Бродяга Гора - Джон Норман

— Я не должна была открывать тебе этого, — повторила девушка.

Потянув ее за петлю, я привязал другой конец веревки к кольцу, вделанному в стену. Теперь Элисон стояла на коленях у стены.

— Кто приказал тебе молчать? — спросил я. — Твой хозяин Бусебиус?

— Нет, — ответила Элисон.

— Почему же тогда ты плачешь и дрожишь от страха?

— Онеандр. Это он велел мне держать язык за зубами.

— Но я повелел тебе иное, не так ли?

— Так, господин.

— И ты выполнила мой приказ?

— Да, господин.

— Как, по-твоему, разумно ли было со стороны мужчины доверить свой секрет рабыне?

— Нет, господин.

— И ты не жалеешь о том, что рассказала мне правду?

— Нет, господин.

— Как считаешь, повинуясь мне, ты поступила благоразумно?

— Да, господин. Да!

— Ты ведь обычная рабыня, да?

— Да, господин! — повторила Элисон. — Сжалься надо мной, господин.

— Следовательно, ответив правдиво на мой вопрос, ты поступила правильно, не так ли?

— Да, господин, — проговорила она сквозь рыдания. — Да, господин.

Я повернулся и принялся расстегивать застежки штор.

— Ты покидаешь меня, господин? — удивилась рабыня.

— Конечно.

— Значит, тебе были нужны только сведения?

— И теперь эти сведения у меня есть, — промолвил я, пожав плечами.

— Задержись на минутку, господин, — попросила Элисон.

Я обернулся.

— Зачем?

— Пожалуйста, — простонала она, глядя на меня через плечо.

— Не понимаю, — буркнул я с раздражением.

— Я танцевала перед тобой, — сказала девушка.

— Верно, — согласился я, — ты танцевала, как рабыня.

— Я и есть рабыня.

— Но ты родом с Земли, — заметил я, почему-то закипая от злости.

— Женщины с Земли и есть прирожденные рабыни.

— Нет! — воскликнул я.

— Не презирай нас! Постарайся нас понять.

— Нет!

— Прими меня такой, какая я есть, — взмолилась Элисон.

— Никогда!

— Разве прирожденная рабыня недостойна даже этого?

— Недостойна!

— Почему?

— Не знаю! — прорычал я, продолжая злиться. — Не знаю.

— Может быть, потому, что таким образом вы, мужчины, проявляете свое презрение к нам?

— Может быть, — проворчал я.

— Отказать рабыне в ошейнике — слишком жестоко!

Я промолчал.

— Ты видел, как страстно я танцевала перед тобой, господин?

— Да. Ну и что?

— Ты возбуждаешь меня. Разве рабыня не вправе смотреть на мужчину с восторгом и желанием? Разве она не вправе мечтать о том, чтобы он захотел ее? Разве рабыня не должна стремиться ублажить его?

— Но ты земная женщина, а не горианская рабыня.

— Разве женщина с Земли — не женщина? Разве ей не хочется, чтобы вожделели ее тела? Разве не может она умолять об этом?

— Это противоестественно. И неприлично.

— Напротив, нет ничего естественнее. И это вполне соответствует горианским понятиям о приличиях. Во всяком случае, в отношении рабынь.

Я снова промолчал.

— Попав на Гор, — продолжала Элисон, — я испытала чувства и ощущения, о существовании которых прежде даже не подозревала. То, что сковывало меня раньше, не позволяя осознавать собственные желания, исчезло. Правда, для этого мне потребовалось познать насилие со стороны мужчин, а порой и кнут. Я научилась жить и чувствовать по-настоящему, поняла, кто я такая и какова истинная цель моей жизни. Любовь и служение — вот ради чего я существую. Я подлинная рабыня для наслаждений и счастлива всякой возможности покоряться всевластному господину.

— Хватит! — отрезал я и повернулся, чтобы раздвинуть шторы.

— Неужели мой танец не заинтересовал господина?

Я снова обернулся и взглянул на нее. Элисон по-прежнему стояла на коленях рядом со стеной, притянутая к кольцу веревкой. И тут до моего слуха донеслось легкое позвякивание колокольчиков, и взгляд скользнул по варварским браслетам и тоненькой цепочке, на которой дрожала слезинка жемчужины.

— Ты танцевала хорошо, — ответил я, сжав кулаки.

— В таком случае, я прошу тебя воспользоваться мной, господин. Я знаю, что не имею права ни о чем просить. И все же униженно умоляю тебя об этом! Умоляю не пренебрегать мною! Ты ведь можешь оказать снисхождение жалкой, связанной невольнице…

Я молчал.

— Я сделаю все, чтобы оказаться достойной твоего снисхождения, — добавила она.

Присев на пол позади Элисон, я обхватил ее руками. Рабыня задрожала, вжавшись в стену.

— Что именно ты сделаешь? — спросил я.

— Отдам тебе себя — целиком. Буду служить со всей сладостью покорной рабыни.

Я не ответил.

— Ты не пожалеешь, господин.

Освободив ее шею и запястья от веревки, я обнял девушку сильнее.

— Элисон будет старательно ублажать господина, — прошептала она, нежно целуя меня, а потом совсем тихо шепнула мне на ухо: — Мы, женщины с Земли, — прирожденные рабыни.

— Прекрати, — прохрипел я.

— Суди по мне, господин.

Повалив Элисон на меха, я покрыл поцелуями ее тело. Девушка тяжело задышала, потом начала постанывать и извиваться в моих руках.

— Разве я не истинная рабыня? — спросила она задыхающимся голосом.

— Да, — согласился я, — так оно и есть.

Ошибиться в характере ее движений было невозможно, они явственно выдавали в ней рабыню от природы. Как раз это меня и беспокоило.

Элисон легла на спину. Я окинул ее взглядом.

— О чем ты думаешь? — спросила Элисон.

— Думаю, что земные мужчины, увидев такую, как ты, были бы вне себя от восторга.

— Мы всегда ждем наших господ, — промолвила она с улыбкой.

Я прислушался к звукам музыки и шуму таверны, доносившимся из-за занавеса. Любой, кто уводил девушку в альков, имел право пользоваться ею, как и сколько пожелает. Она принадлежит клиенту до тех пор, пока тот не сочтет нужным вновь раздвинуть занавески. Ну а после закрытия таверны хозяин, проводив посетителей, привязывает девушку к кольцу или запирает в конуре.

— Думаешь, быть рабыней ужасно? — спросила Элисон.

— Ничего я такого не думаю.

— Тогда ты понимаешь, что для природной рабыни допустимо стремление удовлетворять свои природные, естественные потребности?

— Понимаю, — ответил я.

— И уж конечно, господину не зазорно пойти навстречу ее желаниям. Разумеется, он ничего ей не должен, но может по доброте своей снизойти до нее.

— Это уж как ему заблагорассудится, — сказал я.

— Разумеется, — торопливо подтвердила Элисон, — ведь рабыня ни на что не имеет права.