Месть вогулов - Александр Манин

Поразмыслив, Килим отправился к единственному человеку, которому мог рассказать всё, что лежало на душе. Чердынский князь Михаил любил парнишку-вогула как родного сына. Никогда не гнал его от себя, всегда с улыбкой слушал страшные сказки о лесных духах, неведомых зверях, богах, спускавшихся с неба чтобы говорить с ним, Килимом. Любил расспрашивать о лесе, охоте, жизни вогулов. Князь, в отличие от большинства русских, не считал лесной народ глупыми, суеверными дикарями. Михаил вообще был очень необычным человеком, хотя никогда не задумывался об этом. Предки наделили его внешностью былинного богатыря: простое и честное лицо, голубые глаза, светлые волосы. Мощные мускулы, переплетающие тело, делали его похожим на бога или героя, но князь не был ни тем, не другим. Будучи опытным командиром и одним из лучших воинов, он не любил сражаться. Война всегда оставалась лишь тяжёлой необходимостью. В свои тридцать лет князь был хорошо образован, много читал об истории Руси и других народов. В глубине души он понимал, что дикие вогулы ничем не хуже его соотечественников. А в чём-то даже и лучше. Пусть они не строили больших городов, не создавали империй, зато жили по своей древней правде, чтили стариков, не позволяли безвинно обижать слабых. Лучшими людьми считали не самых богатых и именитых, а тех, кто был мудр, хранил знания предков. Кроме того, они жили в мире с природой, были её частью, понимали её и любили. Вогул никогда не убивал больше зверей, чем ему нужно для пропитания и одежды. А убив, просил прощения у духа животного, чтобы тот не гневался на него. Да, лесные воины много воевали с русскими, не раз брали на копьё укреплённые городища. Но Михаил понимал, что виной тому сама политика его народа, вытесняющего лесных жителей с их древней земли. Вогулы не любили чужеземцев, считая их жадным, жестокими и лживыми людьми. Неудивительно, русскому пройдохе ничего не стоило обжулить при торге доверчивого лесного воина и скрыться, обобрав до нитки. Купцы нередко называли заоблачные цены на самые простые вещи: хлеб, одежду, оружие. Деваться вогулам было некуда: платили драгоценными соболями, добытыми тяжким трудом. То же было и при сборе ясака: царские люди всегда норовили занизить стоимость принесённых им мехов, искали невидимые изъяны, велели нести ещё. Сам Михаил таким не был. Он с уважением относился к древнему народу, стремился сглаживать неизбежные конфликты. Дань брал не больше той, что требовала Москва. Порою жестоко наказывал своих людей, чинивших обиды лесным жителям. Ярость охватывала благородного князя, когда те приходили к нему на двор, жалуясь на побои, а то и приводя с собой обесчещенных лесных красавиц. В такие моменты Михаил был страшен – мог казнить преступника, а то и сразить собственной рукой, не слушая оправданий. Это вызывало вспышки недовольства, а порой даже и доносы царю. Тогда государь присылал письма, наполненные матерной руганью, в которых требовал держать местный народишко в ежовых рукавицах, воли им не давать. Но дальше гневных писем дело пока не заходило. Всё таки в Москве ценили вовремя присланный ясак, а также и то, что больше 10 лет Чердынь стояла, не подвергаясь набегам. Тяжело было князю сглаживать противоречия между гневливым царём и гордыми вогулами, но он понимал важность своего дела. Знал Михаил, что если вместо него править Чердынью поставят какого-нибудь спесивого воеводу, быть тогда большой войне…

Небо над Чердынью было затянуто сплошными серыми тучами, моросил дождь. Жителей на улицах почти не было видно – все попрятались в тёплых бревенчатых избах. Узкие улочки были покрыты липкой осенней грязью, чавкающей под ногами редкого прохожего. Лишь немногие, кутаясь от дождя, шли к высокой деревянной церкви, откуда доносились неторопливые удары колокола. Князь скрывался от непогоды в высокой сторожевой башне и задумчиво вглядывался в тёмные громады северных лесов. Мысли его текли плавно и неспешно, как сама жизнь в здешнем захолустье. Внезапно неподалёку раздался знакомый мальчишеский крик, который он что ни день слышал в своём городище. Михаил улыбнулся: „Опять Килим что-то выдумал. Вон как голосит, издалека слышно. Надо пойти встретить. А то как бы стражники не отстегали его по одному месту, чтобы не дурил“.

– Беда! Ой, беда, княже! – кричал Килим. – Такое сейчас видел!

– Тихо ты, оглашенный! Пошли в избу! Хватит народ полошить!

– Ой, княже, там…

– Тихо, говорю! Пошли ко мне, там и расскажешь.

