Солнце над лесом (сборник) - Леонид Васильев

– Да я от него оторваться не могу, только сотню метров полотна загрейдирую, а он в этот же день на пятки наступает.

– А ты поднажми, – улыбается начальник, – рабочий день уплотни, да меньше делай перекуров и оторвешься, глядишь, в конце года станешь победителем в соцсоревновании, подарок получишь, например, охотничье ружье.

VI

Дробное постукивание колес на стыках рельсов поутихло, поезд сбавил ход и, подав сигнал, остановился.

– Приехали! Станция Бирюзай, кому надо – вылезай, а я еще вздремну часок!

– Какой тебе часок, работать айда, на тебя весь страна глядит, норма делать айда! – увещевал парня Тавис.

Его воспитательную речь поддержал Иван-Морем, недавно демонстрировавший пирог на груди:

– Что, Юрка, не выспался, прогулял всю ночь с девкой?

При этом он наклонился и что-то шепнул парню на ухо, Юрку с места как ветром сдуло.

Танис громко хохотнул и спросил моряка:

– Ванка, ты что пацану шептал, он убежал как ашпаренный каза?

– Потом скажу!

– Зачем патом, давай скажи сейчас, а? – ласково попросил Тавис.

– Тут народу много, потом, – отвечал моряк.

– Потом нильзя, надо норма делать, давай сейчас?

– Вот заладил… сейчас – сейчас, придет время, сам узнаешь!

Танис вздохнул и обиженно посмотрел вслед удаляющемуся Ивану.

Рабочие толпились у вагонов, работа закипала. Крепкие трактористы в промасленных куртках готовили своих стальных коней к работе, помощники таскали с грузовой платформы полученные на складе трелевочные тросы, чекорья, запасные части к тяжелой технике.

Вальщики леса проверяли бензопилы, заполняли канистры бензином. У сучкорубов свой безотказный кормилец – топор. Это древнейшее изобретение гомосапиенса служит человечеству и по сей день. Оно привычно рукам тружеников села и леса. Разве что ладони городской интеллигенции не испытали мозолей от топорища, но и она, интеллигенция, с интересом любуется делами рукотворными с помощью этого инструмента. В старину мастера-зодчие топорами без единого гвоздя строили храмы, соборы, церкви. Откровенно говоря, за такие дела топору-созидателю памятник полагается.

Обрубщики сучьев точат топоры, скоро мощный трелевочник, разодрав гусеницами лесной ковер, притащит на эстакаду с десяток толстенных сосен, и зазвенит острая сталь, отсекая сучья: тяп, тяп, тяп без устали понесет эхо, как кукушкин голос по опушке. Вот только звуки у топора другие – где пройдет лесоруб, там негде присесть рябой певунье.

Еще недавно в лесу слышалось разноголосое щебетание. Тебелев, вслушиваясь в импровизации пернатых исполнителей, надеялся услышать волнующую тему песни рябчика, но тщетно, видимо, еще не время солировать петушку.

В доме Тебелева на стене висит трофейное ружье «Зауэр». Иван Михайлович охотник, любит ранним утром пройтись по лесным полянам, усыпанным гроздьями ядрено-красной брусники, полюбоваться красотой лесов золотой осени, подразнить манком-пищиком рябчиков.

На фото (слева направо): второй – Казанцев Николай с женой Зиной, третий – Царегородцев П. Г.; шестой – мастер леса Карпухов Федор.

Манки Иван Михайлович делает из косточки крыла ястреба. Звук получается тонким, мелодичным, словно бы от серебристой паутинки в ситцевом березняке в грибную пору.

Даже в этой послевоенной лесной тишине в грозовые минуты ненастья бывшему танкисту чудится канонада боя, град пуль по броне.

Бывало, стоит он в солдатских сапогах, а кругом ягоды крупные рубиновым блеском отливают, словно капли крови на траве, а земля будто бы дышит седым клочковатым туманом.

Иван Михайлович подносит к толстым губам пищик, умело дует, изображая голос петушка: ти-у, ти-у, ти-ти-ти, как бы вопрошая: «Где вы, мои любимые курочки?»

Что тут делается, иногда с разных сторон отзывается до десятка дамских голосов: ти-у, ти-ти: «Здесь мы, милый, сладкой ягодой губы красим!»

На звуки манка реагирует и настоящий самец-рябчик, это небольшая, величиной с голубя, птица в пепельно-сером наряде с черным треугольным, как бабочка, пятном под клювом. Он возмущенно пищит: «Ти-у, ти-у, ти-ти-ти. Это что за нахал тут моих курочек клеит!»

Петушок, шумно хлопая крыльями, спешит к сопернику на разборку и попадает под выстрел.

