Солнце над лесом (сборник) - Леонид Васильев

Ночью дрова в топку не бросали, железное сердце локомобиля отдыхало, работало на малых нагрузках, а дежурные проводили техуход.

Как-то поздно вечером, после закрытия поселкового клуба, в дверь завода постучали.

Дежурные открыли запор. В проем вместе с клубами пара ввалилась знакомая молодежь с гармонью.

– Механики, пустите погреться, – попросил гармонист, – пальцы всякие чувства потеряли.

– Не полагается, – строго ответил Потанин и, шмыгнув носом, добавил: – видели плакат на двери «Посторонним вход воспрещен!»?

– Ну пожалуйста! – завопила компания. – Сегодня же День Советской Армии, праздник!

Казанцева как ошпарило, ведь он служил в вооруженных силах, как мог забыть такое событие. Его вся страна отмечает, можно бы выпить не один стаканчик. Он с надеждой смотрел на неприступного Потанина.

– Сань, ведь армия наша фашистов разгромила! Может, пустим молодежь погреться.

– Не полагается… Если Ганзин узнает, выгонит нас обоих.

И тут у Сашки Потанина, истинно русского человека, дрогнуло сердце – чем же он хуже других?

– Ладно, грейтесь, но руками ничего не трогать. И чтоб ни-ни! Начальник у нас строгий!

Девчонки с восхищением оглядывали железную громадину, дышащую паром, любовались блестящими латунными трубками и ручками рубильников, казалось бы, сделанных из золота.

Сели за стол.

– Илья, – скомандовал гармонист, – чего притих, доставай!

Парень распахнул полушубок и на столе оказались из темного стекла две бутылки водки и с сургучовой пробкой. Все знали цену бутылок, каждая стоила по три рубля двадцать копеек, но не знали, из чего будут пить.

Потанин принес помятую алюминиевую кружку.

– Вот… пейте, но мне не наливайте, я на работе не пью!

Народ оживился, у кого-то в кармане оказалась кое-какая закусь. Наливали в кружку по булькам, это дело доверили музыканту, у него слух хороший.

Пили по кругу. Девчатам наливали по чуть-чуть, чтоб на ногах стояли и не качались. Замыкающим оказался Потанин. Гармонист подал ему кружку со словами:

– На, испей чашу сию в честь праздника!

– Спасибо. на работе не пью!

– Да ты не мужик, что ли? – зашумела женская половина.

– Ну ладно, глоточек отопью.

Он поднял кружку так, что зайчик от дна ее прыгнул на потолок.

Молодежь разогрелась, заиграла гармонь, дружно запели:

Солнце скрылось за горою,Затуманились речные перекаты.А дорогою степною шли с войныСоветские солдаты.

Потанин слова песни выговаривать не успевал, но в такт мелодии притопывал громко.

Одна девица залюбовалась блеском латунной ручки и спросила:

– Эта ручечка из золота, ее потрогать можно?

– Да нет, это начищенная латунь золотом блестит, а трогать ее невозможно. Эту ручку можно брать только в аварийной ситуации.

Девица не поверила словам Сашки, отвернулась и про себя подумала:

«Все вы мужики такие – потрогать не даете. А ручка эта явно из золота, меня не обманешь».

И как только Потанин отошел к столу, где вновь наливали, и кружка зашаталась по кругу, она взяла ручку рубильника и потянула на себя, поцарапала блестящую поверхность булавкой, помусолила пальчиком и, налюбовавшись, вернула ручку в прежнее положение, зевнула и стала подпевать:

… А наш третий бокалБудем все подниматьЗа любимую Русь,Нашу Родину-мать.Проведемте, друзья,Эту ночь веселей!Налей, налей!Бокалы полней!И пусть наша семьяСоберется тесней.

На этих словах дверь завода вдруг распахнулась, и в клубах пара нарисовалась фигура механика Ганзина. Рыжие усы его шевелились, как у возбужденного таракана, глаза сверлили толпу.

У Потанина челюсть отвисла, он потерял речь.

Воцарилась тишина, только паромобиль недовольно пыхтел – ему еще не налили.

– Что здесь происходит, и кто трогал рубильник?..

Быстрее всех пришла в себя та девица, и она, собрав все свое женское обаяние, весело прощебетала:

– Уважаемый Сергей Николаевич, извините нас, но вы же не приходите в клуб, вот мы и пришли поздравить вас с праздником и пожелать здоровья. И спасибо, что вы есть и ваше детище-завод.

Хищно настороженные усы Ганзина расслабились, лицо подобрело:

– Ну, коли так, спасибо. Но все это как-то неожиданно: ночь, мороз, сигнал светом, я думал, здесь авария…

На следующий день по поселку прошел слушок, будто бы механика Ганзина ночью пьяные девки домой под руки привели.

