Цифровой журнал «Компьютерра» № 204 - Коллектив Авторов

Счастье человека (и несчастье Голема) в том, что магия художественного образа обитает по ту сторону информации. Вернее — вообще никакого отношения к информации не имеет. Не случайно даже на заре семиотики (в частности уже в «Открытом произведении» Эко) было понимание того, что в чисто информативном плане художественный образ на несколько порядков превосходит любой научный концепт. Что же говорить о психологических и эмоциональных коннотациях, присутствующих в любом даже самом слабеньком художественном образе и напрочь отсутствующих в самых сложных информационных объектах (то есть научных понятиях)?

О неспособности искусственного интеллекта справиться с художественным текстом (и порождаемой этим текстом образностью) можно говорить очень долго, однако для наших целей хватит понимания самого главного: художественный образ априорно не дискретен и, как следствие, не выводится из информации. Сколько бы Quill ни обрабатывал данных из «Твиттера», биржевой аналитики, политических событий и статистики по недвижимости, AI-движок никогда не сможет вывести из данной в его ощущения эмпирики на подлинный художественный уровень. То есть заменить чисто информационных журналистов у компьютеров получится уже в ближайшее время, заменить же колумнистов, тем более настоящих писателей, не удастся никогда.

Сегодня, однако, мы поговорим о другом — чрезвычайно тревожном, на мой взгляд, — аспекте экспансии искусственного интеллекта на территории творчества человека. О музыке. Моя тревога объясняется тем, что добиться иллюзии полноценной музыкальной композиции с помощью компьютерных технологий значительно проще, чем имитировать художественный текст. Причина — в силе и одновременно слабости музыки как искусства. Причина — в том, что делает музыку максимально приближенной к Богу (музыка — это квинтэссенция эстетики, высшее искусство) — и в то же время уязвимой для профанации.

Музыка — это эмоция в дистиллированном виде, которая к тому же ещё и оторвана от прямых смыслов. Музыка, подобно поэзии (в большей мере) и прозе (в меньшей), способна породить художественную образность, которая на порядок превосходит по информативности научные понятия, однако все эти образы, порождённые музыкой, будут исключительно опосредованы. То есть будут рождаться в голове слушателя, а не из комбинации музыкальных нот. Ноты создают тональность и настроение, которые, в свою очередь, порождают образы и несут информацию. Сама же музыка — вне информации, вне прямых смыслов. 

Это качество музыки возносит её над остальными искусствами; оно же, боюсь, её и погубит. 

Дэвид Коуп (David Cope) родился в Калифорнии в 1941 году, влюбился в музыку в раннем детстве, получил блестящее образование и обещал затмить самого Гершвина. Юный композитор создал несколько ярких произведений малого жанра, получил восторженные отзывы критики и вместе с ними заказ на создание — ни много ни мало — полномасштабной оперы! В 1980 году Дэвид Коуп сел писать произведение, которое должно было вознести его до небес, и... сломался!

Коуп пыхтел почти полгода, но не сумел создать даже увертюру. Дальше пыхтеть возможности не было, потому что несостоявшийся композитор имел жену и четверых детей, которых нужно было чем-то кормить. И тогда Коуп вспомнил об Адриане Леверкюне и продал душу дьяволу. В отличие от трагического героя Томаса Манна, Дэвиду Коупу не пришлось общаться с нечистой силой: достаточно было подружиться с компьютером!

Одной дружбы, как вы понимаете, было мало, требовался ещё некий хитрый изъян в душе, который позволил бы направить энергию в нужное русло. Изъян Дэвида Коупа отлился в сентенцию, за которой скрываются все его убеждения: «Вопрос не стоит — есть ли душа у композитора. Вопрос — есть ли душа у всех нас!»

Для себя Дэвид Коуп решил однозначно (после затяжных вигилий над оперой): души нет! Ни в композиторах, ни в слушателях, ни вообще у остальных людей. А что же есть? Есть технологии!

Поверив в Голема (исполина без души), Дэвид Коуп очень легко нашёл «эликсир счастья». (Хотел написать «формулу успеха», но вовремя одумался: успех в «творчестве» Коупа, слава тебе, господи, не ночевал ни разу!) Как работали великие композиторы, если не имели души, а музыка не была отражением небесных сфер? Великие композиторы, рассудил Дэвид Коуп, внимательно слушали! Слушали других композиторов — своих современников и предшественников. В результате их мозг «рекомбинировал» услышанные мелодии и музыкальные фразы. Рекомбинировал на собственный — оригинальный — лад.