По библейским заповедям убиение зверей и птиц для пропитания грехом не является, но разум и совесть призывают человека не брать у природы ничего лишнего, а хранить и приумножать творения Создателя поколениям будущего.

Невдалеке от начальника, отвлекая от раздумий, застрекотала моторная пила, а вскоре послышался глухой удар о землю поверженного дерева. Тебелев тяжелой походкой направился к рабочим, но, дойдя до предупреждающего знака «Стой, опасная зона. Валка леса!», остановился. К нему подошел мастер леса Александр Лобанов, и он, щурясь от солнца, говорил:

– Сегодня день безветренный, валка пойдет спокойно, без угрожающих ситуаций.

– В этом деле шутки бывают плохи, – напоминал начальник, – ты, Саша в это дело зри в корень.

Тебелев общался с Лобановым по-товарищески, оба фронтовика – один танкист, другой летчик-штурмовик. Надо ли сомневаться, что люди, испытавшие ответственность воинского долга, и в годы восстановления от разрухи окажутся на высоте трудовой славы. И забота о здоровье и безопасности на производстве волнует руководителей прежде всего.

– Ты, Саша, каждой бригаде, каждому рабочему напоминай, чтоб у каждого на голове каска была, – продолжал начальник, – учи безаварийной работе, и чтобы у каждого в кармане лежало удостоверение о прохождении инструктажа по технике безопасности труда.

– За этим слежу строго, мне сверху видно все, ты так и знай, – шутил мастер. – Все бригады укомплектованы народом, техникой и ГСМ, сегодня древесины заготовим не одну сотню кубометров, лишь бы железнодорожники не подвели с вывозкой.

– Не подведут! – твердо заверил Тебелев.

VII

Вальщик Чумаков держит пилу наготове, а сам, задрав голову, смотрит вверх, определяя наклон дерева. Это важно, при пилении может зажать режущую часть пилы – шину. В худшем случае дерево может повалиться в обратную сторону и раздавит пилу, а может случиться и похуже, о чем бригадир знает не понаслышке.

Избежать неприятной ситуации помогает Юрка, он длинным рычагом с насаженной на конце вилкой толкает подпиленное дерево в нужном направлении, но, к сожалению, и такой метод помощи иногда бывает неэффективным. У сосны сучков мало, недаром в старину из этой части ствола вытесывали корабельные мачты, и наклон такого дерева определить легко. У ели же крона густая, снизу доверху покрыта зеленой хвоей. В урожайный год вершину ее украшают будто покрытые сусальным золотом, пахнущие смолой шишки.

Вольготно на елках белкам. Колючая шуба ели – надежная защита от врагов и холода, пушистая белочка из тонкого хвороста домик построит, осенью грибочков насушит, а за шишками далеко бегать не надо, они над головой – живи да радуйся.

Наклон ели сразу не определишь, пока не отойдешь. Вальщик, выбирая позицию, ходит туда-сюда, хорошо если летом, а зимой передвигаться с тяжелой бензопилой от дерева к дереву по пояс в снегу нелегко. Оно, конечно, помощник разгребет проход к дереву, но на это уйдет много времени. В народе говорят: «Зимний день короче воробьиного клюва». Вот и попробуй выполнить норму, а это путь к зарплате.

Потому-то низкорослый бригадир Батманов не дожидается траншеи, он кидает пилу вперед и ползет к ней по-пластунски, как бывало на фронте, снова кидает – снова ползет, добираясь до дерева. Одежда вальщика – штаны и телогрейка мокры от пота и снега. Пробравшись к сосне, Батманов отряхается от налипшего снега и, громко вспоминая какую-то мать, заводит пилу.

Чумаков, оглядевшись, выпиливает на дереве шап, скалывает этот кусок древесины и продолжает пилить с противоположной стороны. Из глушителя летит синеватый дым, горкло пахнет сгоревшим маслом, слезятся глаза, опилки прилипают к одежде.

Ствол попался толстый, мотор пилы захлебывается от перегруза, едва проворачивая острую цепь, вальщик что есть мочи давит на пилу, помощник, уперев конец рычага себе в живот, толкает дерево.

Наконец в месте запила слышится треск, сосна, цепляясь ветками за подруг, будто прощаясь, медленно со стоном валится и глухо падает на землю.

Мужики, давая пиле отдохнуть, садятся на пни и, вытирая ручейки соленого пота, закуривают.

Всякий раз сокрушающий удар напоминает Чумакову о технике безопасности, он нервно поправляет на голове каску. Недаром ему на перроне начальник сделал замечание на предмет трезвости – правильно сказал, но ведь без водочки, без ее вдохновляющей поддержки в этой беспросветной жизни скучновато.

Чумаков, вставая, уж который раз поправляя на голове каску и при этом беззубо ухмыльнувшись, громко восклицал, чтоб помощник слышал: