рыбу! После шестой я высказала предположение, что он специально напустил в это место рыбу, чтобы похвастаться передо мной.

Муж был в восторге как от своего рыбацкого успеха, так и от моего неподдельного восхищения. Того, что он наловил, нам хватило на два дня, а рыба клевала к перемене погоды.

Перемена погоды нас доконала. Несколько дней бушевал сильный ветер и лил дождь, ловить рыбу в таких условиях было невозможно, нам грозила голодная смерть, и нашим мужьям ничего не оставалось, как отправляться за продуктами в Лебу. Правда, отправились они не пешком, а на лодке, байдарке, одолжив ее у рыбаков. К счастью, и Станислав, и Донат плавать умели, а плыть обещали вдоль берега, на середину озера не выбираться.

Они вернулись уже вечером, промокшие до нитки и донельзя измученные, но довольные. Еще бы, мужественно преодолели все трудности, избежали множества опасностей и привезли семьям еду: размокший хлеб, превратившийся в кашу шоколад, разбитые яйца и что-то еще. Все было с удовольствием съедено, невзирая на нетоварный вид.

А еще мы питались ягодами. Их много было в лесу, мы с Янкой обе любили их собирать, и не говорите мне, что это трудно. Сколько раз в жизни приходилось мне питаться дарами леса! Я вообще очень люблю собирать разные дары природы: грибы, ягоды, янтарь, красивые ракушки и камешки, цветы и сухие ветки для цветочных композиций. Ягоды мы ели с молоком и сахаром, так питательнее. Выходит, у кого-то в Ромбке все-таки была корова, поскольку трудностей с молоком мы не испытывали.

Ну и там же, в Ромбке, начались у нас с мужем ссоры. Порядок в комнатах мы с Янкой наводили по очереди, и вот муж принялся ворчать, что Янка не выметает сор из-под кроватей. Не знаю, может, и не выметала, а кто его заставлял под кровати заглядывать? Янка с Донатом были в отпуску, хотели расслабиться, позволить себе отдохнуть от домашних трудов, но этого муж мой понять никак не мог. Я уже писала о том, какой образцовый порядок поддерживала в семье его мать, и детей своих приучила к нему. Неважно, город или деревня, неважно, отпуск или работа, в доме должна царить идеальная чистота. В этом отношении я ей в подметки не годилась, а муж просто уже не мог по-другому относиться к вопросам чистоты и порядка.

Потом он привязался ко мне, чего это они (Янка с Донатом) не налили воды в грязные кастрюли, чтобы остатки еды не засохли. Я пыталась объяснить мужу — не его дело, сами не налили, сами же будут потом мучиться, отскребывая. «Да это же ни в какие ворота не лезет!» — орал возмущенно муж, а мне опять приходилось служить буфером, смягчая напряжение.

Когда же он наконец докатился до того, что устроил мне скандал из-за кресла — дескать, я эгоистично всегда занимаю лучшее, я не выдержала и в свою очередь наорала на него. Вернее, не так. Разразилась слезами и, всхлипывая, допытывалась ответа на вопрос:

— Кто из вас тут беременный, вы или я?

Не знаю, с чего это я прибегла ко множественному числу, ни Янка, ни Донат на кресло не претендовали и скандалов мне по его поводу не закатывали. Муж вроде бы опомнился и, пересилив присущую ему скрытность, выявил мне причину своих придирок. И что же оказалось? Поскольку Донат относился к Янке с преувеличенной, по мнению моего мужа, нежностью и предупредительностью, Станислав решил поступить прямо противоположно. Его что-то подталкивало, он просто не мог себя пересилить.

Такая откровенность обезоружила меня и рассмешила, и я простила ему все глупые придирки.

Ромбка же запомнилась нам очень хорошо, и позже она спасла если не нашу жизнь, то во всяком случае психическое здоровье.

* * *

Вторые роды я провернула безжалостно, и родным пришлось помучиться. Декретный отпуск взяла в положенное время, чтобы иметь возможность подрабатывать халтурой, в своем положении и с тем и с другим я бы не справилась. И, зная необходимость прогулок, изо дня в день ходила напрямки из Мокотова на Охоту через садовые участки. Стоял ноябрь, но погода была прекрасная, и я целенаправленно гуляла каждый вечер. Пришел наконец день, возбудивший во мне надежду. Почувствовала боли, правда, опять не очень сильные.

Место мне было заказано в роддоме на Каспшака, был там и свой врач; разумеется, уже не чудесная пани Войно, которая давно удалилась на заслуженный отдых. Когда меня привезли в роддом, у моего врача как раз оказался выходной. Так случилось, что в роддоме было всего две пациентки, я и еще одна женщина. Роды должны были вот-вот начаться, меня положили на стол, и я в перерывах между схватками читала Эмилию Бронте. Все чаще приходилось прерывать чтение, чтобы произнести несколько непечатных слов, но я держалась.

Пришла дежурная врачиха, до сих пор спокойно дремавшая внизу, растрепанная и заспанная, пощупала меня, пренебрежительно махнула рукой: «Э, еще слабые» — и отправилась в туалет.

И тут роды начались, ведь дело было мне знакомое, я сразу поняла.

— Эй, проше пани! — крикнула я санитарке. — Быстренько приведите сюда ту пани из сортира! Скорей, скорей, ждать не могу!

Перепуганная санитарка со всех ног кинулась за докторшей, та осмотрела меня и в изумлении воскликнула: