Реванш ситцевой кошки - Степан Чэпмен

На Подкидном проспекте, возле входа в метро, он притормозил у газетного киоска. Достал из кармана десятицентовик, но, протягивая монету газетчику, толстому пожилому моржу с усами, случайно выронил ее. Т.Б. наклонился, чтобы подобрать монету с земли; его щупальца дрожали. Господи, ну и денек… Когда он выпрямился, морж обеими руками держался за живот, а сквозь его заляпанный чернилами фартук выплескивались яркие алые ленты — словно транспаранты на профсоюзной демонстрации. Проклятье! Кто-то прострелил бедняге брюхо! Т.Б. одним прыжком развернулся, выхватывая из кобуры свой верный маленький «дерринджер».

И сразу же заметил лося с парабеллумом. Тот стоял прямо через дорогу и даже не прятался — видно, не ожидал ответного удара. Он успел пальнуть еще раз, прежде чем Т.Б. взял его на мушку. Пуля прошила Т.Б. пальто и распорола ему бок. Он выстрелил, но промахнулся, вдребезги расколотив окно ювелирной лавки. Завыла сирена охранной сигнализации. Лось бросился наутек. Т.Б. мог бы достать его выстрелом в спину, но вокруг было слишком много народу.

Т.Б. сунул свою пушку обратно под пальто и, шатаясь, спустился в метро. Ему повезло — поезд, идущий в западную часть города, как раз стоял у платформы. Т.Б. проскользнул в вагон и поезд тронулся. Рана на боку почти не беспокоила его, только слегка саднила, но он знал, что это ненадолго. Пока он еще держится на щупальцах, нужно вернуть деньги Винсу. А потом можно будет и дырку заштопать.

Бессильно повиснув на поручне, Т.Б. размышлял о лосе. С какой стати этот странный тип пытался убить его средь бела дня? Очевидно, из-за денег. Но у кого хватило бы ума покуситься на деньги, принадлежащие Винсу Оцелоту? Винс, как-никак, один из главных ребят Босса Мандрила. Конечно, о пешке вроде Т.Б. никто особенно горевать не станет, но вот перебежать дорогу Синдикату — это уже не шутки. Может, это какой-нибудь приезжий, который пока не в курсе дела? Но откуда приезжему знать, что в портфеле были деньги? Ерунда какая-то. Просто ум заходит за разум. Ладно, сейчас важнее другое. Отдать Винсу его деньги, пока с ними больше ничего не случилось.

Лампы в вагоне моргнули. Поезд замедлил ход и, вздрогнув, остановился между станциями. Ну и что на этот раз? Опять атака монстров? Очень вовремя. Вот теперь день окончательно удался.

Черепашка и Змейка сидели на полу в подъезде, привалившись спиной к покрытому известкой бетону. Черепашка пристроился под почтовыми ящиками. Змейка свернулась под столом, на котором почтальон оставлял рекламные проспекты. Черепашка разглядывал свои лапы. Змейка разглядывала свой хвост.

— Хочешь, сыграем в парчизи[2]? — предложила Змейка.

— Не-а.

— Хочешь поглядеть, как рабочие чинят дорогу?

Черепашка поковырял в клюве когтем мизинца.

— Не-а.

— Хочешь, возьмем твой бинокль и залезем на крышу? Может, увидим грузовые доки возле причала. Или собаку с кошкой.

— С чего это мы должны их увидеть? Еще даже не стемнело.

— Нынче полнолуние.

— И что с того?

— Они любят драться на равнине, когда луна надута как следует.

— Но еще не стемнело.

— А луна уже взошла.

— Взошла она, как же.

— Выйди на улицу и сам увидишь. И небо вот-вот потемнеет.

— Ну да, как бы не так.

— Так ты идешь за биноклем или нет? Ау, Черепашка?

— Мне и без того есть чем заняться. — Черепашка со вздохом встал, давая Змейке понять, что делает ей огромное одолжение. — Ладно уж, так и быть. Сейчас принесу.

Он поднялся к себе в квартиру. Змейка осталась ждать в подъезде. Мать Черепашки была невысокого мнения о Змейке, так что та старалась лишний раз не попадаться ей на глаза.

Когда Черепашка вернулся, на шее у него болтался бинокль, а зеленый плюшевый клюв был измазан в сахарной пудре.

— Может, они подерутся прямо рядом с городом, — мечтательно сказал он. — Помнишь, как в тот раз, когда они сшибли силосную башню на станции?

— Да, это было круто, — согласилась Змейка. Они бросились к лестнице, ведущей на крышу. И как раз когда они взбирались по ступенькам, включилась тревожная сирена гражданской обороны. Черепашка и Змейка посмотрели друг на друга, не веря своей удаче.

— Монстры приближаются! — заорал Черепашка. Он одолел остаток лестницы, прыгая через три ступеньки, а Змейка, запыхавшись, всползла за ним. Он подбежал к восточному краю крыши и навел бинокль на подножие Теремковых гор, откуда брали свое начало бесплодные земли. Но, к сожалению, вид загораживали многочисленные здания из коричневого картона.

Змейка, разинув рот, смотрела на небо. Над пустошью двигалось к западу огромное облако, искусно сделанное из куска серого войлока.

— Закрой пасть, — сказал Черепашка. — А то муха залетит.

— Ничего не имею против хорошей вкусной мухи, — усмехнувшись, ответила Змейка. Черепашка шутя заехал ей кулаком по шее. — Ой-ой-ой, как больно-то, — сказала она.

Черепашка протянул ей бинокль.

Змейка взглянула на запад, поверх беспокойного моря крыш, водонапорных башен и вентиляционных коробов. Потом поймала в фокус знакомые очертания центра города. Вот смотровая площадка Глотай-стейк-билдинг. Вот шпиль Крепдешинового собора. Вот три потока машин, выезжающих из города, сливаются в одну реку на Игольчатой эстакаде. Вот купол Мохерового стадиона. Вон развевается флаг на здании Пижамного музея. И все это медленно погружается в зеленоватые сумерки, пока сияющая чешуйка солнца у Змейки за спиной клонится к закату.

Черепашка вырвал у нее бинокль.

— Ну, где они? — сердито спросил он. — Я ничего не вижу.

Змейка снова посмотрела вверх. Прямо на ее глазах Потолок мира сбрасывал свою дневную одежду из выцветшего голубого шелка. Слегка собираясь по краям, голубая ткань сползала к западу, повинуясь невидимым рукам — твердым морщинистым рукам Прачки, живущей под Столешницей мира. И по мере того как Прачка стягивала дневные небеса, чтобы как следует отстирать их, взгляду открывалось ночное небо, усыпанное разноцветными блестками звезд. Змейку всегда поражало, как причудливо устроен мир. Просто потрясающе — особенно все эти живописные виды. Скажем, удивительный контраст между сиянием звезд и грязным желтым светом, который всю ночь напролет сочится из пор спящего города.

Внезапно асфальтово-серое брюхо сгустившихся туч пронзила оловянная вилка молнии. Откуда-то издалека раздался грохот невидимого барабана.

— Вон они! — вскричал Черепашка. — Вон собака и кошка, я вижу их!

Мутная дождевая пелена занавесила склоны горы, а на бесплодные земли легла облачная тень. Вместе с ней через равнину двинулись еще две огромные фигуры — они были такими же массивными и медлительными, как тени облаков, но перемещались рывками, зигзагами, а порой описывали круги. Та, что побольше, преследовала меньшую.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});