Касьянов год - Николай Свечин

— Пиши письмо. Как-то спокойнее ехать в Киев, когда знаешь, что армия тебя защитит.

— Если, конечно, защитит, — ухмыльнулся Таубе и обмакнул перо в чернильницу. Но вдруг отложил его:

— А Меринга этого как зовут? Михаил Федорович?

— Михаил, а отчества не знаю.

— Он, стервец! Знакомая нам личность, как говорит мой денщик.

— Где встречались?

— Меринг был вице-директором Кредитной канцелярии Министерства финансов. А я ходил к нему защищать наш предельный бюджет[5]. Скользкий персонаж. Хороший математик, учился за границей на астронома, но стал чиновником. А как выгодно женился, сразу вышел в отставку. В Киеве у него, говорят, большое имение, досталось по наследству от отца. Жук еще тот.

— И служил под Витте до того, как породнился? Ловкач. М-да…

Придя домой, Алексей Николаевич сообщил жене о предстоящем отъезде. Варвара Александровна не обрадовалась. Середина мая, скоро каникулы. Последнее лето, когда они с детьми могут пожить все вместе: через год сыновья будут юнкеры. Лыков собирался днями отправиться в Нефедьевку, проверить, все ли там готово к их приезду. А тут Киев. От супруги не укрылась и озабоченность мужа. Он коротко пояснил, что поручение начальства ему не нравится, но деваться некуда. В случае чего поселимся в деревне… Он всегда так говорил, когда над головой сгущались тучи. Варвара Александровна знала, что это только слова. Муж не сможет быть лесопромышленником, без службы он зачахнет, уже проверено. Супруга Лыкова лишь вздохнула и пошла собирать его вещи.

Утром перед отъездом Алексей Николаевич заехал в департамент. Зволянский показал ему текст телеграммы, которую МВД направило киевскому губернатору Трепову. В ней поручалось оказать содействие командированному чиновнику в дознании о возможном аферизме. Подписал телеграмму сам Сипягин. Сергей Эрастович открыл также важное обстоятельство. По словам министра, Витте приезжал к нему вчера вечером и просил только одного — «честного взгляда». Обещал принять любую правду. Якобы он не доверяет своему зятю и никогда не поощрял его деловых операций. И боится, что тот в Киеве козыряет именем тестя. А потом претензии обманутых партнеров будут обращены на главного финансиста империи. Сергей Юльевич просил довести до него результаты дознания без прикрас. И будто бы заранее готовился к плохим новостям.

Лыков повеселел. Теперь можно ехать. Дело представлялось ему нетрудным. Оценщик Афонасопуло, судя по всему, имеет на руках доказательства аферы. С порученцем самого Сипягина никто спорить не посмеет. В случае чего с неофициальными источниками поможет Дикая Мавра — дежурный генерал штаба округа и близкий к начальнику края человек. Через него можно проверить слова оценщика. Делов на неделю. Но на всякий случай Алексей Николаевич вытребовал себе открытый лист[6] за подписью министра. Чтобы было чем пугать киевлян.

Спустя двое суток Лыков сошел с поезда на дебаркадер Киевского вокзала. Было восемь часов утра. Носильщик дотащил чемодан до биржи, на которой стояло множество задрипанных извозчиков. Приезжий сразу обратился к омнибусам. Таковых насчитывалось пять, от лучших городских гостиниц. Еще в вагоне сыщик выяснил, что самая новая и фешенебельная из них — это «Континенталь». И экипаж был под стать: роскошная карета, запряженная парой гнедых лошадей, с электрическими лампионами на дугах. Возница в шляпе с пером живо загрузил багаж и отправился в путь.

Карета пересекла мост через какой-то ничтожный ручей[7] и оказалась в городской окраине. Лыков узнал Верхнюю Соломенку. Сразу ему прилетел привет из прошлого: они ехали по Безаковской улице. Ее назвали в честь бывшего генерал-губернатора Безака, а Лыков много лет назад служил в Нижнем Новгороде под командой его сына. Добравшись до поворота, экипаж выехал на прямой, как стрела, и бесконечно длинный Бибиковский бульвар. Скучно, но чистенько. А главное — пирамидальные тополя по обеим сторонам. Киев богат садами, но городской зелени на улицах почти нет, вся она за оградами. Поэтому по бульвару охотно гуляют любители променада.

Долетев с ветерком до запущенной Бессарабки, карета вывернула на Крещатик. Алексей Николаевич смотрел теперь во все глаза. Он не был здесь пять лет, и за это время улица весьма похорошела. Старые постройки все снесли, а на их месте выросли доходные дома с шикарными магазинами внизу. Множество извозчиков и прохожих, вывески, киоски с лимонадом — столица, да и только! Вагоны городской железной дороги пронзительно дренькали электрическими звонками, кричали уличные торговцы и разносчики газет. Шумно по-южному, не как в Москве или Питере, подумал Лыков. Известно, что в Киеве лучше всего весной или осенью. А теперь как раз май. Не ходить, что ли, сегодня к губернатору, а погулять? Ведь потом может и не найтись времени. Солнце светило мягко и приветливо, знаменитая киевская грязь уже подсохла. Деревья покрылись зеленой дымкой молодой листвы. Эх, служба…

«Континенталь» и правда был достоин похвал. Четырехэтажное красивое здание подпирало гору. Шикарное место на Николаевской улице, которой в прежний приезд сыщика еще не существовало. Интересно, кто выстроил гостиницу? Пароконные экипажи стояли вдоль всего фасада в ожидании седоков. Выбежал швейцар с галунами, как у гвардейского барабанщика, и втащил лыковский чемодан внутрь.

