Рейтинговые книги
Читем онлайн Охота на мух. Вновь распятый - Лев Златкин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 145

Несколько лет назад Мир-Джавад застал на лестнице сидящую на ступеньке и плачущую Дильбер, соседку, старше него на два года, толстую девчонку, но довольно красивую. Она плакала над раскрытой книгой.

— Отлупили? — с надеждой спросил Мир-Джавад, которого секли три-четыре раза в день.

— Нет, меня никогда не бьют! — всхлипывая, ответила Дильбер.

— Так чего ревешь, дура? — разочаровался Мир-Джавад.

— Обезьянку жалко, — пожаловалась Дильбер, ткнув пальцем в книгу.

Мир-Джавад взял раскрытую книгу и медленно, по слогам, прочел, как маленький Филипп во дворце жег на самодельном костре обезьянку. „Королевское удовольствие“, — вздохнул про себя Мир-Джавад и с тех пор каждый день испытывал его и удовлетворял, сжигая мух…

На веранду из своей комнаты вышел Вазген, направляясь в уборную. В горячий самум сознание его почти отключалось, и он на короткое время получал передышку: куда-то улетучивалась пыльная, ровная, затопленная жарким солнцем дорога, столб, к которому он был привязан, и его юная жена Ануш, чье растерзанное тело тяжким крестом Вазген нес по жизни.

— Мальчик, ты в каком классе? — спросил Вазген, словно в первый раз увидел Мир-Джавада.

— В шестом, — неприязненно ответил Мир-Джавад, ожидая очередного крика „недорезанного“.

— Хочешь, я возьму тебя на концерт в филармонию? Ты был хоть раз на концерте?

— Не хочу!

— Познакомишься с Моцартом, с Бетховеном…

— Мне твоих друзей не надо…

Из кухни закричала бабушка Мир-Джавада:

— Опять пристаешь к мальчику, бесстыжий, вот заявлю на тебя в полицию, как ты занимаешься своими турецкими штучками, суннит несчастный…

Бабушка выглянула из кухни и, окинув опытным взглядом Мир-Джавада, закричала уже на него:

— Опять портишь иголку?.. Смотрю, почему иголки закалены, а это шлюхин сын развлекается, нет чтобы брать пример с героя-отца…

Отец Мир-Джавада, мелкий лавочник и тайный наркоман, был расстрелян прогнившим режимом Ренка за то, что, хотя и без его ведома, в его лавке целую ночь скрывались от преследовавших их жандармов повстанцы во главе с Гаджу-саном. Мать Мир-Джавада работала помощником у видного деятеля управленческого аппарата Исмаил-паши, который в благодарность за помощь два раза в неделю приходил к ней домой, очевидно, помочь по хозяйству, для чего они запирались на ключ в отдельной комнате…

Самое лучшее время года в горах Серры — ранняя осень. Сады и виноградники радуют глаз. Благодатный край, щедрая земля. Но нет на ней мира. Когда один тянет к себе больше, чем ему нужно, больше, чем он может съесть, то другому не хватает и необходимого… В природе все уравновешивается. Насилие рождает насилие, а тот, кто роет яму другому, частенько в нее попадает сам…

Глава Каланчаевского района-виллайята сардар Али верил в революционную справедливость по-своему: у него идиот получал столько же благ, сколько и гений, ведь у гения есть утешение в собственной гениальности, а бедный идиот не осознавал даже своего идиотизма.

„Всем по возможности, от каждого по нужде“! — этот лозунг у сардара Али висел везде, где только можно было привесить разноцветную тряпку с белыми буквами, даже на общественных туалетах, которые убирались и мылись раз в месяц, в них больные астмой или сердечники умирали от миазмов, но зато в каждом висели большие таблички с надписью: „у нас не курят“!

Мир-Джавад трясся в автомобиле, рвущемся в горы по покрытой колдобинами пыльной дороге. Все меньше оставалось времени охотиться на мух, все больше ответственных поручений стали ему поручать, а то, по которому он ехал, было самым ответственным. Другой бы на его месте наслаждался редким покоем, выпадающим лишь в дороге, но Мир-Джаваду такое наслаждение не нравилось. Ему лишь нравилось, когда ребятишки стайками бежали за машиной, крича: „Сардар, сардар приехал“!.. Нравилось чувствовать себя богом в этой забытой богом дыре. Ему выносили в селениях чурек с солью, отводили на постой лучший дом, а Мир-Джавад устраивал для них митинг, где выступал всегда с одной и той же речью, обрушивая на их головы поток слов, которых и сам толком не понимал, читая их по бумаге, данной ему секретарем Атабека. „…Народное правительство о вас заботится, думает только о народе… в целом, о массах, вы уже ощутили эту пристальную заботу, а если нет, то в ближайшие сто лет расцветете и Запахнете, вам дают все, а вы должны отдать больше, чем вам дают, чтобы показать, как вы любите свое народное правительство, вы просто обязаны отдать своему правительству все свои силы, все свое достояние, все, что вы имеете, — это народное, а то, что народное, — это государственное, а что государственное, — это правительственное, а покушаться на общенародное достояние, грабить государство мы никому не позволим, как бы он высоко ни сидел, наш отец-орел парит над всеми нами, своими мощными крылами защищает нас, а его зоркий соколиный глаз видит каждого врага, кто еще даже не мыслит об этом, но имеет гнусную склонность подрывать веру в справедливость нашего исключительного и единственного в мире общества, выявляйте таких людей, составляйте на них списки, пусть они еще не знают, что они уже враги, вы должны это знать, будьте бдительными“…

Седобородые аксакалы согласно кивали головами, не понимая ни слова из сказанного, но не решаясь ни себе, ни другим в этом признаться.

