Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая - Марк Еленин

Он уже ждал начала скандала и ошибся, потому что не понимал психологию простых людей.

Они мирно, молча пили горячий кофе. Потом она убрала посуду с ящика, служащего ей столом, и поинтересовалась, что умеет делать ее знакомый — кроме как спать с такой тряпкой, как она. Андрею захотелось как-то выразить Жанетте свою признательность и отблагодарить за ту малость, что она сделала для него. Совсем чужая, она в эти минуты оказалась единственной, кому он был интересен.

Белопольский внезапно начал рассказывать о себе. Но лишь о последних годах жизни, проведенных уже вне армии. Он точно исповедовался, не скрывая ничего — ни дурного, ни стыдного, сделанного им и выстраданного нм от других. Подобное случилось впервые в его жизни.

Чутьем опытной, пожившей женщины, прошедшей, надо полагать, огонь, воду и медные трубы, Жанетта слушала его. Ах, как жалко ей было этого молодого русского, который исповедывался перед ней! Ей искренне хотелось помочь ему.

Она прервала Андрея: хватит, и так наболтал такое, что и от себя предпочитал утаивать, не вспоминать. Вернув его к действительности, Жанетта посоветовала отправиться на вокзал — ему наверняка удастся поработать возле прибывающих поездов на подвозке вещей, а если уж не повезет, дождаться позднего вечера на городском рынке: там для целого мира таких, как он, работа найдется, и, не брезгуя, можно с пользой потрудиться ночку...

На гигантском городе-рынке, жившем, можно сказать, круглосуточно, Белопольского приняли охотно и равнодушно. В артели грузчиков ему дали железный крючок и до утра он таскал и волочил увесистые тюки с капустой. А на следующую ночь был картофель. Затем — лук, тяжелые алые яблоки, еще какие-то овощи. К рыбе, мясу и дичи его допустили не сразу — лишь на вторую неделю, желая приглядеться к новичку, и, вероятно, определить не столько его человеческие качества, сколько трудолюбие, временный или постоянный он здесь человек...

К рассвету, когда начинали работать уборщики, Андрей уходил шатаясь. Хорошо, что заработанные за ночь деньги он получал регулярно по утрам. Ценой страшного напряжения (дал слово Жанетте не пить) ему удалось даже скопить мизерную сумму. Заплатив вперед, он снял крохотную чердачную мансарду на шестом этаже, поставил раскладную парусиновую кровать, расшатанный столик и табуретку. Рядом с «его домом» находилась жалкая маленькая лавка и бистро, где раз в неделю позволял себе выпить кружку вермута с водой. И лишь однажды — кажется, на вторую неделю — его потянуло на Северный вокзал, чтобы разыскать Жанетту, показать, что он трезв — привык сдерживать свои обещания, и подарить ей пару теплых шерстяных носков, купленных случайно у его собрата — рыночного грузчика. Жанетта казалась расстроенной, хотя тщательно скрывала это под обычной своей грубостью и руганью по адресу целого мира, циничными жаргонными словечками и невозможно громким смехом. В нарушение своих законов — неожиданно и для себя — она предложила ему остаться пожить у нее («как никак, а вместе будет легче»), но Андрей отказался, оправдываясь тем, что его «ласточкино гнездо» оплачено вперед за две недели и хозяин, конечно, не подумает вернуть ему ни су. Этого Жанетта, естественно, не могла допустить...

Так началась новая жизнь Андрея Белопольского в Париже.

Однажды, как обычно закончив ночную работу на рынке, он нашел в себе силы (вот уже и привычка!) и вновь решил съездить на Северный вокзал с неясными еще задачами, среди которых была, пожалуй, надежда на счастье и стремление — если повезет — заработать хоть сколько-нибудь для приобретения подержанного пиджака. Он мечтал и об иной работе — более прибыльной. Но... И тут можно было лишь надеяться. Время чудес для Белопольского давно прошло — он был давно уверен в этом. Но порой, — особо когда не веришь, не ждешь уже, — случаются и чудеса. Жизнь может преподнести их в любую минуту.

Чудо поджидало Андрея на втором перроне Северного вокзала в образе господина неопределенного возраста, в котелке и клетчатом плаще, возглавляющего группу из двух дам и четверых, неумолчно галдящих и беспредельно меняющих места детей обоего пола — пяти-семи лет. Взрослые говорили на ужасной смеси русского и французского. Андрей подумал было уже отойти, но в этот момент господин остановил Андрея и призвал на помощь с милой, почти дружественной интонацией, назвав соотечественником. Белопольский ответил, что рад оказать услугу русскому и, хотя он не носильщик, с удовольствием сделает все, о чем его попросят. Взвалил на плечо тяжеленный чемодан, взял в руки плетеную корзинку — непременную спутницу всех путешествующих русских — и двинулся за хозяином, который пошел неожиданно быстро, при этом смешно выбрасывая в сторону ноги в широких клетчатых брюках. Через некоторое время, уже в конце перрона, русский господин осведомился, не очень ли устал их добровольный помощник, и предложил хоть пять минут отдохнуть, потому как оказалось, никто их не встречает, а номер в отеле «Сан Лазар» («это тут же, через площадь») уже заказан.

