Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 2 - Паркинсон Кийз

— Неплохая мысль, — заметил Клайд.

— Итак, теперь о третьем письме, — продолжала миссис Софи. — Оно от Пьера де Шане, который хочет выразить свои соболезнования всей семье. Однако это не только письмо-соболезнование. В нем также содержится несколько довольно скверных новостей.

Клайд быстро поднял голову.

— Разумеется, узнав о наших великих утратах, все в замке Монтерегард были глубоко потрясены. Однако беднягу мистера Винсента эти известия поразили более остальных, особенно известие о смерти его единственного сына, и, как часто случается в таких обстоятельствах, его психическое состояние оказало прискорбное воздействие на физическое. С ним случился удар. В конце концов он в некотором роде оправился, но, видимо, не совсем, ибо с трудом говорит и частично парализован. Все время за ним нежно ухаживает миссис Винсент, пытаясь подбадривать его. Конечно, и речи быть не может, чтобы он отправился в долгий путь.

— Мне очень жаль, — единственное, что смог сказать на это Клайд. Однако в глубине души ему было почти безразлично. Конечно, он жалел Винсента Ламартина, который долгое время был его хорошим другом. Конечно, жалел, что горе привело Ламартина к такому удару. Но он не сожалел о том, что Винсентам не удастся скоро вернуться домой, ведь ему, стало быть, не придется делить с ними Ларри. Он мысленно заглянул в будущее и «очами своей души»[2] уже видел миссис Винсент, которую никогда не заботила Виктория, отказывающейся от своих прав на нее в пользу Ларри — за вознаграждение, разумеется, но все же отказывающейся. И он мысленно уже представлял себе, как он уговорит сделать то же самое Арманду. Да, в один прекрасный день Виктория, как и Синди Лу, станет принадлежать Ларри. Он вполне обошелся бы без виргинского наследства. И стал бы одним из богатейших людей Луизианы. Его дедушка, Клайд Бачелор, обеспечил бы ему это…

— Разумеется, вам очень жаль, и я прекрасно понимаю ваши чувства, — снова услышал он старую даму. Поначалу он даже не уловил, что она понимает. Сейчас он пребывал в таком далеком будущем, что впервые со дня смерти Люси совершенно забыл о настоящем. И, прежде чем вновь собраться с мыслями, он увидел, как теща медленно поднялась со стула, сказала, что им больше нечего обсуждать, и пожелала ему приятно провести день.

* * *

Спустя неделю миссис Софи и кузина Милдред отбыли в Виргинию. А пока миссис Софи, как и обещала, разобрала все вещи Люси. Среди бумаг покойной не было найдено ни одного важного документа. У себя Люси хранила только письма, когда-либо полученные от матери, Клайда, Кэри и Бушрода. Все они были разложены на маленькие аккуратные стопочки. Миссис Софи сообщила Клайду, что его письма и письма Кэри она оставила в письменном столе Люси, а остальные, с его позволения, хочет увезти с собой. А большую часть одежды Люси миссис Софи постепенно раздарила.

Расставаясь на железнодорожной станции, ни Клайд, ни старая дама не заговорили о будущей встрече. Оба понимали, что если эти встречи вообще когда-нибудь состоятся, то будут очень редкими. Но не из-за взаимного недоброжелательства, ибо после долголетнего антагонизма, в лучшем случае холодного отношения друг к другу, они наконец пришли к обоюдному уважению и пониманию. Это было очевидно при их прощании.

По дороге со станции домой Клайд зашел на кладбище и положил цветы на могилу Кэри. Теперь это стало его ежедневным обрядом. Источником его сильнейшего страдания было то, что он не имел права настоять, чтобы Кэри была похоронена в Синди Лу, как Люси. Ведь ему была известна давно устоявшаяся традиция, предписывающая жене лежать рядом с мужем в смерти, как и в жизни; нарушение этой традиции непременно вызвало бы великое недовольство по всей округе. Поэтому Клайду пришлось подавить свое желание, не высказывая его никому, но впервые в жизни он ощущал столь сильные муки: из-за внутреннего сопротивления этому и из-за того, что теперь Кэри, казалось, находилась от него намного дальше, чем Люси. Но постепенно он нашел успокоение в осознании, что Люси в месте своего последнего упокоения находится одна — значит, это место как бы всецело стало ее личным святилищем, равно как его успокаивала мысль о том, что Кэри сейчас покоится в величественном склепе, что было ее посмертным семейным долгом.

