Шесть записок о быстротечной жизни - Шэнь Фу

Шэнь Фу подробно, этап за этапом, описывает свой разлад с семьей. Началось с пустяка — Юнь перестали доверять составление для свекрови писем, свекор увидел в этом нерадивость невестки. Юнь допустила оплошность: употребила в письме к мужу не принятые для обращения к свекру и свекрови слова, и над головой Юнь разразилась беда. Неосторожно поручившись за своего приятеля, Шэнь Фу рассердил отца, и тот заявил, что подает на сына в суд, обвинив его в непочтении к отцу. При той системе сыновьей почтительности, которая сложилась в Китае, это было сильной угрозой. Отец, смягчившись, велел изгнать из дому Шэнь Фу и Юнь. «Изгнание» продолжалось два года, и хотя Шэнь Фу и Юнь оказались без средств, создается впечатление, что жизнь вне «большой семьи» была для обоих благом, настолько много приятных воспоминаний связано у Шэнь Фу с этим периодом его жизни.

Столкновение с традиционными установлениями, как причиной бед, не осознается самим Шэнь Фу, для него несчастье его личной жизни — рок, невезение, проявление интриг и вероломства некоторых членов семьи.

В социальном аспекте неизбежность конфликта с семьей вызвана и тем обстоятельством, что поведение «большой семьи» регулируется догматическими предписаниями «пути предков». В основе этих предписаний лежит культ предков, обычай поклонения умершим, который нашел свое философское обоснование в учении Конфуция. С культом предков были связаны многие стороны обрядовой жизни, правовые нормы, семейные установления китайцев. К культу предков восходит обычай жить неразделенными семьями, глава семьи заинтересован в том, чтоб ему был обеспечен не только присмотр под старость, но и жертвоприношения его душе после смерти. Когда у Шэнь Фу умер дядя, у которого не было сыновей, Шэнь Фу был назначен его наследником. В обязанности его входило посещение могилы дяди, приведение ее в порядок и свершение жертвоприношений в праздник Цинмин.

Юнь — редкий образ женщины в китайской литературе, хотя ее жизненный путь, сами события ее жизни типичны для старого Китая. С детства она помогала матери, зарабатывая вышивкой, в двенадцать лет ее выдали замуж за двоюродного брата. Это широко распространенная форма брака в Китае, брак заключается внутри клана из соображения укрепления рода, из стремления избежать распыления капитала и сохранения социального статуса. Брак между двоюродными разрешался в том случае, если жених и невеста не представляли одной и той же линии рода, т. е. их родители носили разные фамилии. Конечно, подобный брак, заключенный по расчету, да еще в столь юном возрасте, не предполагал непременно глубокого чувства между супругами. Юнь и Шэнь Фу были исключением — они любили друг друга. Уже одно это обстоятельство порождает неприязнь родни. Юнь и Шэнь Фу с нежностью относятся друг к другу и не могут скрыть своих чувств, подобное поведение осуждается, и назревает скандал. Нет более трагичных страниц в «Записках», чем предсмертная исповедь Юнь, когда она объясняет свою болезнь постоянным нервным перенапряжением, страхом вызвать недовольство родителей мужа, тревогой за судьбу детей, утомительной работой вышивальщицы. Бремя, легшее на ее плечи, оказалось ей не по силам, и она умерла рано, ей едва минуло сорок.

Из «Записок» читатель много узнает о принятых в Китае семейных обрядах — о заключении брака, похоронах, проведении традиционных праздников.

В первой части Шэнь Фу рассказывает о своей свадьбе. Как мы узнаем из «Записок», здесь не было традиционной свахи. Жених и невеста знали друг друга с детства, и матушка Шэнь Фу в знак сговора подарила Юнь золотое кольцо. В семье Шэнь Фу были назначены сразу две свадьбы, самого Шэнь Фу и его сестры. Церемониал не описан подробно, возможно, потому, что свадьба была на скорую руку, без полагающейся пышной церемонии в связи с объявленным трауром по царственным особам.

До наступления траура несколько дней отводилось для завершения дел, несовместимых с предстоящей печалью по покойнику. Прежде всего на время траура запрещались свадьбы. Поэтому свадьбы переносились на более ранние сроки. На таких свадьбах не бывает торжественной процессии. Ночью, без факелов и свадебных фонарей, в черном либо зеленом паланкине (а не в красном, как положено) невеста отбывает в дом жениха. Как видно из «Записок», родители Шэнь Фу перенесли срок свадьбы сына и дочери на два дня, они не очень-то соблюдали запрет на веселье, но обошлись все же без пышного выезда.

Любопытны описания домашних спектаклей с участием известных актеров, которые устраивались в доме отца, ведь театральное представление — любимое развлечение в Китае. Обычно представления приурочивались к каким-либо торжественным событиям. Шэнь Фу описывает, как в день рождения матушки «в дом пригласил» целую труппу, упоминает о представлении в Храме водяного в день рождения повелителя озера Дунтинху и о спектакле на открытой площадке в деревне.

