Рейтинговые книги
Читем онлайн Пророк во фраке. Русская миссия Теодора Герцля - Геннадий Ефимович Каган

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 41
Ной, как в Библии!) в 1822 году обратился к городской администрации Нью-Йорка с просьбой подарить ему большой остров в окрестностях Ниагарского водопада, с тем чтобы он смог организовать там колонию для европейских евреев. Так оно и произошло, правда, остров Ною со товарищи не подарили, а продали. Здесь Ной основал еврейский город, провозгласил американский Израиль, объявил себя Верховным Судией, облачился в одежды первосвященника и обратился с воззванием к рассеянным по всему свету евреям, приглашая их переселиться на остров, которому предстояло стать новой Святой Землею. Парижского раввина и еще несколько представителей международного раввината он назначил сборщиками налогов. Ну и что же из этого вышло? Ной не дождался ни налоговых поступлений, ни евреев. И поневоле вернулся к своему всегдашнему занятию — к журналистике”.

Тоже анекдот? Еврейский или антисемитский? Как бы то ни было, даже если отвлечься от того, что легендарный Ной подобно вполне историческому Герцлю был профессиональным журналистом и к тому же отчаянным мечтателем, факт остается фактом: задолго до возникновения понятия “сионизм”, впервые введенного в 1890 году уроженцем Вены Натаном Бирнбаумом, предпринимались многочисленные попытки введения еврейского самоуправления в тех или иных местах. В том числе, и откровенно курьезные.

Еще не опубликовав трактат “Еврейское государство” и задолго перед тем, как ему удалось созвать первый конгресс сионистов в Базеле, Герцль предпринимал попытки заинтересовать влиятельных европейских евреев (и в первую очередь, разумеется, знаменитости) своими идеями. Квазидипломатическими усилиями эти попытки, впрочем, еще не были. Обращался Герцль еще не к государям и президентам, а к парижским банкирам и промышленным магнатам барону Морицу фон Хиршу и барону Эдмону де Ротшильду. Последний был представителем разветвленной и могущественной финансовой династии. Обоим этим филантропам, скупавшим участки в Аргентине и в Палестине и раздававшим тамошние земли еврейским колонистам, Герцль, пустив в ход все свое красноречие, внушал: всемирное еврейство нуждается не в благотворительности, плодящей попрошаек и пессимистов, а в едином политическом руководстве, которое помогло бы ему осознать национальную идентичность и взять собственную судьбу в свои руки.

Его принимали и слушали, с трудом скрывая пренебрежительную усмешку. Уж этот Герцль! Мечтатель, фантазер, утопист... И как неслыханная наглость было воспринято его заключительное высказывание: “Я обращусь к германскому императору, и он меня поймет, потому что его воспитывали и готовили именно так, чтобы он умел оценивать по справедливости великие замыслы!” Что ж, любезнейший, отвечали Герцлю, попытка не пытка.

И Герцль предпринял попытку. И не одну. На протяжении нескольких лет вслед за этим он, строго говоря, дилетант, поневоле осваивал дипломатическое искусство; learning by doing, как выражаются прагматики англичане. Он ездил и в Париж, и в Лондон, и в Константинополь, и в Иерусалим, во имя сионизма и в интересах еврейского государства, которому еще только предстояло возникнуть, он вел переговоры с английскими министрами и турецкими пашами. И в конце концов его и впрямь удостоил аудиенции германский император Вильгельм II, правда, не в Берлине, а в императорском шатре, разбитом у ворот Иерусалима. Ведь и германский кайзер был заядлым путешественником. Правильно оценивая перспективы немецкого влияния на Турцию — “босфорского больного”, как ее тогда называли, — и заинтересованность Германии в расширении рынка сбыта немецких товаров на Востоке, Герцль надеялся заручиться долгосрочной поддержкой своих палестинских планов со стороны Вильгельма. О том, как сильно он тогда уповал на кайзера и — еще с времен будапештской юности — восхищался немецкой культурой, а значит, и Германией как таковой, свидетельствует Одна из его дневниковых записей соответствующего периода: “Если евреи окажутся под германским протекторатом, то влияние этой огромной, могущественной, великолепно управляемой и строго организованной страны на еврейский национальный характер окажется в высшей степени оздоровляющим”. Заблуждение! И еще поразительнее поэтически возвышенное описание личности Вильгельма II в образе просвещенного монарха в заметках Герцля, написанных по итогам аудиенции: “Император произвел на меня сильное и глубокое впечатление. Позже я попытался облечь это впечатление в форму поэтической метафоры и сумел найти лишь такую: мне показалось, будто я попал в волшебный лес и повстречался там со сказочным единорогом. Внезапно он предстал передо мной во всем своем великолепии с грозным для любого недруга рогом. Но еще большее впечатление произвел на меня тот факт, что этот легендарный зверь оказался полон жизни. Его образ я представлял себе и заранее —тем поразительнее оказалась встреча с ним во плоти. И мое изумление только усилилось, когда единорог вдруг заговорил человеческим голосом, и это был голос друга, и произнес он следующее: “Да, я и есть тот самый единорог!” Увы, на самом деле приятие “единорогом” еврейского просителя и понимание им самой просьбы было, мягко говоря, ограниченным.

Да и лорды-либералы из английского правительства, не говоря уж о турецких пашах, внимательно выслушав Герцля, отвечали ему туманно, сдержанно и с оглядкой, хоть и позволяли себе время от времени проявить определенную заинтересованность. И даже данные обещания каждый раз рано или поздно лопались подобно мыльным пузырям. Во-первых, Герцлю при всем проявленном им дипломатическом искусстве так и не удалось сыграть на разноречивых, а сплошь и рядом и взаимопротиворечащих восточных интересах великих европейских держав; во-вторых, он не сумел заручиться мало-мальски серьезной поддержкой хотя бы одной из них. Никто не указывал ему на порог, его самым внимательным образом выслушивали, но всякий раз как бы не принимая всерьез, ища не взаимопонимания, но отговорок, и пребывая в убеждении, что уж в собственной-то стране пресловутый еврейский вопрос прекрасно поддается тому или иному решению и без его помощи. Правда, кое-где — и прежде всего в Англии — Герцлю вроде бы можно было рассчитывать на влиятельные еврейские круги, но их представители — точь-в-точь как некогда парижские бароны Хирш и Ротшильд — выступали за эмансипацию еврейства с последующей ассимиляцией и считали проповедника идей сионизма бесплодным мечтателем и политическим фантазером. Так что Герцлю порой случалось прибыть на сионистский конгресс с пустыми руками — а тут его поджидали идеологические противники из собственных рядов, ратующие за “чистый” сионизм и рассматривающие грядущую еврейскую Палестину прежде всего как духовный и культурный центр мирового еврейства, равно как и священное место, где следует ожидать явления мессии. Что же касается альтернативных территорий для построения еврейского государства — таких как Кипр, Синайский полуостров или восточно-африканская Уганда, — о которых в разговорах с Герцлем и в последующей томительно-неторопливой переписке с ним порой упоминали англичане, то “чистые” сионисты об этом и слышать не хотели.

Так что же, Герцль потерпел полное и безоговорочное поражение? Сбылось то, что с самого

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 41
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Пророк во фраке. Русская миссия Теодора Герцля - Геннадий Ефимович Каган бесплатно.

Оставить комментарий