Мальчики тоже плачут - Жанна Пестова

Но в этот раз Галина решила настоять.

– Что значит – так? Почему они называли тебя вруном?

Славик как-то обреченно вздохнул.

– Мам, у мальчиков свои секреты.

– Свои секреты? Из-за этих секретов меня сегодня в школу вызывали. За что ты избил мальчика?

Галина сама испугалась и собственных слов, и собственной интонации, но остановиться уже не могла, она все говорила и говорила… Славик сжался, забился в угол, словно пытаясь спрятаться от ее истерики. Галина с трудом взяла себя в руки.

– Вот посиди там и подумай о своем поведении. И не вздумай включать телевизор.

Вышла из комнаты в кухню, взяв с собой книгу. Она пыталась читать, но строчки прыгали перед глазами. Заставляла себя мысленно проговаривать написанные слова, но все равно – не понимала их. Книжка не читалась. Чтобы хоть немного успокоиться, решила принять душ. Проходя в ванную, заглянула в комнату: как там сын. Славик сидел за столом и что-то писал. Галина решила, что он делает уроки и еще больше рассердилась: до сих пор не выучил.

Приняла душ, выпила чаю, кое-как все-таки почитала книгу. Отправляясь спать, обнаружила, что сын по-прежнему сидит за столом и что-то пишет.

– Славик, пора спать, – сказала уже как можно мягче. Ей хотелось помириться, было нестерпимо жаль его, но она решила быть строгой, наказать его, не скрывая своей обиды.

Сын послушно встал, сложил свои бумаги, пошел умываться. Галина с трудом удержала себя от искушения заглянуть в его записи, проверить, что же он написал, как выучил уроки: «Пусть сам отвечает за свои поступки».

Она притворилась спящей. Славик, хлюпая носом, стараясь не шуметь, устроился в кровати, сам себе пожелав спокойной ночи. Промучившись ночь в полубессонном забытьи, устав от надуманной строгости, Галина решила встать пораньше и проверить уроки сына. Все было сделано аккуратно и правильно – все как всегда. Успокоенная, она стала аккуратно складывать тетради, чтобы сын ничего не заметил. На пол выпал конверт. Галина подняла. Конверт не запечатан. Преодолевая отвращение и стыд, она все же достала письмо. Почерк Славика.

«Здравствуй, дедушка! Мы очень ждем тебя в гости. Я знаю, у тебя много дел, но я могу помогать тебе. Правда, правда. Я многое умею. Даже макароны варить и пуговицы пришивать. Меня мама научила. Я буду делать все, что ты скажешь. Ты только приезжай поскорее, пожалуйста. А подарков мне не надо, никаких. Я тебя просто так люблю. И очень жду. И мама ждет, она не говорит, но я знаю. Она очень переживает, что мы одни живем, что мы потерялись. А ребята во дворе не верят, что у меня есть дедушка. Они смеются надо мной, дразнят, и обзывают нас с мамой подкидышами. А это не правда. Нас же никто никуда не подкидывал, правда? Я дерусь с ними, чтоб не дразнились, а мама меня ругает. Она хорошая, добрая. Она же не знает, почему я дерусь. Дедушка, миленький, приезжай поскорее, пусть все ребята увидят, что ты у нас есть, что я не вру. Мы тебя очень любим».

Галина читала письмо, стыд, жалость, недоумение сменяли в ее душе друг друга: «Но как, как он нашел деда? Как он вообще узнал о нем?».

Она перевернула конверт, на котором старательно прорисованы цифры индекса и крупными печатными буквами написан адрес: Вологодская область. Город Великий Устюг. Деду Морозу.

Другая жизнь

…Запах помойки. Навязчивый. Стойкий. Откуда он? Санитарка только что закончила уборку, да и клиника эта хорошая, здесь не может быть никаких таких запахов. Уж если и стать какому-то запаху навязчивым, так это запаху хлорки, а не помойки. Почему же он преследует меня? Может доктор прав: так пахло от нападавших? И это единственная примета… Не надо вспоминать, не надо думать об этом. Мне нельзя волноваться. Надо выздоравливать. Главное, что Ванька не пострадал. Ванечка, сыночек мой, как же я соскучилась… все правильно, пусть пока поживёт у бабушки. Ему не надо видеть меня такой: в бинтах, ссадинах… Зачем его пугать? Хорошо, что он не пострадал. Хотя… Видеть, как твою мать калечат, почти убивают из-за телефона и нескольких сотен рублей… Ничего, бабушка поможет ему забыть этот ужас. Дети они быстро забывают… Я буду лечиться, скоро выздоровею. И мы снова будем все вместе… И всё будет как прежде. Всё будет как прежде…

*

– Васятка, просыпайся, пора на работу, а то без нас всё разберут. Что мы тогда с тобой есть будем?

– Я не сплю, дядь Юр.

Мальчик сладко потянулся, ему снилось что-то непонятно-приятное, он не мог вспомнить что именно, но ощущение от сна не хотелось отпускать. Встал с самодельной лежанки, привычно сворачивая драный матрас. Вышел на улицу и зажмурился, замер в восхищении. Солнце словно бы решило заполнить золотистым светом все вокруг, пробиваясь сквозь утреннюю осеннюю дымку, отражаясь многочисленными бликами от разбросанных тут и там полиэтиленовых пакетов, от крыш домушек.

– Дядь Юр, смотри, как красиво!

– Красиво, – подтвердил дядя Юра, снимая чайник с костерка. – Да, Васят, красота – вещь относительная. Вот ты её везде видишь, чувствуешь, а другой посмотрит и только фыркнет: чего ж здесь красивого? – убожество, одно слово – свалка.

Мальчик умылся солнечной водой из старого блекло-желтого пластмассового таза. Ему представилось, что это солнышко налило её и согрело своими лучами. Хотя, конечно, налил воду дядя Юра. С водой на свалке туго, но дядя Юра говорит, что на чистоте не экономят, покупает воду и заставляет Васятку умываться. Дядя Юра, он вообще странный, не похож на других мужчин. От других пахнет бедой, Васятка их остерегается, а дядю Юру любит.

Конец ознакомительного фрагмента.