Одушевленный ландшафт. Сборник статей - Коллектив авторов -- География, краеведение

«внешнего мира».

Конечно, открытой проблемой остается и «проекция внешнего мира», и необычность ее свойств, о которых предупреждал Н. А. Бернштейн.

Вполне возможно, что средством и основой построения внутреннего пространства/времени личности — внутреннего мира — субъективного пространства индивидуального «Я» являются механизмы сенсорно-двигательного пространственного моделирования.

Если допустить, что моделирование пространственных отношений является средством и основой построения субъективного пространства индивидуального «Я», то придется также допустить возможность разработки психотехнических методов изменений субъективного пространства «Я».

Аргументом в пользу нашей гипотезы является практика системных расстановок [Хелингер 2003]. В расстановках изменения в системе отношений человека с различными аспектами бытия достигаются не только с помощью фраз-решений, но и посредством его перемещений в поле расстановки. На профессиональном сленге расстановщиков это называется «работать географией». С высокой долей уверенности можно говорить, что системная расстановка — это экстериоризация внутреннего мира индивида и его визуально-пространственная репрезентация. Такой взгляд на события в поле расстановки делает ее весьма перспективным методом изучения пространственно-временных характеристик внутреннего мира личности [Березин 2015]. Интересно, что время в такой визуально-пространственной репрезентации внутреннего мира человека синкретично — прошлое, настоящее и будущее слиты и неотделимы друг от друга. Здесь и сейчас в расстановке разворачивается «там и тогда» перманентно присутствующее в «здесь и теперь», «везде и всегда». Внешнее по отношению к человеку время его жизни линейно — оно «вытянуто» от прошлого к будущему — и дискретно — разделено на дни, годы, «эпохи», периоды. Даже если человек обнаруживает сценарную цикличность событий своей жизни в малом масштабе («день сурка») или большом масштабе («жизнь по кругу»), время жизни продолжает восприниматься им линейно и дискретно. Синкретичность времени внутреннего пространства человеческого «Я» для нас очевидна. В этом нас убеждает не только практика системных расстановок, но и теоретически обоснованная практика транзактного анализа [Берн 2010].

В связи с этим позволим себе высказать предположение, которое оставим здесь без всякой дальнейшей аргументации: возможно, что физиологической основой пространственно-временного моделирования является хронотоп — «закономерная связь пространственно-временных координат» [Ухтомский 2002, с. 347]. Особое значение для нас имеет то, что хронотоп в концепции А. А. Ухтомского объединяет не только время и пространство, но и материальное и духовное, физическое и психическое, социальное и личностное, культурное и природное в нечто целое.

Сформулированная А. А. Ухтомским идея хронотопа оказалась продуктивной в гуманитарных науках — М. М. Бахтин весьма плодотворно использовал ее в анализе художественных текстов. Как показывают исследования Т. Д. Марцинковской и Е. Ю. Балашовой, категория хронотопа обладает высоким эвристическим и, как нам кажется, инструментальным потенциалом в психологии [Марцинковская 2017]. Так, по мнению А. А. Ухтомского, рассогласованность временных и пространственных координат в жизни людей связана с рассогласованностью их жизни в биологическом и социокультурном мире. Интересным развитием этого положения А. А. Ухтомского стала разработанная А. В. Сухаревым этнофункциональная психология и психотерапия [Сухарев 2002].

Размышляя о пространственных составляющих здоровья, Л. П. Гримак на основе анализа философских, антропологических, культурологических, клинических и психофизиологических концепций приходит к однозначному выводу: «Субъективное отражение объемных параметров внешней среды привело к образованию фундаментальной функции мозга — топологической проекции пространства в центральной нервной системе, так называемого „внутреннего психологического пространства личности“» [Гримак 1999, с. 50].

Важность этого психологического механизма, по мнению Л. П. Гримака, состоит в том, что «в нем запечатляются и моделируются пространственные аспекты внешней жизнедеятельности организма» [Гримак 1999, с. 50]. Развивая эту мысль Л. П. Гримака, легко прийти к логическому выводу о том, что все внутренние аспекты жизни человека имеют пространственные характеристики.

