Измена. Право на истинную (СИ) - Рууд Рин

— Ты поднялась в библиотеку, открыла двери и увидела меня, читающего в одиночестве.

Его слова яркими и детальными образами проникают в мою голову. Он отвлекается от чтения, удивленно приподнимает бровь и встает. Откладывает книгу, и с восторгом бросаюсь в его теплые объятия. Он целует меня, не верит, что я приехала раньше и прижимается к моей щеке своей. От него едва уловимо пахнет можжевельником, корой дуба и немного горькой рябиной. Его губы касаются моей шеи, ныряет рукой под накидку, но я отстраняюсь и шепчу, что мне надо привести себя в порядок.

— Ты прям не волчица, а русалка, — вздрагиваю от тихого голоса Ивара, который сидит на бортике ванной. Щурит глаза, что сияют в полумраке голубыми огоньками. — Ты, что, заснула?

— Похоже на то, — сажусь и откидываю влажные волосы за плечи. — Видимо, дорога вымотала.

— Жрицы загоняли мою сладкую девочку? — касается моей щеки.

— Поэтому я от них сбежала, как только смогла, — смеюсь и прижимаюсь щекой к теплой ладони Ивара. Как же я скучала по нему. Поднимаю взгляд. — Отдала все почести, покорно выпила и все съела, что они мне готовили… Сырая молотая печень еще ладно, но барсучий жир с брусникой по утрам, а затем часовые молитвы… — морщу нос, — отвратительно, Ивар. Это было очень тяжелая неделя.

— И для меня, Или, — мягко улыбается. — Минуты считал…

Поддаюсь в его сторону, встаю на колени и обвиваю его шею. Часть воды выплескивается на пол, а рубашка Ивара промокает от моих объятий:

— Я была очень послушной и старательной, — выдыхаю в его губы. — Жрицы благословили меня, Ивар…

— Если так, — он улыбается еще шире, — то…

Он недоговаривает и въедается в губы. Решительно встает, подхватив меня на руки, и вглядывается в глаза:

— Благословили на мальчика или девочку?

— Это известно только Матери Луне.

На пол падают капли воды, оставляя влажные темные кляксы на камне. За стенами замка воет ветер, бьется в узкое витражное окно у потолка и будто хочет что-то мне сказать и предостеречь. По ногам от ступней до колен ползет холодок, и я вздрагиваю.

— Замерзла? — шепчет Ивар и скользит взглядом по лицу.

— Да.

— Я тебя согрею.

Решительно выходит в спальню и кидает меня на шелковые простыни. Во взгляде Ивара пробегает быстрая темная тень, которая меня настораживает. Что это было? Это не нежность, не возбуждение, не нетерпение… Его глаза вновь вспыхивают огоньками и согревают меня. Краснею, когда Ивар расстегивает рубашку и оголяет мускулистый торс. Окна поскрипывают под новым порывом ветра.

Через несколько секунд я задыхаюсь под объятиями Ивара. Под густым желанием забыться в его сильных руках, проскальзывает искра страха, но жадный глубокий поцелуй прогоняет ее. Утробный рык Ивара отзывается в моей груди трепетом и мягкой вибрацией, и отдаюсь ему в его власть с наивным доверием.

Тяжело дышу, а Ивар оборачивается в белого волка, который прижимается ко мне пушистым боком, бьет пару раз по матрасу и кладет морду на грудь. Облизывается и тяжело вздыхает, прикрывая глаза. В такие минуты я пугаюсь, потому что почти не чувствую в волчьей груди человека.

— Я рядом, — ворчит Ивар. — Рядом.

— Однажды ты так в лес убежишь, — пропускаю густую шерсть на холке, прикрыв веки.

— Если только с тобой.

*** Ивар Лунный Коготь и Илина

Глава 4. Кристалл Забвения

— Я удивлена, — Гриза тихой тенью просачивается в кабинет и цепко наблюдает, как я прячу Кристалл Забвения в каменную резную шкатулку. — Я только слышала о таких камнях, но…

Поднимаю взгляд. Ее любопытство в любой другой ситуации меня умилило, но не сейчас.

— Откуда он у тебя?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Молча подхватываю бумажный нож, делаю надрез на ладони, и Гриза ежится. Кровь растекается по витеватому узору, впитывается в черный камень и раздается щелчок.

