Возвращение под небеса - Злата Косолапова

Орлов кивнул в знак приветствия. Михаил Соболев был архонтом города-государства Купол уже двадцать шесть лет. И все эти годы он относился к своим обязанностям с максимальной ответственностью и вниманием. Купол был для Соболева всем — домом, миром, его жизнью. Михаил был предан своему городу-государству, был готов за него умереть.

Ещё до того, как Купол был основан, в те дни, когда они только шли в сторону Звенигорода, Соболев уже показал свою властность и твёрдость в принятии решений и управлении людьми. Он всегда был строгим правителем, но главное — честным и справедливым. Его доброту и уважение можно было заслужить только действительно стоящими делами. Об этом Алексей знал не понаслышке.

Статный, в хорошей физической форме, с аккуратно убранными седыми волосами, тонкими усами и небольшой бородкой, такими же седыми как и волосы, Михаил Соболев напоминал какого-то великого русского генерала давних времен.

— Я так понимаю, что тебе уже разболтали весточку, которая пришла нам из «Адвеги»? — спросил Соболев, приближаясь к своему столу, что стоял у того самого окна, на которое две минуты назад обратил внимание Орлов.

— Да, — откликнулся Алексей, наблюдая за тем, как Соболев берет со стола пачку сигарет и усаживается в старинное кресло в жёлто-зелёную полоску, местами разодранное на спинке.

— Сухонин написал, что возьмёт только её, — мрачно произнес Соболев, закуривая помятую сигарету. — Больше никого.

— Нет, я поеду с ней, — уже на автомате произнёс Орлов фразу, которую повторял про себя с тех пор, как узнал о решении Сухонина взять в «Адвегу» только одну Машу. — Я поеду с ней, и мне плевать на то, что он там сказал. Я не буду лишним в «Адвеге». У них только два нормальных врача. Я им понадоблюсь…

— Либо она поедет одна, либо она не поедет вообще, — отрезал Михаил. — Сухонин не пойдет на компромисс. А в случае тебя, он скорее отгрызёт себе что-нибудь, чем второй раз впустит тебя в «Адвегу». Ты прекрасно знаешь их правила — они никого не берут к себе жить просто так. За всё своё правление, Сухонин взял в бункер только одного человека — Андрея Спольникова, который был твоим учеником и помощником. Теперь же Сухонин готов взять в бункер второго человека — твою дочь.

— Да, он готов взять её и даже готов помочь ей. Но она должна будет жить в карантине не менее тридцати лет! Она не сможет выйти оттуда раньше этого времени, иначе… Иначе ты прекрасно знаешь, что будет. — Орлов закрыл глаза и положил руку на лоб. — Это слишком долго. Я не могу оставить её одну на такое количество времени. Неужели я никаким образом не могу поехать с ней?

— Лёша, пойми, такова цена за её жизнь, — ровным голосом ответил Соболев. — Ты же знаешь, что Сухонин человек долга и чести. Он отдаст тебе тот долг, который так тяготит его уже столько лет. Он написал в письме, что в атмосфере бункерного карантина, они будут делать твоей дочери необходимые инъекции до тех пор, пока не вылечат её, после — она должна будет некоторое время пробыть там. Это нормально. Они будут всё это делать, для того чтобы у твоей дочери выработался иммунитет против этого дерьма. Но послушай… — Соболев серьёзно посмотрел на друга. — Ты только сам подумай — они же дадут ей нормальную жизнь. Помимо того, что болезнь ей будет больше не страшна, она будет расти в полной безопасности. Да, она будет расти без тебя. Она ещё очень долго не увидит всех нас, но ведь она будет жить в практически самом безопасном месте на этих чертовых выжженных радиацией и войной землях. В месте, которое защищено даже лучше, чем Купол. — Соболев кинул на Алексея проницательный взгляд. — Алёша, её ждёт хорошая жизнь. Она выйдет замуж и родит здоровых детей. Она построит свою жизнь там, в «Адвеге». Пусть без тебя, но она будет счастлива.

— Миша, послушай меня, — резко сказал Орлов, сверкнув глазами. — Может сейчас на это не очень похоже, но я счастлив до беспредельного состояния оттого, что Сухонин согласился взять на лечение мою дочь. Но тридцать лет! Что если она захочет уйти? — спросил Орлов, с отчаянной скорбью глядя на архонта. — Что если она возненавидит меня за то, что я её отправил туда и решит выбраться оттуда на зло мне, не пройдя лечения до конца? Или же через пару лет решит, что ей надоело, и она больше не будет жить там, в этом чёртовом бункере? Что, если она захочет найти меня… — Алексей опустил лицо. Немного помолчав, он продолжил, с неясной яростью сверкнув глазами в сторону Соболева: — Миша, а ты знаешь, что будет, если она выберется из карантина раньше срока? Ей достаточно будет десяти минут чтобы надышаться пылью и умереть.

