Простой советский спасатель 2 (СИ) - Буров Дмитрий

Солнце рухнуло в воду, когда я вышел из кабинки. В парке зажглись фонари, высокие густые туи, растущие с двух сторон центральной аллеи, превратились в темный лес. В этом лесу глубокими южными вечерами чего только не происходило: молодняк бухал и бегал покурить, развлекались парочки, которым негде было уединиться; прятались вуайеристы в надежде застукать любовников. В эти же туйки народ и по нужде ходил. Туалетов в парке было два, как говорится под буквами мэ и жо. Ходить туда даже мужикам было страшновато, что уж говорить про девушек. Вот и пользовали заросли акации в дальнем конце парка и хвойные заросли.

Подростками мы считали, если зажевать веткой туи выкуренную сигарету, а шишкой протереть руки, то запах улетучивается напрочь. Вот как раз на этом аромате нас родители и ловили .

Я брел в сторону выхода по боковой аллее, когда услышал женские крики. Не раздумывая, рванул в сторону малышковых аттракционов. Возле карусели толпился народ. Женщины кричали: «Остановите карусель!» Контролер, она же оператор, бестолково дергала ручку двери. Как и почему тётка оказалась снаружи во время работы аттракциона, непонятно.

От кассы, которая находилась в нескольких метрах от «Юнги», бежал бледный испуганный мужчина и призывно кричал: «Алик! Алик!»

— Р-разойди-ись! — гаркнул я, врезаясь на всем ходу в толпу, пытаясь продраться к аттракциону.

— Куда прешь!? Не видишь что ли! Мужчина, осторожней! — кто б там меня услышал!

— Алешенька! — рыдая, какая-то женщина метнулась в мою сторону. — Спаси его! Спаси! Пожалуйста! Ты же спасатель! — заикаясь, закричала будущая теща, вцепившись мне в руку. — Он та-а-ам!

Не раздумывая, я вырвался из захвата, заорал: «Пожар!» — и рванул к ограде. Безотказный способ разогнать любопытную сочувствующую толпу.

От моего вопля толпа на секунду застыла, а потом резко сдала назад, унося с собой Альбину Николаевну и оттаскивая к кассам испуганного мужчину, скорей всего отца неизвестного Алика. Альбина оказалась сильнее, чем я мог подумать. Женщина, вырываясь из объятий толпы, кричала мне вслед:

— Алик! Там Алик! Зацепился! Зацепился! Спаси его! — её попытались оттащить, но теща, оставляя в руках добрых людей рукава платья, вырвалась и помчалась за мной.

Не останавливаясь, я перемахнул через низкий заборчик на площадку аттракциона. Кораблик с десятью каютами катился по кругу. Внутри кабинок сидели дети. Те, кто помладше, ревели и пытались выбраться. Старшие на них шикали, заставляя оставаться на местах. Им вторили материнские голоса, неистово орущие: «Сиди на месте! Сиди, я сказала! Вова! Таня! Света! Дима! Федя!... Сиди на месте!»

Дети повзрослее, вцепившись в ручки, вытягивали шеи и пытались что-то разглядеть с другой стороны борта. С то самой, которая с моей точки входа на площадку не просматривалась. Некоторые удерживали ревущих малышей, видимо, братиков или сестричек.

— Где? — крикнул я, надеясь, что Альбина меня услышит и поймет. Опасности я не видел, но понимал, что несчастье случилось с ребенком. Только где он, этот Алик?

— У трубы!! — заорала теща.

Я на секунду обалдел: у какой-такой трубы? Потом до меня дошло: ровно в центре кораблика торчала пароходная труба, разделяя поровну десять кают. В дальней из кабинок возле нее сидели три перепуганных мальчишки. Самые маленькие утробно ревели в унисон и смотрели на того, кто повзрослее. Старший, крепко держась за бортик одной рукой, вторую тянул за край, что-то выглядывал за бортиком и кричал: «Держи, держи!»

Я рванул навстречу «Юнге» и, наконец, увидел, что происходит. Корабль тащил за собой мальчишку, который зацепился лямкой штанов за отломавшуюся рейку. Цепляясь двумя руками за поручень, ребенок ревел и пытался поджимать ноги, но у него от страха и боли ничего не получалось. Его волокло по асфальту, он едва успевал подтягивать ноги, чтобы они не попали под скрытые корабельной фанерой железные колеса. Как он оказался вне каюты, вопрос интересный, но не главный.