Шофер, одетый в кожаную куртку, черную и блестящую, с маузером на боку, снимал всех „на память“ для особого отдела Комиссии контроля за настроениями счастливых и свободных и заодно Мир-Джавада зарубежным фотоаппаратом „Лейка“, вызывая зависть у малообразованных скрипом кожи, блеском фотоаппарата, неподвижной значительностью.

По вечерам Мир-Джавад принимал поодиночке целеустремленных идиотов, которые считали, что их обижают, уравнивая с гениями: те ничего не делают, только думают, ишак тоже думает, голова большая, а мы работаем, строим, что строим, — неважно, главное, что строим, мы не думаем, работаем, те думают, но не работают, все получаем одинаково, несправедливо, сардар района думает, что те, кто думают, что-то значат, нам не нужны те, кто думают, нам нужны те, кто работают, кто не работает, тот не ошибается, если ошибаемся, — значит работаем, те, кто думают, — не ошибаются, но они и не работают, а всем ясно, что, если кто не работает на строительстве нового общества, — тот гнилой осколок сметенного ветром переворота деспотического режима Ренка, когда была только низменная свобода уехать из страны и вернуться обратно, выбрать для удовлетворения своего брюха что-нибудь вкусное из обилия еды, но не было ни грамма свободы строить новое светлое здание, на строительство которого обязательно надо согнать насильно, под охраной, всех, кто в состоянии трудиться, имеют право не работать только те, кто не может, у кого нет сил, но они не имеют права требовать от нас и еды, „кто работает — тот живет“, „кто не работает — умирает“, светлое здание надо строить быстрее, отдать строительству все силы, даже если не останется сил жить в этом светлом здании, но другие нам скажут: „молодцы, вот спасибо“!

Однако во всех недовольствах сардаром Али Мир-Джавад не находил той „компры“, которой от него ждал Атабек…

„Нет ничего легче, чем выдумать правду, — вспомнил Мир-Джавад слова учителя математики, когда на вопрос: „сколько будет семью два?“ — ответил: „восемнадцать“! — Но твоя правда все же ближе к истине, чем если бы ты ответил: „двадцать пять“, правда, в математике важна истина, а не личная правда, поэтому я ставлю тебе „два““…

„А если нет ничего легче, чем выдумать, значит, надо выдумать, чем будет нелепее, тем больше нужно убедительности… Фотография, вот что мне может послужить „компрой“, но фотография чего?“

Райцентр был таким же грязным селением, только побольше в размерах. Мир-Джавад подъехал к самому большому зданию, уверенный, что это и есть дом сардара Али. К его удивлению, дом оказался местом собраний и принятий общих решений, перед домом висела большая корабельная рында, неизвестно как попавшая в этот сухопутный район-виллайят, очень далекий от моря, выполнявшая, очевидно, обязанности вечевого колокола.

„Из какой страны, интересно, приперли такую штуку? Какой-нибудь осман подумал, что золотой, вишь, как сверкает, кирпичом толченым чистят, не иначе капрал на военной службе пуговицы заставлял вас чистить таким молотым в пыль красным кирпичом“, — думал с завистью Мир-Джавад.

Сардар Али жил рядом в маленьком саманном домишке вместе с женой и кучей ребятишек. Печать спокойствия на его блаженном лице делала похожим это лицо на древние византийские иконы.

— Как жаль, что я не могу дать вам приют в своем доме, он слишком тесен, но я вас поселю по соседству, там живет вдова с дочерью, места много, очень уютно, — печально пропел он, и седина в его бороде и на висках блеснула чистым серебром, а в глазках стояла ласка и нежность. — Я вас там буду навещать, чай пить, разговаривать, как много у вас новостей должно быть, я вечность не выезжал из района, до сих пор в горах еще стреляют, свергнутые мстят, убивают из-за угла, один внедрился в полицию, сколько зла принес. Когда не защищают те, на кого возложена обязанность защищать, да еще грабят и убивают, то страшно. Разбойники на месте законодателей. Тогда и ложь станет правдой, правда ложью, черное белым, а белый цвет отменят указом: „то, что видится белым, только серое на самом-то деле“…

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 145
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Охота на мух. Вновь распятый - Лев Златкин бесплатно.
Похожие на Охота на мух. Вновь распятый - Лев Златкин книги

Оставить комментарий