Адмирал Сенявин - Иван Фирсов

Мальчик поднялся на носки: под стеклом виднелся белый диск с таинственными знаками.

Вернувшись домой, он объявил матери:

— Беспременно, маменька, желаю, как Серега, на морского служителя выучиться.

Когда Сенявины возвратились в Комлево, мать позаботилась, чтобы сын возобновил занятия с приходским священником. Занятия со смышленым мальчиком вносили разнообразие в унылую рутинную жизнь. К тому же, кроме платы за обучение, хлебосольная хозяйка каждый раз приглашала батюшку отобедать, и, что было весьма не безразлично и вызывало его расположение, с непременным графинчиком.

К Рождеству Митя уже довольно бойко читал и сносно овладел письмом.

На Крещение в Комлево заехал отец.

Служба генеральс-адъютантом у вице-адмирала Сенявина требовала безотлучного сопровождения неугомонного начальника в его поездках по верфям Воронежа, Таврова, Павловска. Много хлопот вызвал и новый военный порт на Азовском море — Таганрог. За год он, бывший армейский офицер, увидел и понял многообразие и сложность флотской службы сравнительно с сухопутной. Что требовалось от солдата? Строевая служба, умение владеть штыком, стрелять из ружья или палить из пушки. Всем этим он занимался в мирное время и готовил себя к войне. Матрос же служил на корабле и должен был, кроме перечисленных навыков, ежечасно выполнять обязанности по обслуживанию корабля. Корабль снимался с якоря, матрос крутил вымбовку шпиля, выбирал якорный канат. Ставили паруса, и матрос быстро поднимался по вантам, бежал по реям, сноровисто орудовал со снастями и парусами. Когда корабль совершал маневр, то подчас от одного матроса зависело, будет он успешным или неудачным. Все это рассказал Николай Федорович сыну и похвалил его за желание учиться в Морском корпусе. Жену Сенявин пожурил за то, что не определила второго сына в Морской корпус тогда же, но Мария Васильевна жалостливо ответила:

— Мал больно еще Митяша, да и не сведущ в учении.

— Об этом я тоже поразмыслил, — ответил Сенявин, — потому завтра задержусь в Боровске. У полкового командира испрошу позволения определить его в полковую школу.

В то время в городках и местечках, где находились на постое полки, существовали гарнизонные школы для солдатских детей. В бытность службы в Измайловском полку Николаю Федоровичу не раз приходилось набирать рекрутов из таких школ, в которых учились дети, прижитые солдатами от местных девок во время долгой службы или после ее завершения.

Четверть века тянул лямку солдат. В местах, где квартировали полки и батальоны, в окрестных деревнях крепостные незамужние девушки нередко имели от солдат детей. Если же случалось солдату остаться после окончания службы невредимым, он нередко женился на ней. И в том и в другом случае дети этих солдат не являлись собственностью помещиков, как крепостные. Но по царскому указу, когда достигали семи лет от роду, шли в гарнизонные школы. Восемь лет учились они словесности и письму, арифметике, строевой службе, артиллерии и инженерному делу, а потом шли в рекруты.

Сенявин и раньше встречал в таких школах дворянских детей. В провинции в те времена не было учебных заведений, и дворяне побогаче старались найти для обучения своих детей гувернеров. Те, кто победнее, отдавали детей в гарнизонные школы.

Заручившись разрешением полкового командира в Боровске, Сенявин договорился со смотрителем школы поручиком Неследовым о том, что сын начнет обучение весной, и просил за ним приглядеть.

Боровск находился всего в версте от Комлева, а школа размещалась в тихом переулке на берегу речки Протвы, в нескольких больших рубленых избах. Солдатские дети жили здесь же при школе на казенном коште. Одевали их в серые грубошерстные куртки и такие же штаны. Когда мать привела первый раз Митю, ребятишки с любопытством окружили новенького из «барчуков», но, получив строгий наказ от унтер-офицера, не испытывали его, по традиции, тумаками.

Вскоре Митя понял, что солдатские дети такие же, как и он, озорные малолетки, любопытные и сметливые в учении. За всякие проступки, а иногда без них, ребят наказывали розгами.

Митя, в отличие от них, жил на родительском иждивении и почти каждый день бывал дома. Изредка, в непогоду, поручик оставлял ночевать его в школе. Это доставляло ему большое удовольствие. Можно было порезвиться с однолетками.