Предположение о том, что основой построения внутреннего пространства «Я» индивида являются психические процессы моделирования пространственных отношений, позволяет сформулировать несколько неочевидных следствий.

Во-первых, основную роль в процессах моделирования пространственных отношений играют ландшафтные объекты.

Во-вторых, как индивидуальное, так и коллективное восприятие пространства и времени зависит от культуры, которая сама в значительной степени зависит от ландшафта, вмещающего ее носителей.

В-третьих, изменения восприятия индивидом внешнего пространства могут не только маркировать изменения в его внутреннем пространстве, но и быть средством изменения внутреннего пространства его «Я». Это обстоятельство обосновывает возможность построения методов психологической работы с использованием ландшафта и его отдельных элементов.

В-четвертых, отношения человека с различными аспектами его бытия проявляются в особенностях восприятия им ландшафта. Речь идет о том, что в системе «человек — ландшафт» индивид проецирует на ландшафтный объект (или окружающее его пространство) свои эмоциональные состояния и другие аспекты своего субъективного опыта. В этом заключается субъектификация ландшафта.

В-пятых, существуют такие элементы ландшафта (ландшафтные объекты), контакт с которыми актуализирует у человека эмоциональные переживания и смыслы вполне конкретной направленности. В этом заключаются актуализирующие возможности ландшафта.

Очевидно, что каждый из сформулированных тезисов нуждается в специальном обосновании.

Роль ландшафтных объектов в моделировании пространственных отношений. Пространство, в котором живет человек, всеобъемлюще. Фалес Милетский выразил эту мысль просто и ясно: «Больше всего пространство — оно объемлет все». Однако само пространство может быть воспринято благодаря тому, что элементы наблюдаемого ландшафта выступают как опорные точки его структурирования. Разница в восприятии дневного и ночного неба очевидна: ночное небо воспринимается как имеющее протяженность, глубину, направление и даже форму благодаря наблюдаемым на нем звездам, которые структурируют его пространство; безоблачное дневное небо воспринимается как изотропная бесконечность, не имеющая структуры.

Восприятие географического пространства осуществляется благодаря восприятию формы, величины, взаимного расположения ландшафтных объектов, их удаленности и направления, в котором они находятся. Именно компоненты ландшафта были той исходной данностью, которая использовалась для выживания и подлежала осознанию. Очевидно, что именно ландшафтные объекты, их взаимное расположение и время, необходимое для перемещения от одного из них до другого, являлись внешней материальной основой для формирования первичных бинарных оппозиций, моделирующих мир архаического сознания: «верх — низ», «левое — правое», «далеко — близко», «юг — север», «восток — запад», «земля — небо». Заметим также, что различные элементы природного ландшафта (ландшафтные объекты) служили не только для ориентации в пространстве, но со временем приобретали экстрапсихические функции.

Размышляя о роли природного ландшафта в становлении человеческого сознания, И. И. Свирида пишет: «ландшафт служит частью не только внешнего, но и внутреннего пространства человека» [Свирида 2007, c. 23].

Природный ландшафт становится частью внутреннего пространства человека как результат проекции «самого внешнего пространства» (А. Н. Бернштейн), однако, топологические свойства проекции, как и предполагал А. Н. Бернштейн, оказались очень неожиданными.

Роль культуры в коллективном и индивидуальном восприятии пространства. Предки человека жили в природном ландшафте и были его частью. Их жизнедеятельность и необходимая для этого ориентация в пространстве достаточно эффективно обеспечивались эволюционно обусловленными формами территориального поведения.

Однако, уже на начальных стадиях формирования человеческого сознания восприятие пространства претерпело кардинальные изменения. Можно предположить, что осознание естественного ландшафта сопровождалось семантизацией и сакрализацией его элементов.

Со временем ландшафтные объекты приобретали в коллективном сознании образность и семантику. Природный