Простой советский спасатель 2 (СИ) - Буров Дмитрий

«Да к черту!» — голова взорвалась острой болью, разрываемая мыслями. Я прислонился лбом к шершавой коре дерева, прикрыл глаза.

Так, еще раз, что мы имеем? Старую схему с именем, двуглавым орлом и еще одним смазанным гербом. Далее… Далее затертая надпись под именем, в которой можно разобрать только несколько букв. Третье: журналист знает какую-то тайну. Подозреваю, этот его сенсационный секрет я тоже знаю. Что мне это дает? Ничего, кроме дикого желания докопаться до правды!

Значит, Вячеславу повезло с напарником. Я хмыкнул: спасатель я или где? Отпускать этого интеллигента одного в подземелья никак нельзя. Сгинет по глупости, или от восторга, ищи его потом. Решено, иду с ним. Все равно не отвяжется, сам попрется, к бабке не ходи! Упертый! Да еще и возьмет кого-нибудь не того в помощники. Главное, чтоб его первым не отыскали те, кто с этой бумагой связан…

Мысли завертелась в рабочем направление, но были безжалостно оборваны громогласным окрик Кузьмича.

— Лесаков! Хватит ср… в засаде сидеть! Мы отчаливаем!

На поляне раздался громкий ржач, парни поддержали шутку мичмана. Я спрятал документ за пазуху и зашагал в сторону палаточного лагеря, старательно кривя лицо, чтобы не выпасть из образа больного.

— Как самочувствие? Лопухов хватило? — подначивали меня парни.

— На ваши жопы еще осталось, не переживайте, — страдальческим голосом отбрехивался я, выискивая глазами Стеблева.

Вячеслав с рюкзаком стоял возле автобуса, в который рассаживались задержанные нудисты. Судя по всему, забирали не всех. Часть любителей ровного загара оставалась в брезентовом городке, охранять вещи избранных рукой правосудия, и соблюдать общественный порядок, ожидая товарищей, которым не повезло оказаться в числе нарушителей.

Журналист успел переодеться, и теперь выглядел уверенней, чем недавно в кустах в одном полотенце. Стеблев увидел меня, и вопросительно выгнул бровь. Я сделал вид, что не заметил, чтобы не привлекать внимания Сидора Кузьмича.

— Мы скоро отчаливаем? — поинтересовался у кого-то из дружинников.

— Эти вот отчалят, мы следом.

— Понял, — я размышлял, как дать понять Вячеславу, что все в порядке, схема у меня и наш договор в силе.

Потом подумал, чего я менжуюсь? Парень мне помог, так сказать. Могу я подойти и сказать товарищу спасибо? Могу. И я пошел, по-прежнему держась за живот на всякий случай.

— Вячеслав, спасибо за помощь! Таблеточка твоя прям волшебная. Помогла! Полегчало мне. Ты, если что, обращайся. Чем могу, помогу. Я в общаге живу, в педагогической. Меня там все знают. Алексей Лесаков, — я протянул журналисту руку. — Заходи в гости, буду рад.

— Алексей, искренность в человеческих отношениях — это основное. Я верю тебе, — негромко произнес Стеблев, пожал мне руку и забрался в автобус.

А я остался стоять на поляне, как громом пораженный. Жить ему оставалось без малого семнадцать лет. В марте девяносто пятого его убьют на пороге собственного дома. Убийство так и не раскроют. Целые сутки российские каналы будут транслировать траурную заставку с портретом Вячеслава и надписью: «Вячеслав Стеблев убит».

Сказать или не сказать? Вот в чем вопрос…

Глава 2

— Иди, болезный, занимай место, — раздался за спиной ехидный голос Кузьмича. — Да не туда, вон ваш автобус стоит.

Я обернулся, увидел консервную банку на колесах, кивнул и потопал в сторону раздолбанного тарантаса. По дороге домой, подпрыгивая на ухабах и колдоёбинах, я все думал: нафига была нужна эта облава? Нудисты разместились далеко за пределами цивилизации, так сказать. Встали лагерем, отгородили его пошитыми тряпочными «стенами» от внешнего мира. Жили тихо-мирно, никому не мешали, не буянили, в поселок на дискотеки не ходили, в пьяных драках замечены не были. И вдруг на тебе — облава!