В два прыжка я подскочил к парнишке, подхватил его на руки и заорал, не выбирая выражений:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Вырубай, мать твою! Вырубай карусель!

Народ подхватил мой вопль и с новой силой накинулся на несчастную тетку-оператора.

Снять лямку, накинутую на рейку, сразу не удалось, и мне пришлось какое-то время бежать рядом с пароходиком, одной рукой удерживая пацана подмышкой, другой отламывая планку. Когда мне это удалось, я остановился, перехватил ребенка двумя руками и облегченно перевел дух. Мальчишка обхватил меня за шею и заревел что было силы.

— Алик! Алик! — обрадованно закричала будущая тёща и… перепрыгнула через низенький заборчик. Вот уж не ожидал от Альбины Николаевны такой прыти! В этот момент кораблик стал замедлять свой бег, контролерша все-таки попала в свою будку.

— Алеша, дай, дай мне! — плача, потребовала женщина, подхватила ребенка под ноги и потянула на себя. — Алик, ты цел? Алик?

— Ма-а-а-ма-а Аля-а-а! — раздался утробный бас. — А-а-а-а-а! Я не хо-о-оте-ик-ел! — пацаненок развернулся к Альбине, обхватил её шею руками и отлип от меня.

— Тяжело же! — я хотел поддержать, но Альбина Николаевна так вцепилась в парня, что проще у бульдога кость отнять, чем у женщины в таком состояние ребенка.

— Алик, солнышко! Где болит? Скорую! Вызовите скорую! — закричала теща, увидев пацанячьи коленки, счесанные в кровь. — Я на вас в суд подам!

Узнаю Альбину Николаевну, не успела в себя придти, уже угрожает контролерше, которую товарки отпаивали водой в будке. В толпе замелькали милицейские фуражки, и я решил, что пора сваливать в общагу. Пока суть да дело, проторчу тут со всеми протоколами в лучшем случае остаток вечера, в худшем — до глубокой ночи.

Тем более сквозь толпу к нам практически прорвался бледный мужик интеллигентного вида, по всему выходит — папаша горе-матроса и, значит, тот самый возлюбленный дорогой тёщеньки. Глядишь, помирятся.

— Спасибо! Спасибо! — трясущимися губами бормотал мужчина, не сводя глаз с мальчишки на руках у Альбины.

Я потихоньку, подталкивая Альбину к выходу, начал осуществлять свой побег с места происшествия. Вытолкав женщину с ребенком прямо в объятья отца и любовника, я нырнул в толпу и быстрым шагом пошел к выходу из парка.

По дороге остановился у каменной черепахи хлебнуть воды из фонтанчика и немного затереть одежду от крови. Прохладные тугие струи омыли мое разгоряченное лицо., и я с наслаждением припал к источнику. В детстве чего только мы не творили возле этих питьевых фигурок. И пили, что понятно, и устраивали водные баталии.

Зажимали большим пальцем пимпочку, из которой журчал фонтан, а потом убирали и смотрели, у кого выше выстреливала струя. Само собой, и брызгались всласть, когда рядом никого не было.

В современном мире в нашем парке всё и вся только за деньги… Чекушка воды без газа от семидесяти рублей и выше. И это я молчу про цены на мороженное. Через дорогу в семейной магазинной сети лакомство в два раза дешевле. Капитализм, чтоб его…

Да и сам парк превратили в непонятно что. Сплошные кабаки, соревнующиеся в том, кто громче включит музыку. И все аллеи забиты лотками с китайской барахолки. Товары на любой вкус: от мигающих свистулек до надувных музыкальных шаров и водных пистолетов, бусики-браслетики, однорукие детские бандиты.

Гомон за моей спиной усилился, добропорядочные граждане наперебой рассказывали подоспевшим милиционерам, кого и за что нужно посадить. Но едва им предложили стать свидетелями происшествия, как желающие вмиг рассосались. М-да, определенно, есть вещи, которые никогда не изменятся в нашем мире, в каком году не живи. Я вздохнул и двинулся в общагу.

Студенческий приют встретил меня тишиной и прохладой. Оно и понятно, практически все студенты разъехались по домам. Остались такие, как я, которым в принципе некуда было податься (у моего студента, тело которого я занимал, и родни-то не осталось). Те из ребят, кто устроился на работу и договорился с комендантом насчет пожить в общежитие, взамен помогая в ремонтных работах. Остальные разъехались по станицам и селам. Ну, а городские изначально жили у мамки под боком. К нам только в гости захаживали.