Цельное чувство - Михаил Цетлин (Амари)

Борцу-рабочему

Ты, грозной мести Бог, библейский Бог!Тебя отверг я в гордом самомненьи.Не то теперь: теперь я изнемогОт рабских слез, в бессильной жажде мщенья,И я теперь опять перед тобойГотов смиренно преклониться,Готов просить тебя, готов молитьсяС такой же детскою мольбой.

Дрожал я в детстве, слушая, как тыТам, в книге древней и могучей,В сияньи праведной и грозной красотыГромами говорил из тучи.Ты нечестивцев поражалСтрелами молний с небосвода.О, как ты гнал, как унижалВрагов избранника-народа!

И если ты не сон, не лживый детский сон,Зачем народ, народ-избранник,Так бесконечно унижен —Он, жалкий нищий, вечный странник?И доля злобного гоненьяВ удел страдальцу суждена,И пьет он чашу униженья,И далеко еще до дна!

Когда же больше он терпеть не может,Его раздавят грязным сапогомИ надругаются над связанным врагом,И опозорят, уничтожат…

И под солдатскими ногами —Бездомный гость чужой земли —Он задыхается в пыли,Смоченной жгучими слезами,И солнце полуденным зноемЕго безжалостно палит.И, кажется, лишь смерть своим немым покоемЕго страданья утолит…

Но нет, он жив, он жив, народ гонимый!В его рядах борцы-герои есть,И в их сердцах, как и они, незримоЖива отмстительница-честь.За кровь униженного брата,За все мученья, весь позорУ палача потребовал расплатыГерой-рабочий. Грозный приговорНад ним свершен, но если на отчизнеНе все погибнет в тягостной борьбе,Она, воскреснув к новой светлой жизни,Не позабудет о тебе.Да, умер ты, но вновь я полон веры,Что весь народ несчастный не умрет,Он, презираемый, униженный без мерыИ героический народ!Товарищ светлый, песнею прощальнойПочтим мы все страдания твои,Последней песней, скорбной и печальной,Последней песней радостной любви!

П.С. Поливанову

И жизнь кипит, и солнце светит…Страдалец узник воли ждет,Но вместе с волей смерть придет,Его у двери к воле встретит.

А жизнь кипит, а солнце светит…Не изменилось ничего.Жестокой смерти торжествоТолпа людей едва заметит.

Зачем, зачем?.. о, кто ответит!К чему он жил, чего он ждал,Зачем он столько лет страдал?А жизнь кипит, а солнце светит!..

Смерть невесты (Из прошлого)

Не на брачном пиру, а в гробу на яруЛежишь в подвенечном ты платье,И огромный сугроб, как жених, взял твой гробВ свои ледяные объятья.

Разрешенья печать, словно нежная мать,Тебя уж коснулась неслышно,И как гость роковой, лишь червяк гробовойПирует на свадьбе той пышной…

…Над тобой наверху, над тобой наверхуЦелуется солнце с землею.И мороз-чародей обнимает людей,Целует с улыбкою злою.

И рокочет тайга, и белеют снега,Целуются сосен вершины.Буйный ветер степной гнет могучей рукой,Гнет долу дубы-исполины…

…А в туманной дали, а в туманной далиТам серого камня громады,Там сжимают людей кольца ржавых цепей,Объятья высокой ограды.

Там сквозь окна порой, хоть корой ледянойПокрыты они и решеткой,Видно цепи кольцо, иль мужское лицо,Лик женщины нежной и кроткой.

И глядят они в даль, чтоб рассеять печать,На крест, на яру одинокий,На ряды снежных гор, им закрывших простор,Путь в край дорогой и далекий.

И порой на глаза набегает слеза,Рисует слеза жгучей мукиНа окне кружевной узор ледянойИль греет холодные руки.

Это плачут они, что так хмуры их дни,От каменных страшных объятийСтынет, стынет их кровь и бледнеет любовь,И нет даже страстных проклятий…

На смерть гражданина

Кто знал, что смерть уж, притаившись, ждет?Не в старости под бременем страданий, —Теперь, в расцвете сил и упований,Его чуть слышно за руку возьмет,Стан нежно обоймет и уведет?..

Прекрасна смерть солдата на войне,Есть смерть еще славнее и ужасней,Но ничего нет выше и прекрасней,Чем так сгореть на внутреннем огнеИ гнева, и любви к родной стране.

