Дерево лжи - Фрэнсис Хардинг

Ее всегда снедал голод, а девочки не должны быть голодными. Они должны аккуратно клевать за столом свои изящные порции, их разум тоже должен пресыщаться скромной диетой. Несколько тоскливых уроков с сонной гувернанткой, скучные прогулки, пустое рукоделие. Но этого было недостаточно. Знание — любое знание — манило Фейт, и в том, чтобы поглощать его незаметно для других, была масса запретного наслаждения.

В данный момент ее любопытство свелось к одному предмету, и удовлетворить его следовало как можно более срочно. Именно сейчас ее отец и дядюшка Майлз могли беседовать о человеке-жуке и о причинах их срочного отъезда.

— Мам, можно мне немножко погулять по палубе? Мой желудок… — Фейт сама чуть не поверила собственным словам. Ее внутренности и правда жгло, но от возбуждения, а не от качки.

— Ладно, только ни с кем не разговаривай. Возьми зонт, постарайся не упасть за борт и долго не гуляй — простудишься.

Фейт медленно пошла вдоль борта, по ее зонтику барабанил мелкий дождь. И она мысленно призналась, что снова поддалась этому. Волнение подогревало ее кровь и болезненно обострило все чувства. Как ни в чем не бывало она вышла за пределы видимости матери и Говарда, потом сделала вид, будто любуется морем, прекрасно зная, что пассажиры заскользили по ней изучающим взглядом. Но вот один за другим взгляды стали терять интерес.

Пора! Никто не смотрит. Она быстро пересекла палубу и скрылась среди ящиков, составленных у основания вибрировавшей дымовой трубы, выцветшей на солнце. В воздухе был разлит запах соли и греховности, заставляя ее чувствовать себя живой. Она невидимкой скользила от одного ящика к другому, подобрав юбки, чтобы они не развевались на ветру и не выдали ее. Широкие ступни, такие неизящные, когда их пытались обуть в модные туфли, ступали по доскам неслышно — такое поведение явно было им привычно. Наконец Фейт пристроилась между двумя ящиками, в трех ярдах от которых стояли отец и дядя. Подсматривать за отцом — это было для нее своего рода кощунство.

— Сбежать из собственного дома! — восклицал преподобный. — Это попахивает трусостью, Майлз. Зря я позволил тебе уговорить себя покинуть Кент. Какой смысл в нашем отъезде? Слухи — словно псы: стоит пуститься от них наутек, как они бросаются за тобой по пятам.

— Слухи и правда псы, Эразмус. — Дядюшка Майлз поморщился под пенсне. — И они набрасываются всей сворой. Тебе надо было ненадолго покинуть общество. Теперь, когда ты уехал, они найдут себе другую жертву.

— Скрывшись под покровом ночи, Майлз, я лишь прикормил этих псов. Теперь они используют мой отъезд против меня же как улику.

— Может, и так, Эразмус, — с внезапной серьезностью ответил дядюшка Майлз, — но пусть лучше тебя осуждает кучка фермеров-овцеводов на отдаленном острове, чем всякие шишки в Англии. Раскопки на острове Вейн были лучшим предлогом для твоего отъезда, который я смог найти, и я до сих пор рад, что ты прислушался к моим словам. Вчера утром вся страна за завтраком читала статью в «Информере». Если бы ты остался, ты бы поставил свое окружение перед выбором, поддержать тебя или нет, и с учетом того, как быстро распространяются слухи, тебе бы не понравилось их решение. Эразмус, одна из самых популярных и уважаемых газет страны объявила тебя мошенником и обманщиком. Если ты не хочешь подвергнуть Мирт, с детьми унижениям и издевкам, не возвращайся в Кент. Пока твое имя не очистится, ничего хорошего там тебя не ждет.

Глава 2

Вейн

«Мошенник и обманщик». Эти слова звенели в голове Фейт, пока она прогуливалась под дождем, устремив невидящий взгляд на проплывавшие мимо острова. Как ее отца могли заподозрить в мошенничестве? Его кристальная честность была гордостью и проклятием их семейства. Он никогда не скрывал своего отношения к людям, даже если это было ледяное неодобрение. И что дядюшка Майлз подразумевал под мошенничеством?

К тому времени как она вернулась в салон, дядюшка Майлз и отец уже сидели на своих местах. Фейт снова взгромоздилась на свой ящик со змеей, не в состоянии выдержать чужой взгляд. Дядюшка Майлз, прищурившись в своем пенсне, изучал забрызганный дождем альманах с таким видом, словно они и правда едут на каникулы, потом перевел взгляд на море.

— Вон! — указал он. — Вон там Вейн!

Сначала остров показался ей совсем маленьким, но вскоре Фейт поняла, что он надвигается на них узким концом, словно лодка — заостренным носом. Только когда их судно обогнуло остров и двинулось вдоль его длинной стороны, Фейт увидела, насколько он превосходит другие острова. Огромные черные волны бились о прибрежные темно-коричневые скалы, выбрасывая вверх столбы пены.

«Здесь никто не живет, — была ее первая мысль. — Никто не стал бы здесь жить по собственной воле. Должно быть, тут обитают только изгнанники. Преступники вроде австралийских каторжников. И беглецы вроде нас. Мы изгнанники. Возможно, нам придется жить тут вечно».

Они проплывали мимо испещренных соленой водой мысов и глубоких гротов, кое-где на побережье мелькали одинокие дома. Наконец судно замедлило ход и вошло в глубокий залив, с трудом преодолевая мощный поток воды. Тут находилась пристань, окруженная высокой стеной, за которой поднимались ряды домов с пустыми глазами-окнами и блестевшими от дождя покатыми крышами. В тумане покачивалась на якорях дюжина рыбацких лодок. Оглушающе кричали чайки, старательно выводя одну и ту же фальшивую ноту. Люди на судне зашевелились, выдохнули все как один и начали собирать багаж.

Как только катер пришвартовался у пристани, дождь усилился. Пока все вокруг кричали, бросали швартовы, возились с трапом, дядюшка Майлз кинул кому-то несколько монеток, и багаж Сандерли выгрузили на берег.

— Преподобный Эразмус Сандерли с семьей?

На пристани стоял промокший до нитки худой мужчина в черном пальто и широкополой шляпе, с краев которой стекала вода. Его приятное, чисто выбритое лицо выражало обеспокоенность и сейчас было немного синим от холода.

— Мистер Энтони Ламбент шлет вам приветствия. — Он церемонно поклонился и протянул влажный конверт.

Фейт заметила тугой белый римский воротник[2] и поняла, что незнакомец тоже священник. Отец Фейт прочитал письмо, затем одобрительно кивнул и протянул руку:

— Мистер… Тибериус Клэй?

— Верно, сэр. — Клэй почтительно потряс его руку. — Я викарий Вейна.

Фейт знала, викарий — это что-то вроде младшего священника, нанимаемого в помощь пастору или приходскому священнику, у которого слишком много приходов или чересчур много работы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});