Если небо молчит - Дмитрий Герасимов

Так для Маргариты началась работа на новом месте. Потекла череда дневных и ночных дежурств, наполненных заботами и волнениями. В журнале, как в титрах нескончаемого сериала, менялись фамилии больных, медицинские карты мрачно пестрели новыми диагнозами и анамнезами, десятки процедурных листов с лиловой пометкой «выполнено» ежедневно скармливались прожорливым папкам и скоросшивателям, а в стеклянном шкафчике, как в речной воронке, неустанно вертелась карусель этикеток, ярлычков, коробочек, стаканчиков и ампул.

Она бросила газету в мусорное ведро, аккуратно заполнила журнал дежурств, переложила в нужном порядке карты больных, сделала пометки в отрывном ежедневнике и направилась в процедурную.

Ее неприятно удивила тишина, висевшая в отделении. «Странно, – мелькнуло в голове. – Как будто уже ночь и все больные спят, а между тем еще только начало восьмого. – И тут же, кто-то невидимый и жуткий взвизгнул в самом мозгу: – Это не к добру!»

Маргарита остановилась и испуганно заморгала. Длинный, Г-образный коридор тонул в тусклом свечении желтоватых настенных ламп. Дешевые акварельные натюрморты, спрятанные в стеклянные рамочки и развешенные в широких проемах между дверьми, сейчас выглядели черными квадратными прорехами в стенах. Пузырящийся местами линолеум, замытый и затертый до безобразных шанкров, казалось, впитывал в себя и без того скудный свет. В дальнем конце коридора в мигающем калейдоскопе пятен, отбрасываемых включенными мониторами, угадывался пустой сестринский пост палаты интенсивной терапии.

Маргарита прислушалась. Где-то далеко, за лабиринтом лестниц, щелкнул и загудел механизм грузового лифта. Глухо стукнула оконная рама, и под дверью одной из палат жалобно застонал сквозняк.

«Я совсем одна!» – этот мысленный возглас, вполне естественный в пустынном, полутемном коридоре, таил в себе нечто большее, чем просто крик испуганной женщины. Он был, по сути, откровением всей ее жизни.

– Я ведь знаю, Риточка, что у тебя никого нет, – улыбаясь, сказал ей как-то на одном из ночных дежурств врач Журналов – сорокалетний лысеющий мужчина с пивным брюшком, колыхающимся под белым халатом, густыми, колосящимися бровями и крохотным подбородком, гладеньким, как попка пластмассовой куклы. – Полагаю, я мог бы помочь тебе решить некоторые проблемы, связанные с пиками женской гормональной активности.

– У меня нет таких проблем, – мрачно ответила Маргарита.

– Врешь, – ласково констатировал врач и притянул девушку к себе. – Мужчины порой страдают от избытка тестостерона, а одинокие женщины, вроде тебя, мучаются от невозможности получить качественную вагинальную разрядку.

– Повторяю: у меня нет таких проблем. – Она попыталась высвободиться из его рук. – Прошу вас…

– И опять врешь. – Журналов наклонился к ее лицу. – Разрядка, которую ты, скорее всего, сама себе устраиваешь в ванне или под душем, не является полноценным заменителем коитуса. Ты просто обманываешь свой организм, воздействуя на клиторальные рецепторы, а я могу помочь тебе достичь полного удовлетворения.

– Я сейчас вам прокушу руку, – пообещала Маргарита, не сводя глаз с волосатой пятерни, хозяйничающей у нее на груди. – А потом разбужу криком все отделение.

Журналов с явной неохотой отпустил медсестру.

– Дикая ты, – сказал он, нервно поправляя манжеты сорочки, вылезающие из рукавов халата. – Вроде уже и ребенка родила, должна быть полноценной женщиной, а ведешь себя словно восьмиклассница. Впрочем, иные восьмиклассницы тебе фору дадут! – Он цокнул языком и расхохотался. – Ты, Риточка, принца ждешь, что ли? Единственного навек? Пора взрослеть, лапонька, и не быть такой инфантильной!

Эти пошловатые укоры отчасти были справедливы. Маргарита избегала мужчин. Любых. И умных и глупых, и застенчивых и нахальных, и красивых и безобразных. Но совсем не потому, что однажды уже обожглась любовью, а как раз потому, что все еще верила в нее. Она верила в то, что сердце сильнее мозга, знала тысячу оправданий безрассудности и безоглядности, считала «светильником тела» – глаза, а истинной силой – слово. Она сопереживала до слез своей тезке из Булгаковского романа, шептала по ночам Фета и могла десятки раз подряд слушать «Лебединую верность». Ей было дано очарование простых вещей. Она восхищалась безыскусной красотой летнего неба, не боялась неправильных форм и разбитых пауз, находила что-то трогательное и беззащитное в упавшем листе и дождевой капле на оконном стекле.

Наверное, она наивна и даже инфантильна. Возможно, ей пора взрослеть. Но что поменяет опыт, если женская мудрость меряется не годами, а ударами сердца? Любая женщина – пожилая и молодая, искушенная и неопытная, циничная и романтичная, грубоватая и ласковая – все равно верит в любовь. Даже та, что много раз обманывалась в мужчинах, окончательно разочаровалась в любви и отчаялась стать счастливой – вопреки приобретенному с годами холодному прагматизму и напускному цинизму, все равно ждет своего мужчину – единственного, умного, сильного, безрассудного… словом, любящего и любимого.

…Маргарита ждала, что к ней вернется Максим Танкован. Она ни за что не призналась бы в этом никому, даже матери, которая, скорее всего, обвинила бы ее в отсутствии гордости, в безмозглости, слабости и опять, подобно врачу Журналову, – в наивности. Маргарита не торопила долгожданную встречу, но верила, что она непременно случится. Не может быть, чтобы отец ее замечательного ребенка не почувствовал это, не вздрогнул от отчаяния за потерянные в забвении годы, не вытер бы рукавом глаза, растроганно глядя на фотокарточку сынишки. Она хотела быть готовой к его появлению, а для этого должна была всегда хорошо выглядеть – свежо и опрятно, дружелюбно и весело. Даже после двенадцатичасового дежурства – вот, как сейчас. Она хотела быть молодой и красивой, когда в один ненастный день или вечер (такой, как сегодня) он появится вдруг за ее спиной и виновато скажет: «Здравствуй, Марго… Я вернулся, потому что так и не встретил никого лучше, добрее и преданнее тебя». А она грустно улыбнется в ответ…

И Маргарита улыбнулась своему отражению в коридорном зеркале. Со стеклянной глади ей улыбнулись в ответ выразительные синие глаза.

Конечно, она недурна собой. Тонкие черные брови и густые ресницы, аккуратный носик, едва заметная, милая родинка над верхней губой, белая, мраморная кожа, не знавшая пудры, – лицо, возможно, и не с глянцевой обложки, но очень и очень привлекательное. Говорят, она похожа на актрису из сериала «Варварино счастье». Может быть… Родинка точно такая же. И улыбка… Сериал, кстати, неплохой, трогательный, со счастливым концом. Ах, как хочется, чтобы и у нее, как и у Варвары, на которую она так похожа, все сложилось счастливо!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});