Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 2 - Паркинсон Кийз

Какая жалость, думал он, ожидая кабриолет, что ему не с кем поделиться этой редкой шуткой. Ага, значит, Бушрод не позволит, чтобы кто-нибудь надул его, так? Он принял поводья из рук маленького негритенка, смерил одобрительным взглядом тонкие колеса кабриолета и отправился по направлению хижины Ма Лу и «Гранд-отеля» Пьера Маре.

* * *

Но все это было несколько часов назад, а сейчас он сидел в огромном кресле, умиротворенно глядя на тлеющие угольки и с несказанным наслаждением попивая кофе. Он остался сидеть, когда в залу вошел Бушрод.

— Привет! Ох, какой холод стоит на реке! — воскликнул тот, протягивая озябшие руки к гостеприимному теплу, исходящему от каминной решетки. — Нейкинзы устроили обед на открытом воздухе, и из-за ветра я продрог до мозга костей.

— Хочешь кофе?

— Нет, благодарю. Но добрый глоток даже самого дрянного джина был бы королевским средством от гриппа.

Клайд указал на бар розового дерева.

— Полагаю, ты найдешь там все, что тебе нужно, — проговорил он. — Кстати, коли тебе нездоровится, я не стану возражать, чтобы мы отложили игру до тех пор, пока…

— Нет, черт подери! — Бушрод залпом осушил стакан бурбона и причмокнул от удовольствия. — Неси карты и фишки.

Клайд поднялся, поставил на стол шкатулку с картами, поднял крышку и начал отсчитывать фишки.

— На мой взгляд, двух сотен долларов будет вполне достаточно, — предложил он только для того, чтобы посильнее завести Бушрода. — Разумеется, я имею в виду — для разминки. Вероятно, один из нас разыграет «победителю-достается-все» еще до того, как фишки израсходуются.

С этими словами Клайд вытащил из внутреннего кармана сюртука потрепанное портмоне свиной кожи и извлек оттуда сложенный листок бумаги.

— Здесь заявление, по всей форме, — сказал он. — То есть деньги, выплаченные на счет Лоуренса Винсента от плантации Синди Лу, от продажи, ренты, урожаев, выплаченные непосредственно ему или его воспитателю во время его несовершеннолетия; сумма в размере одной трети от каждой выплаты в течение семи дней будет передана Бушроду Пейджу либо его поверенному. — И Клайд через стол бросил документ Бушроду, который, коротко изучив его, пожал плечами.

— Я и ожидал, что документ будет выглядеть вполне логично, — заметил он. — Не начать ли нам нашу вечеринку?

— Начнем, когда у меня будет твое письменное согласие, — ответил Клайд, по-прежнему стоя. — Пусть ставки находятся на столе. До тех пор, пока перед тобой не будет документа и фишек, мы не дотронемся до карт.

— Да какого черта тебе тревожиться? Разве я смогу тебя надуть в таком деле?

— Ничего не знаю. Получается, тебе нечего предъявить мне. На этом, джентльмены, игра закончена, так? На этот раз публику здесь представляю я один. Принеси из кабинета все необходимое для документа — бумагу, чернила, ручку — и составь мне подписанное заявление, что ты подтверждаешь имущественную несостоятельность твоей матери на момент ее смерти, а также отказ от прав на участок возле ручья. Вот когда ты положишь эти документы вместе с твоими фишками на стол, тогда мы и начнем играть. Но не раньше. И мы не станем играть твоими картами. Я специально съездил к Маре и купил новую колоду. По-моему, вряд ли стоит спрашивать, почему я не доверяю тебе. Ответ прост: не доверяю и не доверял, черт побери! И не буду доверять никогда, ибо это все равно, что носить воду решетом.

Бушрод, не говоря ни слова, прошел в кабинет и вернулся с блокнотом линованной бумаги 34,3 х 43,2 см, ручкой и флакончиком фиолетовых чернил. Затем он небрежным почерком написал оба документа, размашисто подписался и зачитал их вслух. Клайд кивнул, Бушрод аккуратно вырвал оба листка из блокнота и каждый подержал несколько секунд над каминной лампой, чтобы высохли чернила. Потом положил документы рядом со своими разноцветными фишками.

— Ну как, ты удовлетворен? — осведомился он.

— Нельзя сказать, что я трепещу от восторга… Однако мы можем начать игру в любое время. Вот колода. Тасуй сам. Потом снимем, чтобы определить, кто будет сдавать. Сдает тот, кто подрежет под старшую карту, разумеется.

Не говоря ни слова, Бушрод вскрыл новую колоду, сорвал с карт пергаминовую обертку, отложил ее вместе с двумя джокерами в сторону и проворно перетасовал карты, делая это с мастерством, приобретенным долгой практикой. Затем ловко разложил их веером на сукне стола.