От этой идеи рукой подать до компьютерных технологий, способных «писать музыку». Из великого музыкального наследия человечества создаётся база данных на основе как можно большего количества элементарных музыкальных фраз — мотивы, мелодии, яркие аккорды, переходы и т. п. После чего компьютеру даётся задание: перетасовать эти элементарные фразы таким образом, чтобы получилось нечто оригинальное! 

Первой жертвой Дэвида Коупа стал Иоганн Себастьян Бах. В 1983 году новый доктор Фаустус разложил творчество великого немца на составляющие, затем перекомбинировал их и «создал» новый хорал. «В стиле Баха». Из этих экспериментов родилась Emmy — первый движок искусственного компьютерного интеллекта, приспособленный к написанию музыки.

Новые мощные процессоры открыли перед Дэвидом Коупом головокружительные перспективы: однажды утром он запустил Emmy и отправился завтракать, а по возвращении с восторгом обнаружил, что его Мефистофель наштамповал 5 тысяч новых — «оригинальных» — хоралов Баха! В 1993 году Дэвид Коуп выпустил свою первую пластинку, названную Bach by Design (Centaur Records, CRC 2184). 

В 1997 свет увидела «Классическая музыка, написанная компьютером» («Classical Music Composed by Computer»), следом, чуть позже, — «Виртуальный Моцарт» («Virtual Mozart». 1997), «Виртуальный Бах» («Virtual Bach», 2003). 

Затем наступила пауза. Дело в том, что музыкальные критики встретили «творчество» Дэвида Коупа не то что в штыки, а просто с ненавистью. Каждая новая пластинка воспринималась как личное оскорбление любым человеком, который был связан с музыкой или просто любил её. Рецензии на опусы получались зубодробительными, однако все они сводились к одному лейтмотиву: «В этой музыке нет души».

Дэвид Коуп негодовал, насмехался, предлагал пари, настаивая на невозможности отличить работу живого композитора от продукции его Emmy. Стену непонимания и отторжения пробить не удавалось. Сначала Коуп недоумевал, а потом его в очередной раз осенило: чем его Emmy хуже великих музыкальных классиков? Тем, что они уже умерли, а Emmy пока жива! Вот если её умертвить, то творчество её получит необходимый импульс для признания. (Вот и начался «Доктор Фаустус» по полной программе!)

В 2003 году Дэвид Коуп «убивает» свою Emmy и шесть лет ничего не «пишет». Все это время профессор музыки в Калифорнийском университете (мирское прикрытие Коупа!) лепит нового Голема — «дочку» Emmy, Emily Howell, использующую гораздо более солидные компьютерные мощности (Emmy питалась соками допотопного Power Mac 7500).

В память вложено творчество 36 композиторов («От Палестрины до самого Дэвида Коупа»), из которого неоголемша лепит оригинальные музыкальные фразы. Сам доктор Фаустус сидит рядом и помогает компьютеру делать «правильный выбор»: бракует мелодии и аккорды, выбирает из десятка ходов такой, который, на его личный взгляд, больше понравится публике. 

В 2009 Коупа / Emily Howell прорвало: выходит пластинка From Darkness, Light (Emily Howell), затем подряд три симфонии (№4, №5 и №9), два струнных квартета, концерт для скрипки, концерт для виолончели, концерт для пианино. Доктор Фаустус внутренне уже созрел, чтобы закричать «Verweile doch, du bist so schön!», однако музыкальное сообщество, как и раньше, не даёт расслабиться: что бы ни выдавал на-гора «композитор», оплодотворённый искусственным интеллектом, он тут же подвергается беспощадной критике. С прежним мотивом: нет души!

Я внимательно прослушал образцы «творчества» Дэвида Коупа / Emily Howell (на YouTube самим демиургом выложено 371 видео) и вот что подумал: если бы в 1993 году Коуп никому не сказал, что его музыку пишет не он сам, а компьютер, никто бы никогда не догадался! И это — самое страшное. 

Безусловно, любой искушённый в музыке человек мгновенно усмотрит нескончаемую «цитацию», однако это обстоятельство можно смело выдать за расхожий приём постмодернизма без ущерба для эстетического эффекта, который от заимствований (или — отсутствия оных) никак не зависит. Эстетический эффект либо есть, либо его нет. На мой взгляд, во многих «творениях» музыкального доктора Фаустуса этот эффект однозначно присутствует, хотя «души» там нет. Причина — та же, что помянул вначале: в отличие от художественного текста, образность музыки рождается не в самой музыке, а в голове слушателя (ноты лишь стимулируют появление этой образности, подобно психотропным веществам).