Наступило лето, и нередко учеников под командой унтер-офицеров водили купаться на реку Протву. В этом месте речка шириной саженей в двадцать текла неспешно, размеренно. После нудных строевых занятий ребята с визгом и шумом барахтались в воде, а унтер-офицеры тут же старались научить их плавать. К концу лета Митя проплывал без остановки десять — пятнадцать саженей. В свободное время он не избегал сверстников, носился по двору, играя в лапту и бабки. Преуспевал он и в учении, в то же лето освоил арифметику, действия с дробями и степенями чисел.

Отец, узнав об этом, прислал письмо жене — наказал привезти сына зимой в Москву. Ожидалась поездка с адмиралом Сенявиным в Петербург. Надо было определять дальнейшую судьбу сына, которому шел десятый год.

После той поездки с сыновьями в Петербург Сенявины избегали посещать Москву. Еще ранней весной 1771 года в Москве появилась моровая язва, занесенная из южных провинций, и вскоре вспыхнула во всем городе. Смерть косила жителей, вымирали целыми кварталами. Осенью в столице, покинутой правителями, началась паника, голод. Простой народ поднял бунт, убили нескольких чиновников и московского архиерея. Последствия эпидемии давали о себе знать и в следующем году. Однако постепенно она стала затухать и окончательно прекратилась глубокой осенью.

Получив в декабре письмо от мужа, Мария Васильевна отправилась в Боровск.

— Ну вот, Митенька, мы и дождались своего часа. Батюшка наш Николай Федорович велит нам в Москву отправляться. — Она погладила сына по голове и прижала к себе.

Как-никак он оставался последним мужчиной в семье.

В Никольские морозы ранним утром, едва тусклое солнце показалось из-за соснового бора, вплотную подступавшего к Комлеву, из усадьбы Сенявиных выехали сани с кибиткой. На повороте Митя выглянул. Длинный порядок единственной сельской улицы, обозначенный струйками дыма, замершими в студеном небе, постепенно скрывался за соснами. Оттуда, затихая, едва доносился лай потревоженных собак. Родное село он всегда покидал без грусти, потому что любил поездки в другие места и прежде, знал, что наверняка вернется в отчий дом. Что-то ожидает его в этот раз…

В эти же дни, сумрачным февральским вечером 1773 года, по накатанному Рязанскому тракту в сторону Москвы ехала запряженная тройкой кибитка. Когда ее встряхивало на ухабах, дремавший Николай Сенявин поневоле клевал носом и тыкался головой в прикрытые медвежьей полостью колени сидевшего напротив вице-адмирала Алексея Наумовича Сенявина. В отличие от своего генеральс-адъютанта, адмирал бодрствовал. Думы и заботы об Азовской флотилии не покидали его с момента выезда из Керчи. За время долгого пути не раз перебирал он в памяти события минувших двух кампаний.

…В мае 1771 года Алексей Сенявин поднял флаг на корабле «Хотин» и вышел с эскадрой из десяти вымпелов в Азовское море. Корабли были не столь мощными, как у турок, но выучку экипажи, особенно артиллеристы, имели высокую. Российский флот после семидесятилетнего перерыва, со времен Петра I, вновь появился в Черноморье. За эту кампанию предполагалось овладеть берегами Керченского пролива, ключом от входа в Черное море. Армии предписывалось через Перекоп направиться в Крым, а части ее — к Керченскому проливу. Корабли русской эскадры должны были не допустить турецкий флот к проливу, оказать содействие сухопутным войскам с моря. В середине июня эскадра Сенявина направилась к Еникальскому проливу. Утром 19 июня сигнальный матрос на «Хотине» крикнул с марса:

— Вижу неприятеля к зюйду!

Турки, воспользовавшись попутным ветром, направились в район действия русских войск, но, обнаружив русскую эскадру, пришли в замешательство. Только встречный ветер и сильное волнение моря помешали Сенявину немедля атаковать неприятеля. Спустя сутки, когда штормовой ветер утих, Сенявин устремился в атаку на видневшуюся вдали неприятельскую эскадру. Турецкий флагман имел явное превосходство, но боя не принял. Эскадра Сенявина блокировала побережье. Турки, оказавшись без помощи, вскоре отступили от Керчи и Еникале, Россия возвратила владения далеких предков[7]. Однако турки оставались хозяевами на Черном море и в Крыму. Алексей Сенявин знал — для разговора с ними на равных нужен сильный флот. Потому-то добрую половину прошлого года и провел он на азовских верфях. Там один за другим сходили со стапелей новые корабли. Адмирал готовил новую эскадру для действий на Черном море.