Нет, не коварный враг его убил,Не под чужою он погиб рукою, —Но он с такой безумною тоскоюИзмученную родину любил,Что сам себя сознательно губил.

О, не щадил больного сердца ты!И сердце билось скорбью и любовью,И истекало, исходило кровью,И порвалось… Как много красотыВ твоей кончине, полной простоты!

За другом и защитником своимШли гвардии свободной батальоны.Студенчество различные знаменаВсе, как одно, склонило перед ним,И мы благоговейно преклоним

Знамена перед памятью того,Кто по идеям был нам иноверцем,Пред этим мук не выдержавшим сердцем!Придем на грустной смерти торжествоИ скажем палачам: «Не все мертво!»

Вы рады, что один погиб, ну что ж!Нас тысячи, и нет нам равной силы!Недаром же у дорогой могилыЖивым венком стояла молодежь, —И в этих сотнях тысяч — ты живешь!

Мир

Окончено страшное дело войны.Над родиной веет минутной отрадой…Лишь в братских могилах далекой страныСпят мертвые — хмуры, недвижны, не рады.

Окончено страшное дело войны,И утро разбило полночные чары,Какие кровавые снились нам сны,Какие виденья, какие кошмары!

Газеты болтливо приветствуют мир,Взаимным обманом горды дипломаты,Спешит на «подъеме» нажиться банкирИ плачут от счастья солдаты!

И солнце сияет как будто светлей,И ярче, о ярче, чем солнца сиянье,Сиянье бесчисленных глаз матерей…Грохочут вагоны, поют при свиданье.

Окончено страшное дело войны…О, Боже, кому это было все надо?!А мертвые видят угрюмые сны,Безмолвны, недвижны, не рады…

Август 1905 г.

Ямбы

(Посв. Тр…)

…Он вырос в той семье, где злобный произвол,Борясь с растущей силой вражьей,Одну из злых собак себе уж раз нашелИз псов цепных на гнусной страже.

Он вырос в той семье, где совесть — звук пустой,Где вместо чести — дисциплина,Где признают один закон, закон святой:Кулак и волю господина.

Он вырос в той среде, где презирают труд,Где люди дики, нравы грубы,Где взятка — институт, где взятками живут,Девиз и лозунг: «в морду, в зубы».

Он вырос в той среде, где знают слово честьЛишь в сочетаньи: «честью просят» —И где считается бесчестным не донесть,И где по долгу все доносят.

Охота за людьми их развращает всех,И пусть те люди только воры,Но все ж их ремесло, пред вечной Правдой грех:Быть у богатой — гончей сворой…

…И рано дух семьи уж научил егоНарод глубоко ненавидеть,Глубоко презирать, и более всегоВ нем средство к личным целям видеть.

Ведь в доме у отца застенок, может быть,С невинной детскою был рядом,И душу детскую порок уж стал губитьСвоим чуть видным, тонким ядом.

Быть может, близ нее ужасный не смолкалКрик от жестоких избиений,И рано детский глаз к картинам привыкалНечеловеческих мучений…

…Фортуна в первый раз явилася ему —Она играть ведь любит в жмурки —Не удивитесь вы, наверно, ничему:Под звуки легкие мазурки.

Под топот каблуков и под бряцанье шпорОна его поцеловалаИ под незначащий и скучный разговорЕму о будущем шептала.

И стала жизнь его напоминать с тех порМазурки танец легкий, бурный,И стала, как и он, полна бряцанья шпор,Такой же светлой и бравурной.

И если наступал средь вихря танца онНогой окованной солдатаНа веру, на права, на совесть, на закон,На все, что дорого и свято, —

Так что ему закон и что ему народ,Людская кровь, людское счастье, —Когда его девиз: туда, наверх, вперед!Погоня жадная за властью.

И он взлетел почти на министерский стулНа невзорвавшемся снаряде…Быть может, он влиял, как злобный тарантул,Жестокой силою во взгляде,

Иль ограниченной тупою прямотой,Самоуверенной и быстрой, —Но только — человек с святою простотойИ головою не министра —

Над всею Россией он на миг единый стал,Над всей страною старший дворник,И он уже хотел, и он уже мечталНа всю страну надеть намордник.

Как вдруг…

Октябрь <1906>

Борец