Килим замолчал и, тяжело дыша, поспешил вслед за Михаилом. Княжеский дом стоял в самом центре городища. От прочих изб он отличался лишь размерами да искусной резьбой, украшавшей крыльцо и оконные ставни. Михаил не стремился к роскоши. Когда были деньги, тратил их на новые книги или воинское снаряжение. Народ дивился такой скромности. Почему князь не выстроит себе высокий терем? Не велит доставить из Москвы дорогого кафтана, расшитого серебром? Ведь не беден же… Но Михаил даже не задумывался о подобных вещах. Зачем ему красоваться? Чтобы народ больше уважал? Глупость какая! Пускай судят по делам, а не по одёжке. Было бы у дружины доброе оружие, а ему и так хорошо.

– Ну, что, Климка? Опять шайтана видел? – спросил Михаил, усадив парня на лавку и налив ему квасу.

Килим долго пил, а потом выпалил:

– Нет! Честно видел! Мёртвых видел в лесу! Много!

– И что они, до самой Чердыни верхом за тобой гнались? – С улыбкой спросил князь.

– Не знаю… Я быстро бежал. Но ты мне верь, княже. Там правда мёртвые. Русские. И страшные такие…

На глазах у Килима выступили слёзы. Князь нахмурился. Каким бы выдумщиком не был парень, ясно, что он и впрямь напуган. Мёртвые русские… Как знать, может, опять ватага разбойников с Руси добралась. Как пошли слухи про здешние богатства, потянулся в леса лихой народ.

– Показать сможешь, где видел? – спросил князь.

– Смогу… Только страшно… Ты бери воинов побольше.

– Ладно. Разберёмся. Поешь хоть и отдохни. Опять небось весь день по лесу бегал, а во рту и крошки хлеба не было. Завтра соберу дружину, покажешь.

Возвращаться домой вогулу было страшно. Кто знает, вдруг те мёртвые ждут его в лесу, прямо за частоколом? Скоро Килим уже крепко спал у князя, растянувшись на широкой лавке. И снился ему страшный мертвец с разбитой головой, который почему-то скакал за ним на скелете лошади, крича:

– Стой! Стой, Килим! Помоги… Помоги мне!!!

Глава III

Ранним утром князь в сопровождении десятка дружинников отправился в тайгу. По приказу Михаила все надели тяжёлые кольчуги и шлемы, на поясах блестели рукояти мечей. Опасная жизнь в северных лесах приучила князя не рисковать понапрасну и беречь каждого воина. Килим бежал впереди отряда, указывая дорогу. Идти вместе со здоровенными ратниками в полном вооружении охотнику было непривычно, поэтому он рыскал впереди, забегая то влево, то вправо, внимательно прислушиваясь. Молодой вогул знал, что русские не умеют слышать лес, как его народ, и он раньше других способен заметить опасность. К тому же хотелось показать, какой он хороший охотник и воин. Доброе слово старшего друга была для парнишки дороже всего на свете. Случись Михаилу похвалить вогула, тот всегда улыбался, краснел и скромно опускал взор к земле.

Князь любил бывать в лесу. Хотя в Чердыни он жил с детства, тайга до сих пор казалась ему сказочным местом. Она была тем самым лесом, где живёт Баба-Яга в домике на курьих ножках, где в чаще можно встретить лешего, а на ветвях деревьев лежат прекрасные русалки… Здесь даже дышалось иначе, чем в городе. Чувствовалось, что это совсем другой мир со своими законами, своей древней силой. А человек был здесь только гостем, за которым внимательно наблюдали хозяева – не замыслил ли чего недоброго? Но всё же лес был хорошим местом. Михаил до сих пор помнил свою первую прогулку здесь в одиночестве. Как он останавливался, слушая непривычные звуки: шелест листвы, свист ветер в древесных кронах, пение птиц… Этот мир был древним и вечно юным, он не знал перемен, был таким всегда. Князь помнил, как вышел к древнему, заросшему мхом пню, стоящему тут с незапамятных времён. И что-то в глубине души подсказало Михаилу обнять его, прилечь и отпустить мысли. Неизвестно, сколько он пролежал так, но вдруг почувствовал себя удивительно хорошо. Он был на своём месте, дома. Лес понял, что это за человек, принял его, позволил напитаться своей древней силой. Усталость, дурные мысли ушли без следа. И всю следующую неделю Михаил чувствовал себя как заново родившимся, очищенным от всего плохого. С тех пор он часто уходил в лес под любым предлогом, стараясь никого не брать с собой. Оно и верно, не поняли бы храбрые дружинники, для чего князь стоит, обнявшись со старым, поросшим мхом ясенем. Стоит подолгу, не спеша никуда уходить. А то и просто лежит, раскинув руки, в мягком лесном мху и наслаждается неведомо чем. Верно, решили бы, что умом скорбен князюшка. Это было его тайной, в которую Михаил никого не спешил посвящать, кроме друга Килима. Странно, но тот сразу всё понял, сказал: