Пробный камень - Эрик Рассел

– Это можно понять, – согласился Рэндл. – Но что с того?

– Триста лет создали ореол святости вокруг всего, что говорил и делал Фрэйзер. Вся полученная от него информация сохраняется дословно, его советы лелеются в памяти, его предостережениями никто не смеет пренебречь. – На миг Бентон задумался. – А Фрэйзер предостерегал их: велел опасаться Земли, какой она была в его время.

– Велел он им при первом же случае снять с нас живых кожу? – осведомился Гибберт.

– Нет, этого он как раз не говорил. Он предупредил их, что земляне, те, которых он знал, сделают выводы не в их пользу, это принесет им страдания и горе, и может случиться так, что они будут вечно сожалеть о контакте между двумя планетами, если у них не хватит ума и воли насильно прервать вредный контакт.

– Фрэйзер был стар, находился в последнем путешествии и собирался пустить корни, – заметил Рэндл. – Знаю я таких. Еле на ногах держатся, ходят вооруженные до зубов и считают себя молодцами, а на самом деле весь заряд давно вышел. Этот тип слишком много времени провел в космосе и свихнулся. Пари держу: ему нигде не было так хорошо, как в летящем звездолете.

– Все может быть. – В голосе Бентона послышалось сомнение. – Но вряд ли. Жаль, что мы ничего не знаем об этом Фрэйзере. Для нас он только забытое имя, извлеченное на свет божий из письменного стола какого-то бюрократа.

– В свое время и я стану тем же, – меланхолически вставил Гибберт.

– Так или иначе, одним предупреждением он не ограничился; последовало второе – чтобы они не слишком-то спешили нас отвадить, ибо не исключено, что тогда они потеряют лучших своих друзей. Характеры людей меняются, поучал Фрэйзер туземцев. Любое изменение может послужить к лучшему, и настанет день, когда Шаксембендеру нечего будет бояться. Чем позднее мы установим с ним контакт, утверждал он, тем дальше продвинемся на пути к будущему, тем выше вероятность перемен. – Бентон принял озабоченный вид. – Учтите, что, как я уже говорил, эти взгляды стали равносильны священным заповедям.

– Приятно слышать, – заворчал Гибберт. – Судя по тому, чти Дорка наивно считает своими затаенными мыслями – а может, то же самое думают и все его соотечественники, – нас либо вознесут, либо перебьют, в зависимости от того, усовершенствовались ли мы по их разумению и соответствуем ли критерию, завещанному чокнутым покойником. Кто он, собственно, такой, чтобы судить, дозрели мы до общения с туземцами или нет? По какому признаку намерены определить это сами туземцы? Откуда им знать, изменились ли мы и как изменились за последние триста лет? Не понимаю…

Бентон перебил его:

– Ты попал своим грязным пальцем как раз в больное место. Они считают, что могут судить. Даже уверены в этом.

– Каким образом?

– Если мы произнесем два определенных слова при определенных обстоятельствах, то мы пропали. Если не произнесем – все в порядке.

Гибберт с облегчением рассмеялся.

– Во времена Фрэйзера на звездолетах не устанавливались мыслефоны. Их тогда еще не изобрели. Он не мог их предвидеть, правда?

– Безусловно.

– Значит, – продолжал Гибберт, которого забавляла простота ситуации, – ты нам только скажи, какие обстоятельства представлял себе Дорка и что это за роковые слова, а мы уж придержим языки и докажем, что мы славные ребята.

– Все, что зарегистрировано насчет обстоятельств, – это туманный мысленный образ, указывающий, что они имеют какое-то отношение к этому самому храму, – объявил Бентон. – Храм определенно будет испытательным участком.

– А два слова?

– Не зарегистрированы.

– Отчего? Разве он их не знает? – чуть побледнев, спросил Гибберт.

– Понятия не имею. – Бентон не скрывал уныния. – Разум оперирует образами, значением слов, а не их написанием. Значения облекаются звуками, когда человек разговаривает. Поэтому не исключено, что он вообще не знает этих слов, а может быть, его мысли о них не регистрируются, потому что ему неизвестно значение.

– Да это ведь могут быть любые слова! Слов миллионы!

– В таком случае вероятность работает на нас, – мрачно сказал Бентон. – Есть, правда, одна оговорка.

– Какая?

– Фрэйзер родился на Земле, он хорошо изучил землян. Естественно, в качестве контрольных он выбрал слова, которые, как он считал, землянин произнесет скорее всего, а потом уж надеялся, что ошибется.

В отчаянии Гибберт хлопнул себя по лбу.

– Значит, с утра пораньше мы двинемся в этот музей, как быки на бойню. Там я разину пасть – и не успею опомниться, как обрасту крылышками и в руках у меня очутится арфа. Все потому, что эти меднолицые свято верят в западню, поставленную каким-то космическим психом. – Он раздраженно уставился на Бентона. – Так как, удерем отсюда, пока не поздно, и доложим обстановку на Базе или рискнем остаться?

– Когда это флот отступал? – вопросом же ответил Бентон.

– Я знал, что ты так ответишь.

Гибберт покорился тому неизбежному, что сулил им завтрашний день.

Утро выдалось безоблачное и прохладное. Все трое были готовы, когда появился Дорка в сопровождении десятка туземцев – может быть, вчерашних, а может быть, и нет. Судить было трудно: все туземцы казались на одно лицо.

Поднявшись на борт звездолета, Дорка спросил со сдержанной сердечностью:

– Надеюсь, вы отдохнули? Мы вас не потревожим?

– Не в том смысле, как ты считаешь, – вполголоса пробормотал Гибберт. Он не сводил глаз с туземцев, а обе руки его как бы случайно лежали у рукоятей двух тяжелых пистолетов.

– Мы спали как убитые. – Ответ Бентона против его воли прозвучал зловеще. – Теперь мы готовы ко всему.

– Это хорошо. Я рад за вас. – Взгляд темных глаз Дорки упал на пистолеты. – Оружие? – Он удивленно моргнул, но выражение его лица не изменилось. – Да ведь оно здесь не понадобится! Разве ваш Фрэйзер не уживался с нами в мире и согласии? Кроме того, мы, как видите, безоружны. Ни у кого из нас нет даже удочки.

– Тут дело не в недоверии, – провозгласил Бентон. – В военно-космическом флоте мы всего лишь жалкие рабы многочисленных предписаний. Одно из требований устава – носить оружие во время установления всех первых официальных контактов. Вот мы и носим. – Он послал собеседнику очаровательную улыбку. – Если бы устав требовал, чтобы мы носили травяные юбки, соломенные шляпы и картонные носы, вы увидели бы забавное зрелище.

Если Дорка и не поверил несообразной басне о том, как люди рабски повинуются уставу даже на таком расстоянии от Базы, он этого ничем не выказал. Примирился с тем, что земляне вооружены и останутся при оружии независимо от того, какое впечатление произведет это обстоятельство на коренных жителей планеты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});