Тест для ангелов. Серия «Корни и крылья», книга 2 - Таша Истомахина

Внезапно в голове я услышала бодрое, но чужое:

«Бросайте дела. Будем разгонять потьму вашей невежественности».

Моя копия хмыкнула.

– Ага. В сто первый раз

«Тут уж я не виновата, что знания тебе влеготку не даются, Меланьюшка».

На мой немой вопрос приподнятыми бровями, Мелания пожала плечами и шепнула:

– Что-то про структуру Вселенной, – а потом в полный голос, как говорят для стариков, добавила, – Только в камине огонь разведу, а то в холоде знания не усваиваются.

«Можешь громко не озвучивать. Я, во-первых, не глухая, а, во-вторых, мысли твои читаю, несмотря на все уловки. И, скажу, что мозги твои весьма болтливы».

Мелания ловко сложила поленья в камине, бурча под нос:

– Как будто мне нравится городить защиту от тебя детскими стишками. О личном лишний раз не подумаешь из опасенья быть подслушанной

Тут, как назло, мне в голову полезли самые разнообразные мысли, которые я бы хотела скрыть от посторонних. О Серафиме, о прочих разностях. Я попыталась заглушить их где-то услышанной фразой «От ворон отстала, к павам не пристала», повторяя эти слова снова и снова.

В каминной трубе внезапно, сильно и с гулом потянуло.

– Дрова горят с треском – это к морозу, – сказала Мелания, пурхая кочергой калиновый жар.

– А сейчас разве не мороз?! – я невольно ужаснулась.

«Девоньки, вам не интересно, что ли, кем вы друг другу приходитесь?».

– Как-нибудь разобрались бы.

Я возразила:

– Мне очень интересно.

«Тебе, Стеша, полагаю, Серафим многое объяснил перед Паворотью»

– Да, он сказал, что я Иверень, и что я унесла от своего Заглавня смелость.

«Тут он прав»

Я осторожно спросила, стараясь придать своему голосу должное уважение к чужим секретам.

– А какую эмоцию забрала Мелания?

«Она – Сколок, а не Иверень»

– Ничего себе! – тут уж я воззрилась на свою соседку с нескрываемым интересом. – Я думала, что Сколки должны быть…, ну даже не знаю… наверно… ярче, что ли.

– Вот спасибо за доброе слово, – отозвалась Мелания. – Сколки-осколки, Заглавни-плавни, Иверени… даже рифму не подберешь. Ну как все это может в голове улечься рядами? Кто придумал-то? Наверно Сам во всем этом не разбирается. Отвлекся, поди, ненадолго, а все давай втихушку фрагментироваться.

«Я тебе, Меланья, сколько буду говорить про пользу чтения. Возьми с полки книжку и освежи в памяти постулаты, которые и твоей жизни касаются».

Мелания неохотно слезла со стула, ну очень долго перебирала книжки, пока не вытащила из-под стопки журналов тонкую брошюру.

Взглянув на обложку, я ахнула.

– Дети заметили, что у него неровное дыхание, но в квартире было так жарко от раскаленных батарей, что я велела ставить таз с водой, чтобы как-то снять сухость воздуха. Савелий жаловался на приступы холода, его часто морозило последнее время, но я и не предполагала, что это предвестье сердечного приступа, думала, что так проявляются симптомы гриппа.

Маруся весь прошлый год то уходила от Савелия, то возвращалась к нему снова, держа мужа в постоянном нервическом тонусе. Она была тонкая, смуглая, каштановые волосы убраны косой – вроде ничего особенного, а глаза трудно отвести.

Я рассеянно слушала ровный голос собеседницы, вяло размышляя о том, как я, такая независимая и почти не поддающаяся манипулированию, попала в чужую планетарную систему. И ведь даже не крупный объект, а так – спутник или астероид на широких просторах Вселенной, что кружится вокруг Центрального Солнца по имени Маруся. Переживания за здоровье Савелия она приняла как нечто само собой разумеющееся, всячески поощряя мои вечерние появления в больнице с пакетом мелких мандаринов и пачкой творога. Даже было слегка обидно оттого, что ей и в голову не приходило хоть немножко ревновать Савелия ко мне.

Он, в свою очередь, наслаждался вниманием, и в этом эгоцентризме было что-то детское. И капризничал Савелий, как полагается малому дитя: «Заберите меня отсюда, мне не нравиться. Котлеты большие, конфеты маленькие. Ведер нет, чтобы выбрасывать, и заставляют всё съедать».