Там оказалось еще наряднее, чем снаружи. Мраморный пол, бронзовые с хрусталем люстры, из ресторана доносились дивные ароматы. Надворный советник взял номер на верхнем этаже. Восемь рублей в сутки! Хорошо, что он богач, а то бы никаких прогонов не хватило. Номер тоже порадовал. Вид из окна, правда, подкачал: никакой панорамы, сплошная зелень Липок. Ну да ладно.

Взяв ванну и позавтракав, он решил все же начать с визита к губернатору. Уж сделать дело, а потом гулять… Всяко перед отъездом время отыщется, зато налегке, без забот. Алексей Николаевич надел мундирный сюртук со старшими орденами и спустился вниз. С извозчиками в «Континентале» оказалось строго: никакой драки, клиентов разбирали в очередь.

Надворный советник поехал на Екатерининскую улицу, в дом номер десять. И опоздал. По словам дежурного чиновника, Трепов только что отбыл в Васильковский уезд и вернуться должен был лишь завтра. По счастью, в приемной задержался правитель канцелярии Гудим-Левкович. Он не без развязности поинтересовался, что за дело у приезжего к губернатору. Лыков нахмурился:

— Я хотел сообщить об этом его превосходительству, а впрочем… Почему бы нет? Это касается заявления некоего Афонасопуло, оценщика из банка. Насчет аферизма.

— С обвинением в адрес Михаила Федоровича Меринга? — в свою очередь нахмурился чиновник.

— Да.

— Ну понятно. В столице решили, что раз зять, то любит взять? Как бы не так!

Надворный советник молча ждал пояснений. Гудим-Левкович не замедлил с ними:

— Это гнусный донос. Совершенно беспочвенный. И мы тут все возмущены, что уважаемого человека, так много сделавшего для украшения Киева, вдруг начали пятнать. Учтите, господин Лыков, мы его в обиду не дадим.

— А это как покажет мое дознание, — не удержался сыщик.

— Вы так полагаете? — усмехнулся правитель канцелярии. — Ну-ну…

Повернулся и ушел, не прощаясь. Вот наглец!

Алексей Николаевич задумался над таким поведением чиновника. Кажется, люди, близкие к губернатору, собираются защищать Меринга. Что ж, примем к сведению. Возможно, еще не раз ему в лицо скажут подобные слова. Начало плохое, что будет дальше? Пока же у сыщика неожиданно освободился почти целый день, и он решил посмотреть город.

Глава 2. Ах, Киев!

Все туристы ходят по Киеву одним маршрутом. Сперва непременная Лавра, потом Владимирская горка, а оттуда в Старый город. Завершается все Софийским собором и выходом на Крещатик. Обязательно ужин в ресторане с видом на Днепр… Но у Лыкова в Киеве было намечено два личных дела. Поэтому и маршрут он выбрал свой, отличающийся от обычного. Первое дело касалось его жены: сыщик собирался поклониться мощам святой великомученицы Варвары и поставить свечу за здравие супруги. Здоровье Варвары Александровны вызывало его беспокойство, и он хотел попросить небесной защиты. Мощи, как известно, хранятся в Михайловском Златоверхом соборе. Идти дотуда от Царской площади было недалеко. Лыков переоделся в партикулярное платье, разменял у конторщика сотенный билет и отправился гулять.

Собор и одноименный монастырь надолго погрузили приезжего петербуржца в благоговейное состояние. Красота неописуемая, никаким пером ее не передать. Храм назван так потому, что его купола были вызолочены — первыми на Руси. Древнее обветшавшее сооружение перестроили при Елизавете Петровне, и получился удивительный семикупольный храм в стиле барокко. Лыков уже бывал здесь раньше, но снова залюбовался и собором, и высоченной колокольней, и золотым двуглавым орлом на кресте главного купола. Есть легенда, что орла этого приказал поставить Богдан Хмельницкий, когда отдал Малороссию из польского владычества под русский скипетр. А серебряную раку для мощей святой Варвары подарил храму гетман Мазепа. Впоследствии ее заменили на более значительную, в которой было двадцать пять пудов серебра! Еще славится икона, поднесенная собору Александром Первым. Она посвящена покровителю Киева архистратигу Михаилу, повергающему дьявола. Написан образ на золотой пластине и украшен тремя тысячами бриллиантов. Сыщик не стал прикладываться к нему — в душе он считал, что сила образа не должна искажаться земными ценностями. А вот великомученице помолился от всей души. Пожертвовал как следует храму и купил супруге кипарисовый складень тонкой работы. Дай Бог пожить им вместе в любви и согласии подольше…