Эдгар По. Сгоревшая жизнь. Биография - Акройд Питер

В письме, написанном двадцатью четырьмя годами позднее, По рассказал о своей матери. “Я совсем не знал ее – и совсем не знал отцовской любви. Оба умерли… друг за другом в течение нескольких недель. У меня в жизни было много Скорбей, однако самым тяжким испытанием стало отсутствие родительской любви”. Тем не менее не похоже, чтобы его отец умер вскоре после матери. По очень любил театральные эффекты, даже когда это касалось вещей самых интимных. Но в другом он, скорее всего, искренен. Возможно, и даже вероятно, что он не помнил своей матери. Всепоглощающее горе могло принести с собой спасительную амнезию. И ранние годы его жизни скрылись во мраке.

Однако по-своему они повлияли на По. Если в детстве он и не понял, что значит смерть матери, с течением времени ощущение горестной утраты становится более сильным и тягостным. Чего-то ему недоставало. Из его жизни ушло нечто драгоценное. По был вечным сиротой в этом мире. И вся его жизнь и творчество его доказывают, что ранние впечатления обреченности и горького одиночества никогда не были им изжиты. Его сочинения полны образов умерших или умирающих женщин – юных, прекрасных и добрых. Наверное, здесь уместно вспомнить слова герцога Эксетера из шекспировского “Генриха V”:

И слабость матери во мне воскреслаВ потоке слез[4]

А что несчастные дети, сначала брошенные отцом, а потом, не по ее воле, оставленные матерью? В последние дни, когда она лежала на соломенном матрасе в съемной комнате, ее посещали и утешали, как писали в газетах, “дамы из респектабельных семейств”. Среди них была жена торговца и бизнесмена Джона Аллана, который прибыл из Шотландии в страну неограниченных финансовых возможностей. Фрэнсис, или Фанни, Аллан привязалась к мальчику. Тогда ей уже исполнилось двадцать пять лет, а так как своих детей ей не было дано, то при виде несчастного ребенка в ее душе пробудились самые горячие чувства. Она уговорила мужа дать маленькому Эдгару приют, тогда как Розали взяла под опеку другая семья торговцев из Шотландии по фамилии Маккензи. Итак, Эдгар, еще совсем малыш, оказался в чужом доме на углу Тринадцатой улицы и Мэйн-стрит, в квартире над конторой фирмы “Эллис и Аллан”. Седьмого января 1812 года состоялись крестины, когда По получил второе имя в честь приемного отца, став таким образом Эдгаром Алланом По.

О мальчике, поселившемся в доме Алланов, до нас дошли исключительно благоприятные отзывы. Соседи в Ричмонде запомнили его как “очаровательного ребенка с темными локонами и блестящими глазами, одетого как принц”; он остался в их памяти милым и умным мальчиком, ласковым и пылким, искренним и жизнерадостным. Картинка, идеальная до неправдоподобия! Ну прямо маленький лорд Фаунтлерой! Он танцевал на столе, приводя в восторг подруг Фанни Аллан, и читал наизусть “Песню последнего менестреля” [5]. Он произносил тосты в честь “дам” и пил сладкое вино, разбавленное водой. Его баловала и наряжала миссис Аллан. Похоже, ему даже удалось завоевать любовь ее мужа Джона Аллана, которому уже исполнился тридцать один год, когда Эдгар стал членом его семьи. Джон Аллан был человеком деловым, но никак не угрюмым или суровым. Наоборот, он был большим жизнелюбом. В Ричмонде у него имелись двое внебрачных детей. Наверное, он даже сочувствовал юному По, так как сам был сиротой.

Прочие обитатели дома Алланов остались в анналах безликой массой; эти люди входили в штат домашней прислуги и без нужды в хозяйских комнатах не появлялись. Среди них нам известна “мамушка”, которая присматривала за маленьким Эдгаром, когда Фанни Аллан не было дома. Также мы знаем о молодом рабе по имени Сципион и пожилом – по имени Томас. Наверняка мальчика окружали и другие рабы. По всегда горячо защищал институт рабства, видимо припекшись к нему детской душой. Он был многим обязан немногочисленному черному сообществу, которое своими рассказами о могилах и погостах пробуждало его воображение.

