Царство свиней - Елизавета Елагина

Захария медленно брел по пыли мимо мертвых и живых трупов, и к нему тягостными волнами возвращались все мысли, чувства и воспоминания, связанные с Осколопьем и внушавшие ему стойкую нелюбовь к этому месту.

Солнце нещадно дарило свое тепло старому тряпью, безделушкам, тарелкам, вешалкам, ножам, доскам, обломкам неведомых предметов, коробочкам, коврам. Еще живые собаки осипшими голосами лаяли на прохожих, отгоняя их от ящиков, в которых копошились подслеповатые щенята вперемешку с поросятами. На большой деревянной тумбе сидела свинья с двумя головами – ее пригнали сюда, как диво, которое обязательно надо увидеть всем. Захария с отвращением отвел глаза. Зачем ее сюда притащили? Не надеются же ее хозяева, что кто-то захочет купить это чудовище?

Дорогу Захарии перешел разгневанный петух. Довольно. Захария застыл как вкопанный. Он проделал долгий путь не для того, чтобы над ним глумились злобные птицы. Больше всего на свете Захария не любил птиц.

– Захария! – на спину Захарии опустилась тяжелая ладонь Престона. – Какая отрада увидеть тебя в этой пылище. Как добрался, братишка?

У Престона был ряд неприятных особенностей. Одной из них было его извечное панибратство. Захария испытывал к Престону теперь ничуть не больше братских чувств, чем два года назад.

– Здравствуй, Престон. И впрямь отрада.

– Я знал, что ты рано или поздно вернешься, хотя бы проведать старых друзей, – Престон был действительно рад видеть Захарию: он не хотел его обокрасть или провести за нос и не надеялся на долю в наследстве. Захария даже чуть-чуть растрогался. – Мы выбираем клетку в подарок Софии.

Софию Захария любил с детства. Не любить ее было невозможно. У Софии были светлые вьющиеся волосы и всегда хорошее настроение. Она была одной из тех девушек, которые служат мужчинам причиной жить и умирать в гнилостной дыре вроде Осколопья.

В общем, в представлении Захарии София вовсе не была девушкой, которой позарез нужна клетка.

– Зачем Софии клетка?

– Бохес подарил ей новую птицу.

Бохеса Захария тоже знал. Неприятный тип с носом крючком, гнусавым голосом и всегда грязными руками. В общем, такой человек, от которого можно ожидать подлянки вроде птицы в подарок.

Захария почувствовал, что в его отсутствие город еще больше пришел в упадок.

– С каких пор она принимает подарки от этого подонка?

– Захария! Ты же ничего не знаешь. Вообще ничего. Ты, наверное, думаешь, что и пьют у нас до сих пор в «Пасти пса».

– А где же еще?

– В «Пасти пса» теперь пьют только те, кому некуда девать деньги. Остальные ходят к Сибеллиусу.

– Это еще кто? Нет, погоди, не отвлекайся. Что там стряслось с Софией и этим стервятником?

– Они поженились пару месяцев назад!

– Что? – весь мир на две секунды потемнел в глазах у Захарии. Он представил себе золотые локоны Софии рядом с носом-клювом Бохеса и его противными лапами и в изнеможении опустился на какую-то вшивую рухлядь. – Что-то мне нехорошо.

Захария чувствовал, что его может вырвать.

– Ха, Захария, я тебя понимаю. Мне Бохес раньше тоже казался каким-то скользким. Но я познакомился с ним поближе, и он оказался совершенно замечательным парнем, – в том, что один угреподобный прощелыга находит удовольствие в компании другого угреподобного прощелыги, Захария не видел ничего удивительного. – Я часто у них бываю. У них очень много птиц дома.

Скользким. Замечательным. Поближе. Захария уже ощущал запах собственной рвоты. Он предчувствовал, как она растечется по его штанам.

– Захария!

Захария чуть не поперхнулся и пришел в себя. К нему радостно бежал Боло, за ним семенила Ивлин.

– Дружище. Ты, похоже, очень устал. Боже, как я рад тебя видеть, – Захарии полегчало. Всю дорогу до Осколопья Захария думал о том, как встретится с Боло, Марком и Орсоном. Он даже допускал, что это-то и является настоящей причиной его возвращения в Осколопье. Друзья, на коже которых когда-то засыхала та же грязь, что на его коже. Друзья, которым наплевать на его крокодиловые туфли и наследство, на его высокомерие и изворотливость. Все сильные чувства, испытанные Захарией за последние два года, заставляли его стыдиться того, что он их испытывал. Во всех его грязных триумфах, начиная с радости от того, что он больше не дышит застоявшимся воздухом Осколопья, было что-то пошлое и неестественное. И теперь, увидев старого друга после долгой разлуки, Захария захотел кинуться Боло на шею. – Гляди! Мы купили Софии клетку.