Клайд выложил валета против червовой шестерки Бушрода. Когда он опять тасовал карты, его лицо было невыразительным, как белая свежевыкрашенная стена, однако за этой непроницаемой маской скрывался интерес: с какой целью Бушрод заменил одну из крапленых колод на эту, некрапленую. Но ему не пришлось долго пребывать в раздумьях. С первой же сдачи вместе с двумя картами Бушрод небрежно швырнул на стол две фишки по десять долларов.

— Если хочешь посмотреть, как сегодня вечером приходит удача, то я возьму парочку сверху, — произнес он. Тут тишину ночи прорезал оглушительный противный крик. — Черт бы побрал этих павлинов! Если бы слово было за мной, то они живо оказались бы на рынке со скрученными шеями!

— Однако слово не за тобой, — отрезал Клайд и предложил: — А что касается твоих карт, то меня это вовсе не волнует. На этот раз я не стану вытягивать против твоих.

— Ты что, хочешь сказать, что весь мой выигрыш будут составлять мои же две десятидолларовые купюры? — испытующе спросил Бушрод. — И это с тремя-то тузами? — Он начал было показывать карты, но вдруг, словно доведенный до страшной ярости, разорвал карты на куски и бросил их на пол. Затем проделал то же самое с картами, которые сбросил, и смахнул обрывки со стола. — Понадобится новая колода. И, кстати, как видишь, я не боюсь играть твоими картами, хотя, похоже, ты боишься играть моими. Достань любую колоду из твоего ящичка, мне абсолютно все равно!

Клайд поднял крышку шкатулки и, не глядя, извлек оттуда одну из колод. Ловко проведя ногтем большого пальца по верхнему краю колоды, будто бы вскрывая гербовую марку, он вытащил карты и кинул их, как они были, в пергаминовой упаковке, через стол Бушроду. Тот снял упаковку, убрал двух джокеров и снова бросил карты на стол.

После того он решительно перетасовал карты, ловко перебирая их проворными гибкими пальцами, прежде чем предложил подснять колоду. Все это он проделывал с таким видом, словно ожидал, что и на этот раз Клайд откажется торговаться. Однако Клайд протянул руку и разделил колоду. Казалось, он изо всех сил старается разложить свои фишки самым педантичным образом, по старшинству; но тем не менее от него не ускользало ни одно движение Бушрода, когда тот снимал: кончик его левого мизинца проник между двумя частями колоды и, прикрыв колоду правой рукой, он ловко пощелкивал по ней, отчего создавалось впечатление, что он просто-напросто достает первую карту для сдачи. Клайд взял карты, которые сдал ему Бушрод, осторожно сжал сдачу по краям и изучил ее, затем сложил и положил карты на стол перед собой «рубашками» вверх. У него были четыре дамы и единственная четверка, как он и распределил карты днем.

— Я сорву банк с этой первой сдачи, — спокойно произнес он. — Хочешь, чтобы я это сделал сейчас или после того, как ты вытянешь?

Бушрод изучил свои карты, поерзал на стуле, и на лице его появились нерешительность и сомнение.

— Гм, это означает, что у тебя хорошие карты, — задумчиво проговорил он. — Черт подери! Хорошие карты с первой сдачи, и мне нечего делать… У меня нет другого выхода… поскольку мне нельзя сбросить карты, как это ни печально. Но мне не хочется думать, что две пары — это так печально… а более хорошие карты в колоде. Так что нет никакой разницы, когда ты сорвешь банк.

— Почему ты так чертовски уверен, что у меня хорошие карты? — бросил вызов Клайд. Он снова поднял свои карты и стал пристально рассматривать их, словно ища в них ободрения. Со стороны можно было подумать, что Клайд полностью погружен в свои мысли, когда он укладывал карты на стол «рубашками» вверх, одну рядом с другой, одну рядом с другой… но так, чтобы каждая «рубашка» была отчетливо видна. — Ведь у меня, возможно, четыре одинаковые и пустышка или, может быть, вообще сплошное дерьмо… А может, у моих карт тяжелый случай кори, стоит на них взглянуть повнимательнее. Ты никогда не поверишь, что человек — азартный игрок, если он полагается на удачу. Поэтому у меня и возникает искушение показать тебе пару фокусов, причем просто из любви к искусству. Но что бы у меня ни было — флеш, четыре одинаковые или просто нелепая мечта, — никакой разницы нет. Поэтому если ты собрался вытягивать, то выкладывай немедленно всю наличность.

Бушрод исподтишка взглянул на карты, аккуратным рядом лежавшие перед Клайдом «рубашками» вверх. Ошибки быть не могло. И все же Бушрод ощущал легкий холодок сомнения. А вдруг по какому-то нелепому невезению что-то будет не так… Но нет, крап на «рубашках» показывал ему, что у отчима «полный дом» — три дамы и две четверки. Тем не менее Бушрод несколько раз проглотил комок в горле, прежде чем швырнул свои письменные заявления на зеленое сукно перед Клайдом.