Мальчик, который хотел летать - Юлия Лим

Только без глупостей.

Глава 9

Зима в этом году холодная. Мы учимся, мозги скрипят, а учителя наседают с заданиями и наставлениями, заставляя усерднее готовиться к экзаменам. Родители ждут, что я продолжу учиться до одиннадцатого класса, но я хочу уйти после девятого. Школа для меня ненавистное место, где нужно выкручиваться, выслуживаться, и все ради золотой медали. Если она кому-то и нужна, то только маме, чтобы повесить на полку к остальным «трофеям». Ни один из них не принес мне радости, потому что я никогда не слышала от родителей даже простого «молодец».

– Ты сегодня задерживаешься? – спрашивает Катя.

– Да, нужно заполнить журнал… Ничего учителя без меня сделать не могут.

– Тебе помочь?

– Не-а, иди. Я в тишине все быстрее оформлю, – подмигиваю Кате и машу ей рукой.

– Не забудь позвонить!

Когда она уходит, в кабинете воцаряются уныние и тоска. Я заполняю журнал, выводя букву за буквой, цифру за цифрой, и думаю, что мне никогда ничего не дарят на четырнадцатое февраля. Дома под кроватью я храню коробку из-под конфет, в которой валяются валентинки от подруг и одноклассниц. Но разве можно назвать успехом то, что ни один мальчик не подарил мне частичку сердца?

– Ну и тупые мысли, – я хлопаю себя по щекам и сосредотачиваюсь на журнале.

Я выхожу на крыльцо, когда начинает темнеть. Мое внимание привлекает чья-то фигура. Осторожно обхожу ее и окидываю взглядом.

– Петя?..

– Лера… –    растерянно мямлит он, переминаясь с ноги на ногу.

– Ты чего здесь? У тебя нос красный.

– Мама сказала ждать.

– У тебя что, ключей от дома нет?

– Есть.

– Тогда чего не ушел?

– Мама сказала ждать, – повторяет он дрожащим голосом.

Я вглядываюсь в его в голубые глаза, и его волнение передается мне.

– Ты же замерз. Сколько часов ты стоишь на морозе? Совсем дебил? – фыркаю я.

– Как ты узнала?

Я открываю рот, чтобы ответить, но зависаю. Между нами возникает пауза, после которой люди обычно либо смеются и сближаются, либо избегают друг друга.

– Ты… ты же знаешь свой адрес, верно? – бормочу я, потупив взгляд.

– Знаю.

– Тогда, – поддавшись смешанным чувствам, я беру его за руку, – скажи мне его. Я отведу тебя домой.

Петя смотрит на меня, не моргая. Его рука более мягкая и податливая, чем я себе представляла. У большинства его ровесников кожа на руках куда грубее.

– Ты добрая, – говорит Петя, чуть сжав мою руку, и широко улыбается.

Айсберг вместо сердца постепенно оттаивает. Такая улыбка обезоружит кого угодно. Я невольно улыбаюсь в ответ. Он похож на маленького счастливого мальчика, и это… очаровывает.

Глава 10

Наша прогулка оказывается недолгой: Петя живет в двух кварталах от школы. Я разочарованно смотрю на серую многоэтажку, взирающую на нас многочисленными желтыми глазами.

– Иди, – я отпускаю его руку и прячу свою в кармане куртки.

– В подъезде темно.

– Ты что, и темноты боишься?

– Да.

Его лицо слишком серьезное для вруна. Да и не похож Воронцов на того, кто придуривается ради розыгрыша.

– Приложи ключи к домофону, – говорю я.

Он послушно делает это. Дверь открывается, и мы идем к лифту.

– Лифт не работает, – буднично замечает Петя.

– На каком этаже ты живешь?

– На двенадцатом.

– Ты, блин, издеваешься? – я топаю ногой. – Почему сразу не сказал?

– Не знаю.

Стиснув зубы, я пропускаю Петю вперед, и иду за ним по лестнице вплоть до двенадцатого этажа. Он совсем не устал, а с меня течет пот.