— Ты же знаешь, что этого не произойдет, — напряженно сказал Соболев, сверля взглядом Алексея. — Маша достаточно умная девочка, чтобы не делать глупостей. К тому же, она никогда в своей жизни не будет тебя ненавидеть. Ты сам это знаешь. Это первое. А второе — у нас осталось не так много времени, прежде чем респираторная маска перестанет её хоть как-то спасать.

— Я знаю, да…Но я должен быть с ней, — прошептал Орлов, бегая глазами по пыльному деревянному полу. Его словно бы рвало на части. — Я должен отправиться в «Адвегу» вместе с ней…

— Ну, тогда в лучшем случае Сухонин захлопнет бетонную дверь перед твоим носом, если ты попытаешься пройти туда. В худшем — пустит пару пуль тебе в задницу. — Соболев напряженно, но не без удовольствия затянулся сигаретой. Он выпустил едкий дым, отдающий запахом крепкого дешевого табака, и ясными светло-голубыми глазами посмотрел на Орлова: — Лёша, тебя никто не пропустит в «Адвегу». Сухонин делает исключение только для твоей дочери. И ты знаешь почему. Но тебя он не пустит, он до сих пор считает, что ты виноват в смерти…

— Он прекрасно знает, что нас задержали по пути в бункер! Я пытался спасти Аню! Я всеми силами пытался! Но было уже слишком поздно, — теряя над собой контроль, закричал Алексей, резко упираясь ладонями в старый стол. — Я не Господь Бог… Я сделал всё что мог…

Орлов опустил голову.

— Я это хорошо знаю. — Михаил внимательно посмотрел на Орлова. — Лёш, ты спас много жизней за годы своей работы, но Сухонина это не волнует. Ты сам это знаешь.

— Я спас его дочь, — чётко произнес Алексей сквозь зубы.

— Теперь он спасет твою.

Соболев испытующе смотрел на Орлова спокойным, беспристрастным взглядом. Комната наполнилась сигаретным дымом, стало как-то душно. Осенний ветер влажными порывами стучался в старые пыльные стёкла окон кабинета архонта, часы на стене мерно щёлкали секундной стрелкой.

Орлов молчал. Он думал о дочери. Выхода не было — если она не поедет в «Адвегу», она умрет здесь. А этого нельзя допустить никаким образом. Алексей вдруг вспомнил тот момент, когда он узнал результаты анализов, подтвердивших болезнь Маши. Он стоял в лаборатории, смотрел в бумаги и всё никак не мог поверить в такие, казалось бы, нереальные и редкие показатели — радиационная аллергия. Аллергия, к которой люди, живущие в постъядерном мире, выработали иммунитет уже тридцать лет назад! Кто бы мог подумать…

Алексей нахмурился. Но раз на раз не приходится…

Маша попала в два процента детей, у которых до сих пор проявляется реакция на радиоактивную пыль.

В те минуты, когда он всё понял, он не знал, что делать.

Его Юли уже давно не было рядом, она умерла. И Орлов тогда умер вместе с ней. Пусть не физически, но морально. И только вера и дочь помогли ему хоть как-то преодолеть скорбь. А теперь он может потерять ещё и Машу…

Но сейчас у него есть шанс спасти её. Для Юли шанса не было, но он есть для Маши. И он не позволит смерти даже приблизиться к его дочери раньше времени. Алексей нахмурился — Маша должна поехать в «Адвегу» с ним или без него.

— Она поедет. Конечно же, она поедет, — прохрипел Орлов, со скорбью глядя куда-то в сторону. — Я не буду упускать такой шанс. Сухонин не будет церемониться. Но, Миша, скажи мне…Как мне её отпустить одну? Она ведь так мала. Сухонин вылечит её, проведя терапию, но сделает всё, чтобы её жизнь стала настоящим адом там, в этом бункере. Ты же знаешь, как он ненавидит меня. Ты знаешь, как он ненавидит всю мою семью после того, как его жена умерла. Конечно же, я отправлю Машу туда. Но тридцать лет! Она никогда не простит меня. — Алексей в немом ужасе покачал головой. — Никогда не простит за то, что я на тридцать лет запер её в этой тюрьме. Отправившись туда, она лишится всего, что делает её счастливой сейчас. Как она переживет расставание с дорогими ей людьми? Как она будет жить среди жителей бункера? Ты же знаешь, Миша, она тихий, скромный ребенок. — Алексей нервно водил рукой по подбородку. — Она не умеет за себя постоять. Даже здесь она попадает в передряги, и только твой Антон её защищает. А что же будет там?…

— Да пойми ты, что твоя дочь умирает! — грозно рявкнул Соболев, стремительно поднимаясь с места и ударяя кулаком по столу с такой силой, что Алексей едва не подпрыгнул. — Не будь дураком, Орлов! Твоя жена умерла несколько лет назад. Ты едва пережил это, а теперь ты хочешь остаться совсем один? — Соболев встав в полный рост, сверкнул ясными глазами в сторону Алексея. — У твоей дочери пока крепкое здоровье, но ты сам знаешь, насколько сильно у неё уже развилась аллергия. Скоро она не сможет дышать, а ты думаешь о том, какие у неё будут отношения с малолетками из бункера?!