Они добрались до маленькой, более чем скромной гостинички. В крошечном холле едва помешалась конторка смуглолицего портье и столик, за которым седая строгая дама упоенно щелкала на счетах. Андрей отказался от платы, хотел уйти, но полнолицый господин буквально загородил ему выход.

— Нет, нет, вы так помогли нам, я не отпущу вас, — твердил он, — ну, хотя бы чашечку кофе мы должны выпить вместе.

Дамы и дети отправились наверх разбирать вещи, а новый знакомый Андрея церемонно представившись: «Затворницкий Михаил Станиславович, композитор и артист», — потребовал от портье кофе и завел беседу о жизни — обычную беседу для русских, столкнувшихся в любой части света.

Белопольский назвал себя первой пришедшей в голову фамилией, сказал, что он — офицер, прошел обычным путем с армией от Москвы до Парижа, о котором и вспоминать не хочется, что постоянной работы здесь, увы, пока не нашел и в этом тоже не отличается от сотен однополчан, рассеявшихся по всему свету. В результате этого случайного знакомства Андрей получил рекомендательное письмо к дальнему родственнику Затворницкого, служащему в автомобильной компании «Ситроен». Белопольский, ничуть не надеясь на успех, отправился по указанному адресу.

Родственник Затворницкого неожиданно принял Андрея весьма доброжелательно. Компания «Такси-Ситроен» владела в городе пятью или шестью гаражами по нескольку сот машин в каждом и, кроме того, главными ремонтными мастерскими и складами запчастей в предместье города. Стать сразу шофером такси «Ситроен» весьма не просто, заметил хозяин: требуются — кроме нескольких авторитетных рекомендаций — и две-три тысячи франков залога, которыми пришедший господин, конечно, пока не располагает и одолжить их ему еще не у кого. Андрей кивнул: да, конечно. Угадать это нетрудно. Он встал, считая разговор оконченным. Но собеседник остановил его движением руки и сказал, что по счастью именно теперь его осенила весьма перспективная идея! Есть в управления добрый покровитель, а уж через него можно наверняка рассчитывать на выход из положения и быстрое решение интересующего их вопроса.

Через три дня Белопольский стал работником уважаемой фирмы. Еще чудо! Кто ворожил ему?..

Каждое утро он развозил запасные части по всем гаражам. К обеду возвращался и, перекусив, снова приступал к прежнему занятию и одновременно собирал детали, требующие ремонта. В одном из гаражей, как он узнал, содержалось всего несколько машин новых моделей, которые сдавались помесячно богатым клиентам вместе с шофером. Однако, чтобы поступить на работу в этот гараж, помимо сдачи специального экзамена по вождению автомобилей, необходимо было и обязательное знание иностранных языков. Вскоре Андрей добился и этого, столь заманчивого места. Нынешняя его работа казалась ему слишком уж легкой. Он совсем не уставал, вождение хорошего автомобиля было даже приятным и было много времени, когда приходилось ждать клиента: он уходил по своим делам, шел в ресторан, а шофер терпеливо ждал, дремля за рулем. Андрей запасался газетами на такой случай, но чтение раздражало тем, что приходилось прерывать его в любой момент, когда возвращался пассажир. Тоска все чаще наваливалась на Андрея. Он получал около 60 франков в день и — обязательно чаевые, тоже франков 30 — 40. Белопольский сменил жилье, купил приличную одежду на осень и зиму. Странно, он уже и не хотел напиваться, держал слово, данное Жанетте, которую изредка навещал. Он по-прежнему испытывал благодарность к ней за ту, давнюю встречу, добрые слова и протянутую ему руку помощи. Каждый раз Андрей приносил сторожихе какой-нибудь нужный ей и недорогой пустяк. Однажды попытался дать ей сотню франков, но наткнулся на такое бурное сопротивление, что решил больше никогда не повторять свою безрезультатную попытку...

Не так давно, придя на вокзал, он застал в багажной кладовой незнакомого желчного старика-инвалида с деревянным протезом. Каждое слово приходилось из него вытягивать клещами. Сторож, получив франк, сказал в конце концов, что «эта потаскушка Жанетта смылась туда, откуда приехала, а адреса не оставила: некому было. А неделю назад тут появились молодчики из полиции все разнюхивали и расспрашивали. Оказывается, ажаны нашли в Сене утопленницу и признали в ней Жанеттку... Путался с ней один алжирец, разбойничья рожа — за версту видно. Он-то ей, видно, и располосовал горло, — нож испанский у него был, все видели. От уха до уха резанул по горлу. Зарезал и столкнул ее в воду. Думал, не узнают, если и найдут. И чего не поделили — не знаю?.. Правда, вроде бы алжирец ее с другим застал — так кто не знал, что Жанетта не выбирает... Кто подвернется, тот и хорош...»