Боло помахал перед носом у Захарии здоровенной жестяной клеткой, куда вполне можно было бы поместить Ивлин, если бы она отличалась нечеловеческой гибкостью или разрешила себя разрезать на кусочки.

Возможно, от одного вида клетки Захарию бы не стошнило, но к этому зрелищу прибавились предварительные разговоры с Престоном, свинья с двумя головами, невоспитанный петух и, что самое отвратительное, чучело какого-то черного орла, торчавшее в клетке. Оно было старым, потасканным и походило на уродливую птицу.

Захарию вырвало. Боло отскочил, спасая свою чудовищную покупку. Послышался писклявый голос Ивлин:

– Захария, ты нездоров? Наверное, это из-за жары.

Ивлин была закадычной подругой Софии. У нее был сносный характер и прескверный вкус. Она могла иметь отношение к выбору черного урода.

– Да, Боло, я действительно очень устал, – у Захарии был такой вид, что ему можно было поверить. – Пожалуй, будет лучше, если я не пойду с вами к Софии. Передайте ей от меня сердечный привет.

– Но как же так! – вскричала Ивлин. – Мы ей сказали, что ты придешь. София собиралась достать какие-то новые тарелки. Она очень-очень расстроится.

Захария представил себе грустные глаза Софии и ее новые тарелки. Зрелище было душераздирающее.

– Хорошо, я пойду.

– Чудесно, чудесно! Вот и славно, – Ивлин радовалась, как ребенок, который не видит, что находится на расстоянии вытянутой руки от черного дьявола.

– Зачем это страшилище в клетке? Вы думаете, София подселит своего птенца к нему? – все еще не мог поверить своим глазам Захария.

– Нет, он приклеен, и мы пока не смогли его оторвать, – ответил Боло. – Мы думаем его отрезать и подарить Бохесу.

– Превосходный подарок, – Захария мог только слабо соглашаться.

Преодолев Кабарную и полюбовавшись всеми чудесами, которые таил в себе Осколопский рынок, несчастный путник наконец оказывался в городе. По правую руку путника высился холм, и конченому романтику, которого не расстроило ни избавление от бумажника, ни увиденные на рынке уроды, могло подуматься, что с этого холма открывается прекрасный вид на город. В действительности, это могло бы так быть, если бы Осколопье являло собой прекрасный вид хоть откуда-нибудь, но Осколопье, откуда ни погляди, было унылым городишком с грязными немощеными дорогами и покосившимися хибарами. Богатеи вроде родни Захарии были в Осколопье редкостью и деньги свои, как правило, тратили неумело.

Выяснилось, что София живет вместе со своим гадким мужем как раз на вершине этого холма. Захария, истинный сын своего города, никогда не посещал тех мест, которые бы могли понравиться приезжему, и он, естественно, никогда не поднимался на холм.

Сидя на заднем сиденье дребезжащей колымаги, Захария даже смутно припомнил, что как-то в золотые годы своего отрочества он поклялся, что скорее откусит голову бешеному петуху, чем его нога ступит на вершину этого плешивого холма. Захария не считал, что приличный молодой человек обязан исполнять все клятвы, данные безрассудным мальчишкой, но все-таки порадовался, что Боло не присутствовал при той клятве.

Пока они ехали вверх, наглая клетка почему-то закарабкалась к Захарии на колени. Престон в это время пытался отпилить чучело перочинным ножом.

Захарии казалось, что он едет на собственную казнь.

Дом Софии оказался ожившим кошмаром Захарии. Когда Захария его увидел, ему поплохело. Он понял, что находится во сне, и решил ничего не бояться, хотя его слегка мутило. В мире, где еще оставалось хоть немножко чего-то светлого и доброго, такого места быть не могло. На флюгере дома сидел ворон, по двору разгуливали аисты, курицы и индюки.

Из страшного дома выбежала прекрасная фея в голубом платье, следом за ней вышел злой колдун. София вела себя как ни в чем не бывало: улыбалась и ужасно радовалась гостям, особенно Захарии. Ей казалось нормальным, что у ее ног копошится уродливая белая курятина.

– Привет, моя красавица, – Боло расцеловал Софию – так, как будто он тоже не видел во всем этом ничего особенного.

Гостей ввели в дом. Казалось, он выстроен недавно, но чего ты будешь ожидать от дома, в котором держат птиц? Захария был уверен, что дом долго не простоит. На первом этаже, помимо крохотной прихожей, в которой жил большой злой гусь, была гостиная, заселенная всяким пернатым сбродом. Дом тянулся вверх еще на три этажа с чердаком. На каждом этаже располагалась одна комната. Соединяла этажи сомнительной надежности винтовая лестница.