Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А-а, Исмаил, входи, – оторвав голову от стола и потерев ладонью глаза, приподнялся начальник отдела Заур Хаджемук, – я вот вздремнул слегка, ночь, понимаешь, не спал, Хаджитечико ловил.
– Ну и как?
– Взяли, – потянулся Хаджемук, – в изоляторе сидит.
– А зачем взяли?
– Как это? – повел плечами Заур.
– Насколько мне известно, Хаджитечико никому зла не сделал. Просто он нелюдимый по натуре, жил сам по себе в лесу. За это ведь не судят?
– Ну, не скажи! – ответил Хаджемук. – Кто же по-твоему воровал в аулах?
– Сами друг у друга, а на Хаджитечико вину валили.
– Предположить все можно, – Заур поднялся и прошелся по кабинету.
– Не предположение это, а факт, – возразил Исмаил. – Помнишь, осенью прошлого года участились кражи. Я в ту пору пять дней за ним следил. Он не выходил из леса в аулы, а добра пропало немало.
– Значит, выходил воровать в другой раз.
– Тебе, конечно, легче кражи на подозрительную личность списать, чем до конца разобраться, – не унялся Дауров. – Судьба человека, справедливость в счет не идут.
– Воровал Хаджитечико или нет, теперь роли не играет, – подытожил Заур. – Я доложил о его поимке в область. И еще. Для меня достаточно того, что он никчемный человек. Там, куда его определят, заставят приносить людям пользу.
– Целые семьи в Сибирь отправляем, десятки людей – в тюрьмы. Не много ли потерь для нашего народа?
– Шире смотри, Исмаил, шире, – представляя руками необозримые горизонты, ответил Хаджемук. – Не в одном народе дело, наше дело судьбу всего мира решает. Мы освободим его от рабства капитала.
– Вряд ли нам это удастся, если будем так действовать…
Хаджемук огляделся вокруг, словно сказанное могли услышать и передать кому-то стены кабинета.
– Ты о чем, Дауров? – надломил он брови.
Исмаил поднял голову:
– Знаешь, я человек не очень грамотный, но разуменье насчет происходящего имею. Нельзя бесконечно куражиться над людьми, пользуясь властью. Мы с тобой прошли гражданскую, работаем бок о бок годы. Кем мы стали? Злодеями!
Хаджемук не понимал Даурова. Последнего это еще больше разгорячило.
– Да посмотри на себя со стороны! – не выдержал он. – Как говорят в народе, будь твоя воля, ты травке, что часок двум овечкам хватило бы пощипать, не дал бы прорасти. Хватит воевать, жизнь надо строить!
– А с врагами советской власти как?
– Конечно, их у нас немало, – продолжил спор Исмаил, – но большинство врагов мы придумываем сами или получаем по разнарядке, чтобы было с кем бороться.
– Тебе ли говорить о человеколюбии?
– Можешь чем-то попрекнуть?
– Да, – Заур откинулся в кресле, – помнишь бой под хутором Молоканским, когда ты разрубил белогвардейца с плеча до бедра? Гордился этим.
– То было на войне. Не я его, он бы меня. Может, я и гордился, все мы тогда гордились умением рубить друг друга. Да, на мне много крови, но бесконечно в этой агонии быть не собираюсь.
– Ну и что надумал предпринять?
– Для начала уйду из ОГПУ.
– Еще чего! – рассердился Хаджемук. – Нет, брат-рубака, коль взялся за дело, имей мужество довести его до конца.
Духота и наступившее смятение чувств теснили грудь, Исмаил расстегнул ворот гимнастерки.
– Ты эти мысли брось! Не время! – пытался урезонить подчиненного Заур. – Классовый враг поднимает голову, коллективизации мешает, а ты допускаешь слабости.
Дауров слышал, но уже не слушал его. Они теперь были не на одной стезе. Заур остался с прежней правдой, Исмаил же искал другую. И не существовало такой силы, которая могла остановить его, ибо он хотел найти то, ради чего можно было жить завтра.
– Дзыбова раскулачили? – спокойно, словно не состоялось прежнего разговора, поинтересовался Хаджемук.
– Да, – ответил Дауров с тем же отвращением, которое испытал, когда красноармеец поволок на телегу старуху.
– Завтра поедешь в область, повезешь Хаджитечико, – закончил Заур. – А пока иди, отдохнуть тебе надо.
Ночью Исмаил проснулся от ощущения, будто его закрыли в тесном и прочно сбитом ящике. Не освободился он от него и тогда, когда открыл глаза. Теперь давило со всех сторон замкнутое пространство комнаты. Довольно просторная, на этот раз она показалась малой и неуютной. Через некоторое время путем простого, но казавшегося сложным умозаключения Исмаил обнаружил, что дело вовсе не в комнате, а в нем. Со вчерашнего дня он обрел душевный непокой, а с ним и тягостное состояние неустроенности. Потом, как бывало на привале перед атакой, Дауров заставил себя уснуть. Во сне побрел по гладкой и большой льдине, она вздыбилась, стала на ребро, а он упал и, крича от ужасающей невозможности ухватиться за что-либо, с пощипыванием в ладонях, поскользил стремительно вниз, в разверзшуюся бездну. Проснувшись вновь, Дауров не спал до утра и, едва забрезжило, поднялся с постели.