— И сработал камушек? — Гриза кусает губы и неловко улыбается. — Не злись. Это профессиональный интерес. Он, наверное, стоит целое состояние. И подобные артефакты выходят из-под рук опытных и одаренных чародеев.

— Да, темных чародеев, — недобро щурюсь. — Милая, вопросы сейчас лишние. Я был неосторожен.

Зверь во мне рвется в спальню. Ему было мало задремать в объятиях спящей Илины. Он требует ночь, потому что соскучился, а я тут со своими камушками вожусь и беседы веду с ведьмой, от которой воняет мерзкими духами.

— Зверь лютует? — Гриза всматривается в мои глаза. — Ну и жуткий ты сейчас.

И голос ему не нравится. Вот воркование Илины он бы слушал часами, а от этой гадины уши вянут.

— Неужели у меня нет шанса с ним подружиться?

— А ты как думаешь? — хрипло отвечаю я. — Если я с ним не дружу, то ты сможешь?

— Хорошо, — она ласково улыбается, — а если не подружиться, а очаровать?

Я знаю, на что она намекает. И это уже не первый раз. Я не такой уж особенный в своей проблеме и не одному мне приходится жить со строптивым зверем. Кто-то пьет настойки, вторые вешают на шею амулеты, третьи вдыхают пары особой смеси.

— Я Альфа, Гриза, — поскрипываю зубами, — не пристало мне подобным заниматься. Одурманенный зверь — слабый зверь. И больше об этом не говори, Гриза.

Прячет руки за спину, опускает взгляд в пол и шепчет:

— Прости, — через секунду поднимает робкий взор, — я могу загладить свою вину, мой Альфа?

— Не сейчас, — глухо клокочу я и опираюсь о край стола ладонями. — Ты не видишь?

Суставы пальцев похрустывают, покрываются шерстью и ногти вытягиваются в острые когти.

— Уходи, Гриза, и без резких движений, — позвонки тихо щелкают под рубашкой. — Эта ночь его.

— Слушаюсь, Альфа, — побледневшая Гриза отступает к двери, потупив взгляд.

Я чувствую ее страх перед зверем, и его глухим рыком. Тут и оборотнем не надо быть, чтобы понять, что мое животное начало в ярости и не потерпит пререканий от тупой девки. Гриза бесшумно прикрывает за собой тяжелую дубовую дверь, и я опускаюсь в кресло.

Закрываю глаза, делаю медленный выдох и сижу в тишине несколько минут. Волк ворчит, кружит в темноте моего сознания и огрызается. Он чует опасность, но не умеет в причинно-следственные связи. Это я понимаю, что происходит и почему, а он нет. Илина пыталась бежать, хотела от него отказаться и бросить.

— Я ее вернул, — шепчу в тишине, — она в безопасности. Она рядом, черт тебя дери. Она спела тебе колыбельную, урод ты мохнатый, в нос поцеловала, за уши потискала и щеки почесала. Имей совесть.

Медленно подчиняю разгневанного зверя своей воле, направив мысли к спящей Илине. Вот она. Она в замке, целая, невридимая и умиротворенная. Нет в ее снах тревоги, подозрений, обиды и злости. Никуда она не убежит.

Когда вторая часть меня утихает, я через толстые каменные стены призываю того, кто спит в одной из дальних комнат в правом крыле над темницей. Безымянный и нелюдимый слуга, который никогда не задает вопросов и скрывает ответы. Он рожден для приказов, о которых никто и никогда кроме него не узнает.

— Господин, — заходит в кабинет бесшумным и мягким шагом.

Простая льняная накидка с капюшоном, который скрывает его лицо.

— Пришло время вернуть эту вещицу, — придвигаю черную шкатулку к краю стола.

— Убедись, что кристалл будет уничтожен Мариусом. И мне не стоит говорить, что тебя никто не должен заметить?

— Нет, — голос у моего верного пса хриплый и тихий. — Буду тенью.

Подходит к столу, подхватывает шкатулку и прячет ее в складках накидки. Медлит, и раздраженно спрашиваю:

— Что?

— Вам потребуется второй кристалл?

— А он у него, думаешь, будет? — невесело хмыкаю я. — Такие побрякушки годами заговаривают.

Сила Кристалла Забвения в силах стереть все воспоминания и личность жертвы при желании, а я его потратил на то, чтобы убрать из головы своей истеричной жены лишь тонкую нить из ее памяти.