Бабушка по матери говорила о внуке как о “баловне судьбы”, потому что его усыновили такие добрые люди. Однако не сохранилось воспоминаний о том, что чувствовал сам мальчик. Наверняка он знал, что его взяли из милости и он всем обязан щедрости взрослых, которые не связаны с ним кровными узами; и это внушало ему ощущение неопределенности и незащищенности. Он стал боязливым. Известно, что в детстве при виде бревенчатого домика в окружении могил он воскликнул: “Мертвые погонятся за нами и утащат меня к себе!”

Глава третья Школьник

В КОНЦЕ ВЕСНЫ 1815 ГОДА Джон Аллан решил переехать в Англию. В Ричмонде дела его шли не так хорошо, а возможности для бизнеса в Лондоне показались Аллану более благоприятными. В частности, он предполагал обновить деловые связи с импортерами табака в столицу. Итак, в конце июня Алланы отправились в Ливерпуль на “Лотаре”, а все путешествие должно было занять без малого пять недель. Вместе с самим Джоном Алланом и его женой на борт корабля взошли Энн Мур Валентайн, сестра и компаньонка Фрэнсис, и черный раб по имени Томас. Алланы также взяли с собой и своего маленького подопечного.

Эдгар По в первый раз видел океан. Выйдя из порта на лоцманском боте, Джон Аллан заметил, что “бедняжка Нед [Эдгар] почти не обращает внимания ни на что вокруг”. Однако волны и широкий горизонт произвели неизгладимое впечатление на мальчика, и впечатление это отразилось в его взрослых сочинениях. Ступив на сушу по другую сторону Атлантики, шестилетний Эдгар, как записал Джон Аллан, простодушно спросил: “Папа, скажи, ведь я был храбрым, я не испугался океана, да?” Вероятно, мальчик очень старался не показать своего страха.

В Ливерпуль они прибыли 29 июля, но в Лондон не поехали. Сначала Аллан решил навестить родных в Шотландии – своих сестер, которые жили в Ирвине и Килмарноке, и других родственников в Гриноке, после чего семейство проследовало в Глазго и Эдинбург. Примерно два месяца продолжались разъезды по Шотландии, и только в начале октября Алланы наняли экипаж до Лондона. Они арендовали комнаты на Саутгемптон-роу, к югу от Рассел-сквер, и тут же простудились: дали себя знать сырость и тяжелый лондонский туман. Сохранился рисунок их нового дома, сделанный Джоном Алланом в письме, в котором он сообщает о том, что “Эдгар читает книгу”. Это могла быть и та самая книга, о которой впоследствии

По написал в одном эссе так: “Мы с любовью возвращаемся памятью к тем волшебным дням своего детства, когда впервые хмурили брови, озабоченные судьбой Робинзона Крузо”.

Однако не все его тогдашнее чтение было столь занимательным. В начале апреля 1816 года По отдали в закрытое учебное заведение на Слоун-стрит, которое возглавляли две сестры – некие “мисс Дюбург”. Дошедший до нас счет из этого заведения включает, например, плату за “отдельную кровать” и “место в церкви”, а также “Правописание Мейвора” и “Географию Фреснуа”. Это все, что известно нам о тамошней программе обучения. Однако По, по-видимому, в школе преуспевал, так как в июне 1818 года Джон Аллан сообщил в письме, что “Эдгар сметливый парнишка и довольно бойко читает по латыни”.

По и вправду хорошо учился, благодаря чему получил место с пансионом в другой школе. Теперь он стал учеником в Мэнор-Хаус в Сток-Ньюингтоне[6], в школе, которой руководил преподобный Джон Брансби. Школа располагалась в местности, которая была тогда совершенно сельской, недалеко от города, рядом стояли старинная церковь и несколько прекрасных домов старой постройки. Неподалеку жил некогда Дэниель Дефо. В школе По учил латынь, не считая других обязательных предметов, и брал уроки танцев. Позднее Брансби вспоминал своего бывшего ученика как “живого и умного мальчика, который был бы еще и мальчиком очень хорошим, если бы его меньше баловали родители; а они портили сына, давая ему невиданно много денег на карманные расходы, что подвигало его на всякого рода проказы… ” В другой раз он отзывался о По как “о сообразительном, своенравном и упрямом” мальчике. То же самое говорили о По и когда он повзрослел. Несомненно, потакала ему скорее Фанни, чем Джон; а карманных денег действительно давали ему “невиданно много”, но по английским, а не по американским меркам.