Летит стальная эскадрилья - Григорий Дольников

В 19-м году отец вернулся в Сахаровку. Здесь крестьяне избрали его председателем сельсовета. Во время коллективизации кулаки не раз стреляли в представителей новой власти из обрезов, запугивали их семьи. Однако колесо истории остановить уже было невозможно.

Когда я подрос, запомнились мне маршруты с отцом по нашим белорусским лесам - в то время он перешел на работу объездчиком лесничества.

...Протяжно завывает за окном сторожки февральский ветер. Весело трещат в печке, растопленной отцом, сухие дрова. А я с замиранием жду: вот раскроет он сейчас книгу, прибавит керосиновой лампой свету, и польется дивный рассказ о том, как в суровом краю белого безмолвия, измученные голодом, ползли человек и волк, как, умирая, человек не сдавался: бросил вызов самой смерти и победил.

Отец любил книги, особенно рассказы Джека Лондона, и эту любовь передавал нам, детям.

Наступил 1936 год. В дружной нашей семье никто, конечно, и не предполагал, что он принесет нам большое горе: косил по белорусским деревням людей неукротимый тиф. Сначала эпидемия унесла любимицу семьи - шестнадцатилетнюю сестру Лиду. А через месяц умер и отец, Устин Савельевич, чья жизнь была образцом не только для нас, детей, но и для многих, кто его знал.

Впервые по-мужски я понял, что за старшего в семье теперь оставаться мне. Возможно, потому и мать, узнав, что пришел вызов из кинотехникума, как ни печалилась, сказала:

- Езжай, сынок, учись. Так хотел твой папа. Знать, не судьба нам быть вместе...

Утром одного дня провожали меня в Витебск всей деревней. Чуточку торжественный, гордый - в город еду, на киношника выучусь, - я шел в отцовских сапогах с высокими каблуками. Младший братишка Володька, с завистью посматривая на меня, помогал нести крепко сбитый деревянный сундучок. Мать уложила в дорогу сало, колбасу, свежеиспеченные домашние булки. Деньги - 68 рублей - она аккуратно завернула в носовой платок я вручила мне, неоднократно инструктируя, где и как их хранить, как расходовать, чтобы хватило до Нового года. Соседский дед Алексей, бывалый солдат (в империалистическую в плену был, по всей Германии кочевал), напутствовал, как вести себя в большом городе: никому не доверять, рассчитывать только на свою голову. А дядя Яким, наоборот, советовал прислушиваться ко всем и учиться у людей: "Не суши мозги, Гришка. Будь что будет! С богом в путь большой..."

* * *

И вот Витебск. Выйдя из вагона, я сориентировался по надписям на стенах вокзала и стал в хвост очереди - напротив слова "Кассы". Добросовестно простоял больше часа, передвигая за собой деревянный сундучок с харчами. А очередь еще длинная, и кто-то сзади посоветовал:

"Чего маешься, парень? Сдал бы сундук-то в камеру хранения". "Что за камера? Где такая? - прикинул про себя. - Ничего мне дядя Яким не говорил об этом".

Ближе к окошку достал отдельно лежавший рубль. Попросил билет до улицы Дмитрова, где находился мой заветный кинотехникум. Молодая полная кассирша на мгновение оторопела. Потом вдруг высунулась из окошка и закричала:

- Марш отсюда, шпана! Без вас тошно!

В очереди кто-то захихикал. Я отошел в сторонку, недоумевая, чем вызвал гнев и смех. Но тут стоявший неподалеку в старой солдатской гимнастерке человек, разобравшись, в чем дело, объяснил, что билеты для передвижения по городу продаются прямо в трамвае, и показал, где трамвайная остановка. Однако препятствия на пути к кинотехникуму на этом не кончились. Войдя в трамвай с передней площадки, я стал искать кассу, чтобы все-таки купить билет. Ее не оказалось.

Весело бежал по городу красный вагончик с пассажирами, позванивал беззаботно. А в моей голове роились тревожные мысли: "Выходит, еду безбилетным - зайцем. Значит, опять посмеялись надо мной. А ведь, чего доброго, оштрафуют..." "Граждане, кто еще без билета?" - вдруг услышал голос. И тогда, расталкивая стоявших рядом, я радостно кинулся с сундучком куда-то в противоположный угол трамвая.

Подав кондуктору рубль, дважды сообщил ей, что мне ехать надо до улицы Дмитрова. Получил сдачу, пересчитал - все правильно. И все же брали сомнения: "Почему за разные расстояния цена билетов одинакова? Ведь этак можно до вечера кататься!" Рассуждая про себя о странностях городских порядков, я вдруг заметил, что трое парней как-то подозрительно крутятся возле женщины с ридикюлем. Еще мгновение - и вот один из них ловко вытащил из сумочки кошелек, и все трое быстро направились к выходу. "У вас украли..." - только успел сказать я, а общий шум, крик, негодование пассажиров выразили разве что сопереживание - воришек и след простыл. Горько было мне, что не смог вовремя помочь женщине, однако после драки кулаками не машут.

Через два часа, когда я снова катил трамваем уже в поисках общежития, перед выходом почувствовал вдруг сильный толчок в спину и вместе с сундучком вывалился из вагона на грязную улицу. Место оказалось безлюдное, окружили меня те трое. Дрались недолго: силы были неравные. После тумаков и дележки содержимого моего сундучка получил предупреждение:

- Будь здоров, деревня! Язык прикуси покрепче - длинный он у тебя не в меру.

Целую неделю сдавал экзамены в кинотехникум. Конкурс оказался большой: десять человек на место. Но я не сомневался, что выдержу, - в школе был отличником. И как же удивился, когда не попал в списки зачисленных на учебу!

Неудачники собрались вместе - искали выход, строили планы, по домам не разъезжались. А я? Мог ли я вернуться в деревню? Остался. Спали уже не в общежитии - на вокзале. Деньги на жизнь зарабатывали разгрузкой угля на товарной станции. Здесь как-то случайно прочитал объявление о наборе в Минскую школу ФЗО, где готовили токарей, слесарей, маляров. "Прощай кино. Иду учиться на слесаря!" - решил одним махом и вскоре уже оказался в белорусской столице.

Мы, будущие рабочие вагоноремонтного завода или железнодорожного депо, жили дружно, весело. Все в нашем общежитии сообща. А самые светлые дни получение стипендии да посылок от родных. Специальность свою осваиваем под руководством опытных мастеров, о которых в народе говорят: "Золотые руки". И когда нам доверили отремонтировать самостоятельно двухосный пассажирский вагон пригородного сообщения, радости не было предела. В этот день я наконец сообщил в Сахаровку, что стану не чудо-киномехаником, а рабочим.

Но вот однажды в нашу школу явились два пилота из местного аэроклуба. Как только увидел их - перехватило дыхание. Хромовые, до блеска начищенные - и в гармошку! - сапоги, синяя со звездочкой пилотка и эмблема крыльев на рукаве гимнастерки. А главное, что в этих бравых парнях понравилось больше всего, просто сразило наповал, - кожаный летный реглан!

Пилоты-инструкторы аэроклуба выступали. Выразительно жестикулировали, чтобы нам было понятнее, как летают, сыпали мудреными словами: иммельман, ранверсман, виражи, "мертвая петля"... Словно завороженные сидели фабзайцы, слушая о небе, а я, признаться, смотрел только на красивую форму летчиков, и поскрипывание их регланов, похоже, тревожило больше самых увлекательных историй.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});