Что тут говорить – он просто был счастлив возвращением Маруси.

Мы с Савелием не успели даже наговорить глупостей, а не то, что их натворить, за ту пару минут, что прошли от момента его признания в разрыве с женой и началом сердечного приступа. Но в этот коротенький миг он убедил меня в том, что во всех событиях прошлого года присутствовал какой-то скрытый смысл. Что не напрасно я нашла записку Фимы, поехала в Санкт-Петербург, попала в квартиру своих бабушек, и что так же не случайно попали в мою жизнь новые знакомые. Стремление отыскать «своего» человека видимо неистребимо, поэтому, я так эмоционально вовлеклась в эту историю и незаметно для себя я опустошила свои запасы энергии. И не случайно меня затянуло в мир Маруси, хотя мне было здесь не место – холодно, пусто…

Оплетенный трубками и проводами, в мятой больничной пижаме, Савелий пытался нас развеселить. Он рассказал, как вчера медсестра привезла его в кресле-каталке на сложное обследование. Пятеро или около того мужчин дожидались своей очереди в полутемном коридоре кто по живой очереди, а кто по предварительной записи. Через полчаса тягостного всеобщего молчания раздосадованных мужчин из кабинета вышел врач, держа в руках медицинскую карту, обвел присутствующих взглядом и совершенно серьезно спросил:

– Ну, и кто из вас Татьяна Петровна?

Савелий тогда не удержался:

– Наверно, я.

Именно эту, чуть насмешливую и ненавязчивую манеру разряжать напряженность, я ценила в Савелии больше всего.

Однако, как вскоре оказалось, он не единственный владел столь нужным даром гасить нервозность. Когда, раскланявшись, я собралась, наконец, отправиться в свою жизнь и сделать там хоть толику полезного лично для себя, то зазевалась. Пока прикидывала, какое же домашнее дело самое неотложное, меня внезапно больно прижало к стене коридора большими носилками. У санитара, что стоял ближе ко мне, короткие рукава формы открывали руки, оплетенные набухшими боевыми жилами. Мельчая, они изникали, разбиваясь к кистям на зримые узловатые отжилки.

Придавленная к стене, я мешала продвижению носилок, поэтому приготовилась получить злобный окрик людей, что переносили лежачего пациента. Однако прозвучало не грубо, скорее устало и мягко:

– Деушка, вам, может, и не по глазам, но тут пациента кантуют.

Напарник с другой стороны носилок фыркнул, однако, ругать меня тоже не стал. Я поспешила протиснуться к двери, чтобы никого не задерживать. Поэтому оглянулась в последний момент, когда санитар, чьи руки меня напугали, уже вносил пациента в палату. Оказывается, руки были самым красивым у этого человека.

«Бог, разобрав мой центр осознания, запер мои осколки в многочисленных измерениях» – так было написано синими чернилами на мятой, рваной краями титульной странице брошюры

Я держала в руках эссе Этель, моей дорогой восьмидесятилетней подруги, вступившей в Павороть раньше меня. Её Дракон Стожар был золотым, веселым и беспечным. Этель стала наставницей многих, описав в своей книге, кто мы такие и зачем существуем. Но думаю, что она и в самых смелых своих мечтах не предполагала, что ее самиздатовское произведение будет читаемо не только в Ландракаре, но и других Мирах.

Я помню, как отчаянно рыдала, когда Этель вошла в свою Павороть. Никто, даже Серафим, так и не смогли до конца убедить меня в неотвратимости этого события для каждого Ивереня. Мне было сложно принять мысль о том, что я лишь фрагмент, который рано или поздно добровольно соглашается на слияние с якобы существующей бОльшей Частью себя.

Как раз об этом Мелания бубнила сейчас себе под нос

– Во Вселенной существуют параллельные миры, среди которых есть место с проявленным в нём Главным воплощением – Заглавнем. Это сознательная форма с Душой и Божественной Искрой— Духом, которые объединены в ЖИВЕ. Под влиянием сильного потрясения, Заглавень может фрагментироваться. Такой Фрагмент Души – Иверень – уходит в параллельную реальность, забирая с собой ту самую ярко выраженную эмоцию, что была задействована в стрессовой ситуации. Иверень проявляется в другой реальности и проживает свою жизнь…

Я слушала монотонный голос Мелании в пол уха, прилипнув к окну, потому что глаз не могла оторвать от дивной и ладной красоты Филомены.