Интересны подробности служебной карьеры отца и крупного чиновника Ши Чжо-тана (1756—1837), покровителя Шэнь Фу, его вынужденные скитания по чужим краям, поскольку в старом Китае чиновник не имел права служить в тех местах, откуда был родом.

Перед читателем проходит жизнь определенного сословия, замкнутая в семейном кругу и достаточно вольная вне его. Любопытны образы женщин, оторванных от семейного круга, — это известные актрисы или певицы. Хотя в этой среде не держат молоденьких девушек взаперти, вопрос об их замужестве решают старшие.

В целом «Записки» Шэнь Фу представляют для читателя скорее художественный интерес, чем объективное историческое свидетельство, однако отдельные факты все же могут дать представление о жизни Китая того времени. Например, сам Шэнь Фу, члены его семьи, его родственники нередко прибегают к займам, закладным лавкам и ломбардам. Интересно, что чаще всего занимают деньги у соседей. В Китае не было специальной прослойки ростовщиков, как, например, в Европе, и всякий, у кого есть деньги, мог пустить их в рост. Причем проценты по долговым обязательствам были очень высокие (от 12 до 36%).

Страницы «Записок» дышат любовью к старине, в них много описаний традиционных сторон жизни Китая, но иногда и промелькнет современное, что-нибудь вроде рассуждения о том, правильно ли поставлены пушки и верный ли у них прицел из-за постоянных колебаний уровня моря у Храма морской жемчужины в Кантоне, или забавного разговора Шэнь Фу с настоятелем одного удаленного от мира и затерянного в горах монастыря. Первые вопросы, которые задал ему этот отошедший от суеты человек, были самыми суетными: «Что новенького в городе? А что, гарнизонный все еще в своей управе?».

Новая ситуация в Китае, возникшая из-за проникновения иностранцев в страну в начале XIX в., находит отражение в упоминании Тринадцати иноземных рядов, мексиканских таэлей, которые, как основная денежная единица, имели хождение в приморских городах, где жили иностранцы.

Возникает вопрос о степени реализма «Записок». Ведь можно многое видеть, но описывать в принятых традицией клише, но тогда яркость изображения тускнеет. Традиционным может быть не только тип описания, но в соответствии с эстетическими нормами традиции выбираться и сам объект наблюдения. Тогда традиция проявляется неразрывно и в выборе объекта, и в манере его описания. Шэнь Фу — человек книжной культуры. И хотя, как он пишет, он в молодости бросил учение, Шэнь Фу учился у хороших педагогов и был начитан в конфуцианских классиках и художественной литературе, да и сама его служба требовала умения владеть кистью.

В «Записках» приводятся строки любимых поэтов — Ли Бо, Су Ши, Бо Цзюй-и; нередко автор употребляет пословицы, присловья или изречения. Даже в фривольной сценке выбора проститутки, когда его брат Сю-фын предлагает ему выбрать девушку с «цветочной ладьи» («Моргни какой-нибудь, подзови и слюбись по взаимному согласию»), Шэнь Фу, желая, возможно, смягчить впечатление, вкладывает в уста Сю-фына фразу, взятую из сочинения философа Мэн-цзы.

Вкрапление в текст «Записок» иного книжного материала происходит в основном путем перенесения заимствованных описаний и ситуаций из литературы. Вопрос этот требует специального исследования, отметим лишь некоторые эпизоды и описания, совпадающие у Шэнь Фу со «Сном в Красном тереме» Цао Сюэ-циня.

После свадьбы Шэнь Фу проводил свою сестру в дом ее мужа, а когда вернулся, застал Юнь за книгой: «Низко опустив голову, она читала, и дух ее витал где-то в чужом краю. Подле нее серебром светилась высокая свеча». В руках у Юнь была пьеса, которую она нашла в чулане,— «Западный флигель, где Цун Ин-ин ожидала луну». Героиня «Сна в Красном тереме», прелестная девушка Линь Дай-юй, также тайком читает пьесу под названием «Западный флигель».

Описание внешнего облика Юнь совпадает с описанием Тань-чунь — одной из «трех барышень» «Сна в Красном тереме»: «Ее фигура с поникшими плечами и длинной шеей была не лишена изящества, она выглядела худой, но не костлявой, у нее были изогнутые брови и красивые живые глаза, только передние зубы у Юнь несколько выдавались, что вроде бы не считалось знаком счастливой судьбы». Тань-чунь была «с поникшими плечами и тонкой талией, высокой и стройной, и овальным, как утиное яйцо, лицом. У нее были будто нарисованные изогнутые брови и красивые живые глаза, рисунок ее одежд был тонок и красочен, тот, кто видел ее, отбрасывал всякую мысль о пошлом». Цао Сюэ-цинь пересыпает свой текст присловьями и поговорками, так же сделаны и многие бытовые сценки у Шэнь Фу, к примеру эпизод пирушки с певичками в Кантоне.