По старой дружбе - Мария Перевязко

нас объезжать. Какая-то растрепанная женщина высовывается из окна и очень нецензурно выражается. Лена, не сводя глаз с моего ошалевшего лица, показывает ей средний палец.

— Это значит, что моя жизнь кончена! Я не собираюсь становится монашкой.

— Да я тут причем?! — кричу я, и мне наконец удается расцепить ее пальцы.

Я почти добегаю до конца дороги, когда она выпаливает мне в спину:

— Ради нашей старой дружбы.

Я застываю, так и не добежав до пешеходной зоны. Поворачиваюсь к ней. Лена смотрит на меня, не моргая. В голове вырисовывается картина из прошлого. Она стоит в точно такой же позе на детской площадке и испуганно просит помощи одними глазами.

— Черт! — выкрикиваю я. — Уйди с дороги, дура!

На ее лице мгновенно расцветает счастливая улыбка. Она не замечает, что один из автолюбителей уже вылез из машины и направляется к ней. Она бежит ко мне и хватает меня за руки.

— Это ничего не будет значить, правда! Просто мне это нужно для прикрытия. Родители ни за что не отправят меня туда, если будут думать, что мы с тобой встречаемся…

Я оттаскиваю ее на пешеходную зону и с облегчением смотрю, как разъяренный мужчина садится обратно в свою машину.

— Ты больная, — говорю я и только сейчас понимаю, как сильно я испугался.

Вытряхиваю ее руки из своих и качаю головой.

— Нельзя же так!

— Да успокойся, — примирительно говорит она. — Ничего же не случилось. Зато ты меня выслушал и согласился мне помочь.

— Не соглашался.

— Краснов, — Лена опускает глаза, — я понимаю, что мы давно чужие друг другу люди. И ты, наверно, ненавидишь меня. Но ты правда хочешь, чтобы я стала монашкой?

Она издает тихий смешок. Я, блин, тоже улыбаюсь.

— Тебе бы это пошло на пользу.

— Спасибо, — говорит она серьезно. — Это только для родителей. Если хочешь, я все объясню твоей девушке. Хотя… Кого ты обманываешь, мы оба прекрасно знаем, что никакой девушки нет.

Глава 3. Венера

Хожу из угла в угол, заламывая пальцы и то и дело поглядывая на часы. Опаздывает. Или передумал? Нет, не мог. Просто опаздывает. Хотя это совершенно не в его стиле. Он же такой правильный, пунктуальный, умный и чего-то там еще. Не помню. Это слова мамы.

Слава богу, раздается щебетанье птиц: это Краснов звонит в звонок. Я бегу к двери, забыв надеть тапочки, и открываю дверь. Лицо Краснова, как всегда, унылое и какое-то серое. Невольно сравниваю его со своим байкером, и мне даже становится его жаль. Понятно, почему он такой умный, ведь ему больше нечего делать, кроме как важные книжки читать. Бедняга.

— Не стой на пороге, — говорю я, — давай уже, заходи. Сейчас быстренько отыграем пьесу в стиле Шекспира и пойдешь…

Я чуть было не говорю «читать важные книжки», но вовремя одергиваю себя.

— …по своим делам.

Он заходит медленно, нерешительно, как-то бочком. Стягивает кроссовки и здоровается с мамой, показавшейся в прихожей.

— Данечка? — ласково воркует она. — Вот это сюрприз!

— Он ко мне, — говорю я, хватаю Краснова за руку и утягиваю в свою комнату.

Как только мы оказываемся внутри, отпускаю его руку. Краснов глубоко вздыхает и усаживается на компьютерное кресло.

— Долго еще? — гундит он, кружась в кресле, как маленький.

— Не ной! Начало положено. Скоро придет папа, и тогда…

— Привет, молодежь! — в комнату просовывается папино лицо и улыбается нам.

Эта улыбка не искренняя. Я слишком хорошо знаю папу, он предпочел бы, чтобы сегодня мы ужинали только семьей. А завтра бы он со спокойной душой отправил бы меня в пансион монашек на перевоспитание. Только он не учел одного: я далеко не ангел, и в церкви мне не выжить.

— Привет, па.

— Здрасьте, дядь Володь.

— Не знаю, как вы, а я голоден как волк. Подтягивайтесь тоже.

Как только папино лицо исчезает из дверного проема, я в очередной раз напоминаю Краснову, что говорить и как себя вести.

— Назовем это — «Миссия: фальшивые влюбленные», — подвожу итог я. — Все запомнил?

— Ага, — легкомысленно отзывается Краснов и идет на кухню.

Я еле поспеваю за ним, но, к счастью, он замирает возле двери на кухню, пропускает меня вперед и по сценарию выдвигает для меня стул. Мама, как назло, пропускает эту часть нашего спектакля, зато папа замечает и бросает короткий странный взгляд на Краснова. Пока мы едим салат, слышен только скрежет вилок о тарелки. Затем я подаю голос.

— У нас для вас новости, — заявляю я и вытираю губы салфеткой. — Мы встречаемся.

Я кладу ладонь поверх руки Краснова и улыбаюсь родителям. Мама удивленно таращится на меня, папа же продолжает есть, как будто бы я не проронила ни слова.

— Это правда? — мама обращается к Краснову, и я даже не знаю, что с ним сделаю, если он решит включить свою «правильность» и сказать правду.

— Абсолютная, — откликается он и неуклюже обнимает меня за плечи.

Он хоть и худощавый, но руки, блин, тяжелые. Мог бы и не напирать так. Как только мы выйдем из кухни, обещаю себе его пихнуть.

— Но… — мама настолько шокирована, что не может сформулировать мысль. — Как же…

— Не прокатит, — вдруг говорит папа, отпивая из стакана грейпфрутовый сок, затем удовлетворенно выдыхает воздух через ноздри и откидывается на спинку кресла.

Он следит за мной хитрый взглядом, затем скашивает глаза на Краснова и говорит:

— Даня — парень хороший, но он не поможет тебе, родная, с тем, что ты задумала. Мы и в правду были бы рады, если бы вы стали парой, но даже это бы никак не повлияло на твой отъезд.

Меня дико бесит, что папа так быстро раскусил мой план. Я хочу высказать свое возмущение и обиду, у меня изо рта даже вырывается какой-то булькающий звук, но Краснов сжимает мое плечо так, что мне становится больно.

— Вы зря нам не верите. Мы действительно вместе. Знаете, почему она так себя вела на именинах отца? Мы поругались. Она просто на меня злилась.

Э-э-э. То есть, Краснов видел мое показательное выступление на банкете? Вернее, наступление. На Васеньку. Странно. Я его совершенно не помню. Наверно, за книжками спрятался.

— Вы же знаете, какими порой способами женщины стараются привлечь внимание, — продолжает Краснов мягко.

— Хорошая попытка, — ухмыляясь, говорит папа, — но почему-то я тебе не верю. Моя дочь перешла все границы дозволенного, и в этот раз я намерен принять радикальные меры.

— Ничего, что я тут сижу? — встреваю я и убираю ладонь с руки Краснова, больше это не нужно, все равно не помогло.