Он приближался к торжественному склепу Винсентов с необычайным спокойствием, чего не было раньше. Обычно высокие металлические ворота подъездной дороги, ведущей к кладбищу, были закрыты и открывались только для того, чтобы пропустить похоронную процессию. Пешеходы же проходили на кладбище через ворота поменьше, каковых на кладбище имелось двое — по обеим сторонам главного входа. Главные ворота открывались с большим трудом из-за их массивности и огромного веса, к тому же их створки были подвешены на одинаково тяжелых цепях, при помощи которых они автоматически запирались. И скорбящему родственнику приходилось вдвойне трудно, ибо, как правило, он был нагружен множеством цветов. Сейчас Клайд возблагодарил Господа за то, что нашел главные ворота открытыми. Он медленно прошел на кладбище, держа в одной руке огромный букет белых азалий, а в другой — пурпурных ирисов.

Участок Винсентов располагался не очень далеко от ворот. Клайд увидел возвышающийся надгробный памятник: саркофаг венчала красивая мраморная урна; все было выполнено со строгой простотой, если не считать этой урны и колонн с каннелюрами в каждом углу, которые, в свою очередь, венчали погребальный свод, настолько величественный, что тут же возникла мысль о храме с полным фасадом из колонн и искусно вырезанными в камне факелами. На одной из каменных ступеней, ведущих к бронзовой двери, возвышалась вторая урна, очень похожая на первую, но открытая, полная цветов, принесенных только вчера. Однако они уже не были достаточно свежими, чтобы удовлетворить Клайда. Он вынул их, поменял воду, после чего любовно расположил в урне пурпурные и белые цветы, принесенные с собой. Правда, он не был искусен в составлении букетов, ведь этим всегда занималась Люси. И как превосходно у нее это получалось… Но нехватку опыта он возмещал терпением и любовью. И когда он повернулся, чтобы уйти, урна снова расцвела неповторимой красотой свежераспустившихся цветов.

* * *

Войдя в сад, Клайд увидел Тьюди, которая уводила Ларри домой с прогулки. Малыш был без шапочки, и солнечные лучи играли в его волосах, таких же глянцевитых и черных, как у отца, делая их еще более блестящими. Ларри энергично звенел серебряной погремушкой, подвешенной к лямке, поддерживающей его бодрую пухленькую фигурку, и, как всегда, лицо деда осветилось радостью. К тому же Клайд наблюдал признаки прогресса, не замеченные им прежде.

— О, я не знал, что он научился сидеть прямо без посторонней помощи! — восхищенно проговорил Клайд. — Ну да, он же почти не касается мягких подушечек, что у него за спиной!

— Ага! Вовсе! — гордо воскликнула Тьюди. — Немного времени пройдет, и он начнет потихоньку ходить! Ни разу еще не видела такого умненького малыша. А какой он сильненький!

— Как ты думаешь, он сможет сидеть на высоком стуле?

— Ну да, так же, как и в коляске!

— Вот и прекрасно. Вынеси из кладовой высокий стул миссис Кэри и поставь его в столовой. Теперь мы с Ларри будем обедать вместе.

Нежно обняв малыша, он обернулся, чтобы посмотреть в сторону небольшого огороженного места, где покоилась Люси. Затем направился было туда, но остановился, решив, что сможет посетить жену позже, когда закончит дневные дела. Ведь сколько дел требовало внимания, ибо ему довольно долго пришлось пренебрегать ими. Ему доверили Ларри, и он должен, не щадя своих сил, с честью выполнить возложенные на него обязанности. Он может по-настоящему служить усопшим только после того, как выполнит свой долг по отношению к живым.

Вернувшись в дом, он прошел к себе в кабинет. Откинув крышку бюро, открыл сейф. Все записи в гроссбухе были в полном порядке и закончены в тот день, когда они в последний раз работали вместе с Люси, — в день ее гибели. Когда он собрал нужные бумаги, к которым так долго не притрагивался, и занялся подсчетами и выписками, результаты получились настолько ободряющими, что он более осмысленно, чем когда-либо, задумался о том, с какой целью позволил Валуа Дюпре заговорить с ним о продаже той узкой полоски земли в задней части плантации, где находится гравий. Он не признался тогда, у смертного одра Кэри, что продал эту землю, но легко поймал ее на слове, считая, что вопрос уже исчерпан и теперь он может делать все что угодно, чтобы сократить то огромное бремя долгов, с которыми ему помогала справиться Люси, а затем снова пойти в гору. И неизбежно он рассказал Люси об этой продаже, и она стала помогать ему с бухгалтерскими книгами, и ей необходимо было вносить в них все дебеты и кредиты. Тогда Люси восприняла это известие с традиционным спокойствием, сказав (именно то, что Клайд сказал Кэри во время их последнего разговора), что в их жизни было столько всяческих сокровищ, что им не нужно больше выискивать их.