– Как ты вообще выживаешь без лифта? – сиплю я.

– Каждый день хожу по лестнице. Ты устала?

– Да. И хочу пить. Безумно.

Петя подходит к двери. Я свечу ему фонариком мобильника и после нескольких нелепых попыток замок открывается. На пороге нас встречает высокий мужчина.

– О, ты привел друга! – улыбается он. – Как тебя зовут?

– Э… Лера.

– Спасибо, Лера, что помогаешь сыну. Мы много о тебе слышали.

Я кошусь на Петю, ожидая от него стандартной реакции подростка в духе: «Пап, ну не надо!», но он скидывает обувь и уходит на кухню.

– Ты же староста, верно? – уточняет его отец.

– Ага.

– Ты уже знаешь, что Петр – особенный?

– Ну… наверное. Он все время говорит про маму и сегодня он ждал ее на морозе несколько часов!

– Она шла за вами, чтобы посмотреть, сможет ли он… довериться кому-то новому.

У меня чуть не отваливается челюсть. Я смотрю на дверь, размышляя, стоит ли мне сбежать отсюда и навсегда забыть про Воронцова и то, что я услышала.

– К чему эти ритуалы? – осторожно уточняю я.

И тогда отец Пети начинает говорить. Он успевает обрисовать правду всего в трех предложениях до того, как Петя возвращается со стаканом воды.

Глава 11

С тех пор я приглядываю за Петей. Если он мешкает, я беру его за руку, веду за собой и показываю то место, куда ему нужно прийти. Я знакомлю Петю с людьми, которые могут помочь. Учу обращаться с библиотечными карточками – пришлось потратить немало черновиков, прежде чем он научился безошибочно их заполнять.

Слова отца Пети перевернули мою жизнь с ног на голову. Я больше не стремлюсь стать Самой Лучшей Ученицей, не хочу радовать родителей отзывами о моей Преданности Титулу Старосты и бесконечными пятерками.

У меня наконец появляется что-то, что куда важнее всей этой школьной мишуры. Я могу заботиться о ком-то потому, что сама этого хочу, а не потому, что в свое время родителям приспичило обзавестись еще парочкой детей.

Это мой выбор.

Однажды, когда мы сидим в библиотеке, Петя спрашивает меня:

– Ты летала?

Я строчу конспект за конспектом, а он разглядывает обложку Питера Пена. Ему нравится держать книгу и проводить по выпуклым золотистым буквам.

– Нет, – отвечаю я не глядя.

– Не летай, – шепчет он. – Это очень больно.

Я покрываюсь мурашками. Смотрю на него исподлобья и чувствую страх.

– Почему?

– Ты упадешь.

В горле застревает ком. Я вспоминаю слова Петиного отца, и стискиваю зубы. Нельзя плакать. Только не перед ним. Нужно быть сильной!

– Лера, почему ты плачешь? – спрашивает Петя.

Я стараюсь не всхлипнуть, а слезы текут одна за другой.

– Моя тень не хочет ко мне прилипать, – бормочу я.

Не знаю, почему, но эта дурацкая повесть прочно осела у меня в памяти.

Глаза Пети округляются, он нервничает. Его дыхание учащается.

– Я не умею шить, – испуганно восклицает он.

Улыбнувшись, я вытираю слезы рукавом, и глажу Петю по макушке.

– И не надо. Я уже не плачу, видишь?

Он кивает и неумело берет меня за руку. Этот жест для нас столь же привычен, как чистка зубов и любая другая ежедневная рутина.

– Мне грустно, когда ты плачешь. Не плачь, – просит Воронцов.

Глава 12

В конце весны я организовываю выпускной для тех, кто решил уйти после девятого класса. Я до последнего молчу о своем решении присоединиться к ним, чтобы учителя не сдали меня родителям.

Петя помогает мне расставлять одноразовые тарелки и стаканчики, бегает за водой, иногда я отправляю его в магазин, и он с радостью выполняет мелкие поручения.

Не знаю, как сложится наша жизнь этим летом, но мне хочется верить, что у Пети все получится.