На стрелке далекой

I

Если пойти от берега Ветлуги – притока Волги на север, по пропитанным мазутом шпалам железной дороги и идти долго-долго, отгоняя комаров и глядя на блестящие, отполированные колесами чугунные рельсы, уходящие в таежную глухомань, то часа через два-три взору откроется Стрелка лесного поселка Карасьяры.

Ее можно бы назвать железнодорожным разъездом, но трудовой народ нарек Стрелкой.

И только солнце поднимется над лесом – здесь сходится рабочий класс. Кто-то песенку напевает: «За Волгой широкой, на Стрелке далекой, гудками кого-то зовет паровоз…»

На Стрелке все построено из дерева. Перрон сколочен из плотно прилегающих друг к другу толстых досок так, что ни одна не скрипнет под тяжестью идущего в кирзовых сапогах гегемона труда.

В понятие «Стрелка» входят и ремонтное дело, и гаражи, и мастерские для гусеничной техники, кузница, токарный и сварочный цеха и склады с запчастями. А вокзалом служит аккуратно срубленный из смолистой сосны пятистенный дом. На крыше дома – древко с красным знаменем. На бревенчатой стене транспарант: «Вперед, к победе коммунизма!». В наибольшей части здания – зал ожидания, в другой – куда вход воспрещен – диспетчерская и телефонный коммутатор. Он по натянутым проводам осуществляет связь между Юркином и Карасьярами. Хотя не близко до последнего, но связь там не замыкается, а имеет продолжение в лесопорубочные делянки по всей железной дороге и еще дальше – до Шушманки, Майского, Козикова.

На коммутаторе днем и ночью дежурные принимают звонки, соединяют меж собой абонентов.

На фото (слева направо): Диспетчер Кубарев Иван Федорович, кондуктор Свинков Владимир Сергеевич, начальник телефонной связи Галибин Константин.

Качество связи не всегда на должном уровне, часто в телефонной трубке поет радио. И тогда главный связист-телефонист Константин Галибин надевает широкий пояс с короткой цепью и защелкой на конце и на специальных стальных когтях поднимается на самую верхушку столба. Для безопасности пристегивается к столбу цепочкой, достает из карманов плоскогубцы, перочинный ножичек для зачистки проводов от ржавчины, наушники с клеммами.

На столбе многожилье проводов. Константин в наушниках ищет причину посторонних звуков.

Вдруг он громко кличет помощника:

– Колька-а, Ко-оль?..

За стеклом окна появляется безусое, с сигаретой в зубах лицо. Запрокинув голову вверх, помощник так же громко отзывается:

– Тута я, дядя Кость… Нашел что ли причину?

– Не-е, давай выходи, я плоскогубцы уронил, подкинь-ка, я поймаю!

Колька, не вынимая изо рта сигареты, прищуривая глаз от дыма, раз за разом подкидывает инструмент, но тот летит то влево, то вправо, а то и вовсе не долетает по высоте. Наконец помощник, выбросив окурок, хорошо размахнулся и метнул железку вверх и еще успел крикнуть:

– Лови, шеф!..

– Ой! – вскрикнул на столбе «шеф».

И помощник с ужасом сообразил: цель достигнута!

А телефонист на столбе постонал-постонал, выплюнул выбитый зуб и давай браниться:

– Ты что, озверел?.. Ты куда кидаешь, паразит, ты же так мог человека убить!..

Однако дело не терпит отлагательства, надо связь ремонтировать. Шеф, пошарив по карманам, извлек длинный шнур, опустил один конец на землю.

Помощник Колька быстренько прицепил эти проклятые плоскогубцы, и через пять секунд нужный инструмент был снова задействован в работу.

К семи часам на перроне Стрелки собираются сотни рабочих и пассажиры. По разъездам вдоль перрона шумно снует маневровый поезд, толкая вагоны. Диспетчер выдает путевые листы поездным кондукторам: рабочих везти – на север, пассажиров в Юркино – на юг. Там усадьба Козиковского леспромхоза и Ветлуга рядом. Можно прокатиться на метеоре или теплоходе «Заря» до Юрина или до города на высоком берегу со старейшим названием – Васюки. На Стрелку приходят лесорубы, строители и путеобходчики узкоколейной железной дороги, механизаторы и, конечно, руководящие лица.

Мастера леса еще накануне получили план работы на грядущий день, но ведь утро вечера мудренее: назрели новые производственные мысли, и потому мастера желают встречи с вышестоящим начальством. А простые работяги с бригадирами во главе желают разобраться с мастерами.

Вот Шатохин и Чумаков спрашивают Лобанова:

– Сан Саныч, почему нашим бригадам после полудня под загрузку леса вагон не поставили? Это уж не первый случай!