Он пришел в отдел, взял ключи у караульного и открыл камеру изолятора. В углу, на нарах, в холщовой рубашке сидел Хаджитечико. Он с безразличием посмотрел на вошедшего.
– Доброе утро! – поздоровался Дауров.
– Где ж оно доброе, – усмехнулся задержанный и с иронией добавил: – Коль считаешь его, Исмаил, таковым, будь гостем.
Они встретились взглядами, в глазах Хаджитечико вновь поселилось безразличие. Дауров же смотрел на него так, словно этот человек, может быть, познал в жизни то, о чем он только начинал думать.
– Странный ты, Хаджитечико, – сказал Исмаил.
– Это почему?
– Потому что даже здесь, в камере, будучи один, можешь держаться особняком.
– Так удобнее. Говорят, со стороны все виднее.
– Это в другие времена можно себе позволить жизнь со стороны наблюдать, в наше время надо быть с кем-то.
– А если я не нашел тех, кто мне по душе, как тогда?
– В тюрьму посадят, обобществлят.
Комиссарствовал Дауров без прежней одержимости. Вчерашний разговор с Хаджемуком, прошедшая ночь наложили на него глубокую печать усталости, он был напуган и сломлен внезапным переосмыслением себя. Хаджитечико заметил эту перемену.
– Похоже, тебе твое место в жизни изрядно надоело. Что сам другого не ищешь, прежде чем кого-то учить.
Уличенный Исмаил провел по лицу ладонью, стараясь стереть с него выражение усталости и растерянности. Он не возразил Хаджитечико, а только сердито бросил:
– Собирайся, в область тебя повезу.
– Это мы быстро, – засуетился задержанный.
Исмаил подождал, пока он наденет старые туфли, накинет телогрейку.
– И все-таки странный ты, – продолжил он, – меня всегда подмывало спросить, почему даже в сухую погоду ты ходил по-над плетнями, словно боялся испачкать на улице обувь в грязи?
– Любопытством, Исмаил, ты вроде никогда не страдал. Какая муха тебя укусила? – усмехнулся Хаджитечико.
– Знать интересно.
– Это от скромности, – ответил он. – И потом, я всегда доходил туда, куда шел, для чего было необязательно занимать всю дорогу, как некоторые.
Исмаил понял намек и согласился. Его покорила независимость суждений этого тщедушного человека, независимость, к которой сам стремился давно и которую только стал обретать.
Хаджитечико связали руки, посадили на тарантас. Исмаил устроился рядом. Воспользовавшись тем, что Бадурин еще не занял место ездового, шепнул задержанному:
– Так, парень, знаю, невиновен ты. Сдать лет на десять – совесть не позволяет. За аулом спрыгнешь, где ближе к лесу. Потом уходи из наших краев. Найдут – дадут больше, жизнь проведешь на каторге.
– А он? – Хаджитечико кивнул на Бадурина, устраивавшегося за вожжами.
– Ты должен успеть!
Они выехали в поле. Исмаил поддел ножом веревку на его руках. Как и было условлено, в одном из оврагов у леса Хаджитечико спрыгнул. Дауров подскочил и стал деланно расстегивать кобуру. Прошла секунда, вторая, третья, беглец пересек овраг, но они недооценили Бадурина. Красноармеец бросил вожжи, проворно схватил винтовку, она глухо рыкнула – Хаджитечико упал на опушке.
– Сидеть! – приказал Дауров Бадурину, а сам помчался к подстреленному. Пуля пробила ему легкие, он исходил кровью.
– Не успел я, – задыхаясь, произнес Хаджитечико.
– Потерпи, парень! – Исмаил попытался поднять его и отнести на тарантас.
– Не надо, дай умереть на траве, – отстранился Хаджитечико. Дауров вскочил на ноги и лишь только потом, признавшись в бессилии что-либо изменить в происходящем, опустил руки.
– Присядь, Исмаил, – тронул его сапог раненый.
Дауров склонился над ним.
– Я домик в верховье реки построил. Пожить не дали, – силясь, продолжил Хаджитечико. – Места там безлюдные, а у меня корова с вечера на привязи, не дай скотине помереть с голоду…
Он вздрогнул и закатил глаза…
Вечером, терзаясь случившимся, Исмаил пришел в отдел, доложил Хаджемуку.
– Бадурин мне уже сказал, – равнодушно ответил тот. – Жаль, конечно, парня, но что сделаешь. Так и доложу в область – убит при попытке к бегству.
- Парижские вечера (сборник) - Бахтияр Сакупов - Русская современная проза
- Пес. Книга историй - Александр Покровский - Русская современная проза
- А у нас во дворе… Повести и рассказы - Альфия Камалова - Русская современная проза
- Цирроз совести (сборник) - Андрей Шаргородский - Русская современная проза
- Дом у Желтой горы - Глеб Гурин - Русская современная проза
- Танцы с бряцаньем костей. Рассказы - Алексей Муренов - Русская современная проза
- Любя, гасите свет - Наталья Андреева - Русская современная проза
- Пойте им тихо (сборник) - Владимир Маканин - Русская современная проза
- Жизнь продолжается (сборник) - Александр Махнёв - Русская современная проза
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза