Город Lesobon. «Мемуар» советского школьника - Андрей Барабанов

Беспризорники «гарназа»

Познакомился я с ними настолько органично, что не помню как. Денис Брокин, Виталя Медов, Руся, Серега Рычагов, Пашка Таров, Одесса, Руня – мы не были закадычными друзьями. Сбились в стаю, видимо, мы потому, что относились к одному социальному слою. Сыновья матерей – одиночек, прапорщиков, из многодетных семей. Пашка – тот вообще рос с братом и отцом. У кого-то отец сидел, у кого-то – ушел из семьи и т. п. Большую часть нашего времени занимала улица. Не беспризорники, но почти.

Условия и условности заставили нас сблизиться. Мы могли играть вместе, ходить в кино, бродить по окрестностям Лесобона, купаться в Миссури, загорать. Но мы не были одним целым, не были друзьями в полном смысле этого слова, так – приятели. Даже в драку друг за друга не вступали.

Хотя некоторых из них я считал, и считаю своими товарищами.

…В тот день мы, подростки, шли в город. Брокин, его двоюродный брат и я. Возле стройки навстречу нам неожиданно вышли «городские». Среди них выделялся белобрысый, невысокого роста, пацан с консервой в руках. Они шли, как выяснилось, в ближайшую общагу. «Консерватор» подбежал к Брокину и ударил банкой по голове.

– Это он!

– Че он? – не поняли гопники.

– Да гнал на меня, короче, что *** мне даст.

…Брокин дня два назад сидел у Рычагова с какими-то его знакомыми. Пили вино. Речь зашла о белобрысом… Откуда его знал Брокин, какие у него были претензии к этому гопнику, так и осталось неясным.

– Да я тебе всю башку разобью! – размахивая «Сайрой в масле» кричал «обиженный».

Минут пять белобрысый скакал вокруг Брокина, пока один из пацанов, видимо, самый авторитетный из них, не остановил его. Договорились, что Брокин отдаст за свой «косяк» деньги (которые, впрочем, он и не собирался отдавать и не отдал). Я сидел на корточках метрах в десяти от разборки и курил. Мне до сих пор стыдно, что я не подошел, не сказал что-нибудь в защиту товарища. Прости, друг…

Я не помню ни одного доброго поступка друзей в моем отношении. Как и не помню и того, какое добро сделал для них я.

Даже от смерти меня спасли пацаны, с которыми я особо не дружил. Так, встречались изредка, случайно.

Как и в тот день, на строительном котловане.

Сазанов

Возле нашего дома вырыли котлован для строительства общежития. Дело было осенью, шли дожди. Яма наполнилась водой. Мальчишки постарше сбили из бревен плоты и плавали на них между фундаментных стен. Когда им надоедало, они уходили и тогда на плоты садились мы.

Так и было в тот день. Двухбревенный плот позволял нам чувствовать себя капитанами… Стоять на нем было нельзя – он все время качался. Мы плавали сидя, гребя руками. В один из таких рейдов я неудачно сел на плот, он перевернулся. Плавать я не умел.

Брокин рассказывал мне, что какое-то время я плыл на спине, неистово размахивая руками, потом пошел ко дну. Вокруг меня была какая-то пелена, было холодно… В это время Миха Цуканов нырнул и начал выталкивать меня из воды (он был постарше и умел плавать). Он выталкивал, а я бил его ногами по голове. Потом Саня Сазанов подал лыжную палку. Я схватился за нее. Меня вытащили.

Много лет позже, когда я был в Лесобоне на похоронах матери, я спросил Сазанова: «А помнишь…». Тот непонимающе взглянул на меня, поморгал и ничего не ответил. Дескать, чушь вспоминаешь всякую…

На следующий день он пришел к нам в шесть утра и попросил водки. Я начал наливать в рюмку, он взял у меня из рук бутылку, налил стакан, залпом выпил и ушел.

Развод

Мне было 6 лет. В то время я не понял, что произошло. Отец вдруг перестал приходить домой. Переехал жить этажом выше к тете Люде. Она жила с двумя дочерьми. Точнее с одной. Вторая уже давно уехала в столицу, где и вышла замуж.

Мне тетя Люда казалась старой. Чем она привлекла моего отца, для меня до сих пор остается загадкой. Может быть, тем, что хорошо готовила. Через несколько лет после их совместной жизни у отца появилось брюшко. А потом еще какое-то время спустя он разжирел до безобразия.

Позже мне мама говорила, что отец приревновал ее к комдиву и, предварительно выпив шампанского, высказал все, что о нем думает. В достаточно нелицеприятной форме. Из армии его, понятное дело, выперли. Это уже превысило пределы маминого терпения, тем более, что недавно она застукала отца у соседки с пятого этажа – чуть ли не в постели.

Версия бабушки (отца я об этой истории не расспрашивал, не успел) звучала обыденно: стерва – жена, которая все время пилила мужа за маленькую зарплату (хотя отец получал примерно 300 рублей и это были в то время очень неплохие деньги…) заставляла больше и больше работать, и постоянно давала поводы для ревности. Бедный папа, не выдержав, сбежал к соседке с пятого этажа.

Истина где-то посередине…

Единственное, во что можно верить безоговорочно – это в наличие соседки с пятого этажа… Сорокапятилетней вдове с двумя детьми тоже хотелось счастья.

Китайцы и «будь бдителен»

Наши ближайшие соседи (граница с Китаем была рядом, о чем свидетельствовал плакат на КПП – «Воин! Будь бдителен! До государственной границы 12 километров!»), появились в городе примерно в конце восьмидесятых, вместе с видеосалонами, гастролями многочисленных составов «Ласкового мая» и пустыми полками в продмагах.

Они приехали строить кирпичный завод, разбили за городом лагерь из фанерных бараков, в которых жили по 15—20 человек. От гарнизона это место было недалеко и мы часто бегали туда – меняли старые шинели, военные шапки и фуражки на жвачку и сигареты. Однажды один из приятелей притащил китайцам собаку и ему дали за нее денег.

Зимой на азиатов было жалко смотреть. Я часто встречал их на автобусной остановке, съежившихся в своих тонких пиджачках, страдающих от 30-ти градусного мороза. Зато у каждого на поясе был пристегнут большой кошелек… Туда они складывали свой заработок и никогда с ним не расставались и, наверное, даже спали с ним.

Через какое-то время про наш «бизнес» узнали в военной части и зарубежные гости были оперативно обеспечены теплой одеждой. Солдаты, прапорщики и даже некоторые офицеры тащили им все, что могли: фляжки, саперные лопаты, полушубки, сапоги. Китайцы платили чачей, магнитофонами, джинсами, тушенкой, редко деньгами.

Нередко случались казусы. Патруль принимал азиатов за советских воинов, ушедших в самоволку, и доставлял в комендатуру. Отличались они только тем, что выглядели в форме, как охламоны. Шапки со свисающими ушами, мешковатые шинели без ремня, с красными погонами «СА» на плечах. Вели себя китаезы тихо, в конфликты не вступали. Когда до них задиралась местная шпана, старались уладить дело миром или, если не получалось, быстро ретироваться.

Однажды мы, уже старшеклассниками, случайно столкнулись с представителями Поднебесной в бильярдной Дома офицеров. Я, Виталя Медов и Брокин были предельно возмущены, что какие-то узкоглазые заняли наш стол и попросили в грубой форме удалиться. Они не только этого не сделали, но и дали Витале в глаз. На этом конфликт был исчерпан. Оказалось, что это вовсе не китайцы, а обрусевшие корейцы, давным-давно осевшие в Лесобоне. Тем не менее, после этого случая мы стали посматривать на китайцев с опаской…

Самое интересное, что тогда, находясь в пределах 12 километров от Китая, ни я, ни мои друзья-приятели, да вообще никто, из тех, кого я знал, никогда не были в этой стране. И не думали даже, что когда-то смогут там побывать. Единственное, что однажды мне довелось посмотреть на китайские хижины в Добровещенске. Граница там проходит прямо посередине реки, и, стоя на набережной, я смог рассмотреть очертания соломенных домиков на другом берегу, и пожилого китайца в джонке, разбирающего сеть.

Сегодня на месте этих хижин выросли многоэтажные дома из стекла, чуть подальше видны густо дымящие трубы заводов, а добровещенцы (как, впрочем и другие жители Дальнего Востока) ездят в Китай на выходные – за тряпками, посидеть в ресторанах или просто прогуляться. Там дешевле.

Мудрый подход к прогрессу сделал свое дело…

Благодаря мягкому переходу от социализма к капитализму, Китай сегодня является ведущей экономической державой. Китайцы сохранили компартию, при этом развивая частный бизнес, привлекая инвесторов, развивая промышленность. В отличие от нас, которые пошли по пути «интернационала» «разрушим до основанья, а затем…» В том же Лесобоне от Приморского ДОКа, одного из ведущих отечественных деревообрабатывающих предприятий, осталась куча мелких фирмы и фирмочек, а от биохимического завода – вообще ничего. Только полуразрушенные здания цехов.

Хомяк

Школа, куда меня определила мама, была самая обычная, «рабоче-крестьянская». В ней учились преимущественно дети рабочих деревообрабатывающего комбината и биохимзавода. Заниматься школьным вопросом мама начала поздно, когда уже во всех других набор закончился. Но я не в претензии. Школа была хоть не самая лучшая, но с хорошими учителями.