Предположим, парочка местных любителей шелковицы набрела на палаточный лагерь, обнаружила толпу голых людей и оскорбилась в лучших чувствах. Вернулись в поселок, нажаловались участковому. Не удивлюсь, если это были какие-то хитрожопые мужички, решившие срубить легких денег на курортниках. Ну, а что, собрали ягоды, продали, вот тебе чистая прибыль и никаких затрат! Только за билет на автобус. Да и то, если на велике — двадцать минут до города, тридцать — до Центрального рынка. Все копейки в карман!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Участковый, как водится, от заявления отбрыкивался, но потом то ли сдался и принял, то ли решил проявить инициативу, сходил и отработал жалобу. Провел профилактическую беседу, поставил галочку и с чувством выполненного долга на том угомонился. И вдруг рейд.

К чему было устраивать сегодняшние маски-шоу? Чтобы выполнить и перевыполнить план по поимке особо опасных преступников, растлевающих высокоморальных советских селян своей обнаженность? Да ну, бред!

И опять мои мысли свернули к теории заговора. Корявой, сырой, притянутой за уши, но, тем не менее, единственной правдоподобной, с моей точки зрения, в этом нагромождение случайных случайностей и странных совпадений.

Если предположить, что за схемой, которую скоммунздили журналист, приехали откуда-то в наш город специально. Предположим, что привез её один из нудистов. Где он её раздобыл — другой вопрос. Ни разу в жизни за свои пятьдесят лет я не видел такой карты. Да что там карты! В моем времени все новые ходы заливают бетоном, историкам запрещено спускаться в катакомбы под предлогом того, что стены могут обрушиться. Ни у кого из моих современников не было возможности нарисовать карту подземных ходов.

Но тот, кто создал эти переходы, однозначно нарисовал бы и схему всех ответвлений, тайных комнат, хранилищ. Для чего вообще их отстроили? На этот вопрос тоже нет ответа. Так, что-то я пошел по второму кругу. Вернемся к началу.

Что произошло перед тем, как я попал в семьдесят восьмой? Хз… все как обычно, никаких происшествий и странностей. Ну, посидели знатно, перебрал, бывает. На работу вызвали. Что еще? Неловкая ситуация с Манюней. Черт, до сих пор чувствую себя виноватым за эту ситуёвину. Вроде все. Пацанов спасли, и я скопытился прямо на берегу перед крыльцом базы.

Я перебирал в голове день за днем из прошлой жизни, но не находил ни оной зацепки и предпосылки для случившегося со мной кордебалета. Ошиблись? Не того перенесли? Надеялись, на то, что кинусь спасать мир, Советский Союз, добывать карту? А я повел себя… Как я себя повел? По традиции вляпался в кучу мелких историй и одну неприятность. Причем, если бы не Кузьмич со своим разговором «по душам», я бы даже не стал подозревать, что все эти странные случайности — звенья одной цепи.

Почему мне так кажется? Интуиция криком кричит и волком воет. Глупо, но это внутреннее чувство, когда в момент опасности в ушах начинает гудеть кровь и чесаться между лопаток, не раз спасало мне жизнь.

Однажды увернулся от балки, рухнувшей сверху на пожаре, когда разгребали завал, просто потому что зачесалась спина. Я дернулся, шагнул вперед в дверной проем, чтобы снять зуд об косяк, зацепился взглядом за кусок ткани, мне показалось, лежит человек, (ребенок), и я резко нырнул в комнату. В этот момент перекладина и рухнула, проломив пол. А тряпка оказалось обгоревшим кукольным платьем на расплавленной игрушке, придавленной перевернутым стулом.

Черт, опять меня куда-то не туда повело. Вернемся к нашим баранам. Точнее, к странностям, с которыми я сталкиваюсь на каждом шагу. Раз — странное семейство начинающих воришек, с больной матерью.

Два — драка в первый день моего попадания в тело студента. Три — неожиданная встреча с тем же самым драчуном в доме семейства Рыжовых. Четыре — этот самый товарищ оказывается не просто тем, кому я набил морду, но еще и массажистом тяжело больной матушки незадачливых воришек, да еще и помощником (наводчиком? сообщником?) доктора-мошенника.

Пять — разговор с Сидором Кузьмичом. Причем дважды. Один раз по моей инициативе, когда меня колбасило из стороны в сторону, и я вообразил себя спасителем, а не спасателем, кем являюсь. Другой — перед рейдом, по мичмановской инициативе. Последний разговор оставил много вопросов, вместо ответов, которые я должен был получить, с точки зрения Сидора Кузьмича.