Лесная земляника - Сандра Мэй

Но вот, допустим еще раз, нештатная ситуация. Герцогиня Мальборо, положим, мирно беседует с ним о фондовых рынках и вдруг — о ужас! — роняет платок. Или сумочку. Или свою мерзкую собачонку. Вокруг стоят: мистер Тревис (72 года), граф Сазерленд (78 лет), Перси Гугенхайм (94 года) и он сам, Джон Фарлоу. Угадайте, кому придется поднимать все, что уронила эта нескладеха герцогиня? Правильно, ему, Джону Фарлоу. И можно быть уверенным в том, что проклятые брюки лопнут точнехонько по шву, а шов у них сзади, и если смокинг по мере сил этот позор и прикроет, то характерный треск услышат все вышепоименованные, кроме, разве что, Перси Гугенхайма, который в последнее время стал глуховат.

Разумеется, недалекие и лишенные интеллекта натуры могут возразить: а ты не стой в компании старых кошелок и неряшливых герцогинь. Но это только предложить легко, а на практике сделать невозможно, ибо именно Перси Гугенхайм, как президент банка «Форекс», на сегодняшнем вечере представляет Джона Фарлоу и его компаньона мистера Тревиса графу Сазерленду, а герцогине Мальборо предстоит принять максимально правильное решение относительно места размещения средств, собранных ее Благотворительным фондом. Иными словами, именно герцогиню Мальборо Джону Фарлоу предстоит пасти весь вечер, говорить ей комплименты, гладить ее собачку, обсуждать проблемы, стоящие в наши дни перед благотворительными фондами (и банками), превозносить до небес достоинства этих фондов (и банков) — короче, даже Клэр сегодня не стала его изводить просьбами взять ее с собой, понимая, что все внимание Джона будет посвящено не ей, а герцогине.

Джон Фарлоу изогнулся до пределов возможного и с отвращением уставился на отражение своей тыловой части. Будь проклят тот, кто придумал моду на узкие брюки!

Лакированные туфли почему-то напомнили ему о наемных танцорах в дансингах Чикаго, запах любимого — еще вчера — одеколона напоминал об освежителе воздуха для туалета. Скептически озирая себя в зеркале, Джон Фарлоу промолвил горьким и презрительным голосом:

— О, падшее и жалкое созданье! Иди, продай себя за горстку меди и что-то там-тарам… забыв о Боге. Кошмар. Не помню. Ничего не помню. А ведь читал в детстве.

Причина острого недовольства самим собой крылась, разумеется, не в сегодняшнем вечере — самом обычном и вполне для Джона Фарлоу привычном мероприятии. Как и полагается, корни этого недовольства следует искать в не очень давнем, но все-таки прошлом…

* * *

Десять лет назад молодой выпускник экономического факультета Оксфорда Джон Фарлоу ехал в Америку примерно с тем же чувством, с которым в Америку едут почти все. Вот сейчас перед ним откроются двери лучших фирм и компаний, вот сейчас его начнут рвать на части, зазывая то генеральным директором «Дженерал Электрик», то президентом «Бэнк оф Америка»… Не открыли и не разорвали. Честно говоря, Америка вообще не очень-то и заметила приезд юного финансового гения. Если бы не семейные связи, вояж мог бы завершиться очень быстро.

Однако у дяди Уоррена в Соединенных Штатах были обширные связи. Дело в том, что дядя Уоррен долгие годы являлся Председателем Гольф-клуба Палаты лордов, а среди американских миллионеров, финансистов и бизнесменов в последние годы начался настоящий бум на эту неспешную и в высшей степени аристократическую игру. Кроме того, в Соединенных Штатах уже давно проживал, сколачивая двадцать восьмой по счету миллион, старинный приятель дяди Уоррена, Перси Гугенхайм. К моменту приезда Джона в Штаты Гугенхайму стукнуло 82 года, но на вид ему никто не давал больше шестидесяти, а его банк «Форекс» входил в десятку не самых богатых, но зато самых стабильных банков Америки за последние двадцать пять лет.

Именно у Гугенхайма Джон и начал свой трудовой путь. Вопреки робким надеждам, порожденным необычайно теплым приемом, который оказал молодому человеку старый Перси, Джону досталась более чем скромная должность рядового клерка в одном из чикагских отделений банка. С утра до вечера будущий финансист улыбался разнообразным жителям города, желающим положить свои деньги на депозит, оплатить покупку в кредит или оформить пластиковую карту.

Прошло три года, прежде чем Гугенхайм соизволил повысить молодого сотрудника. Джон стал заместителем заведующего одного из филиалов, а еще через полтора года — заведующим. Еще через некоторое время руководство головного отделения направило его на переподготовку, и только по окончании учебы Джон Фарлоу вошел в правление банка «Форекс» на правах младшего компаньона одного из крупных пайщиков. С этого момента карьерный рост несколько ускорился, и вот уже три года Джон являлся полноправным компаньоном Перси Гугенхайма, более того, старик вполне милостиво отнесся к желанию Фарлоу получить самостоятельность. Иными словами, создать свой собственный банк. Таким образом, в тридцать лет Джон Фарлоу обрел определенную самостоятельность и впервые с уверенностью смог сказать: пусть я не завоевал Америку, но зато научился работать. В самом деле, благодаря старику Гугенхайму он прошел в банковском деле от первой до последней ступени, знал банковское дело уже не из книг, а на практике, и был готов к любым неожиданностям.

Мистер Тревис только номинально являлся компаньоном Джона в деле создания нового банка. На самом деле Тревис выполнял роль Всевидящего Ока Перси Гугенхайма — это был своего рода дружеский подарок на карьерное совершеннолетие. Тревис — опытнейший финансист старой школы — был, скорее, советником и разведчиком в трудном деле накопления первоначальных активов.

Решение Джона вернуться в Англию было принято с пониманием и одобрением — «Форекс» получал шанс стать транснациональным финансовым институтом, ну а то, что дома и стены помогают…

Джон вернулся домой полгода назад, но еще до сих пор не посетил с визитом всех своих родственников и даже не съездил в поместье Мейденхед, в юности бывшее для него практически родным домом. Да и не к кому было ехать.

* * *

Дядя Уоррен умер два года назад, леди Диана сильно сдала и проживала в семье своего старшего сына, двоюродного брата Джона, в Ланкашире. С поместьем дела обстояли довольно плачевно, так как еще при жизни дяди Уоррена начались серьезные финансовые затруднения. Собственно, это не было чем-то из ряда вон выходящим: по всей Англии происходило то же самое. Крупным землевладельцам — аристократам из старинных английских родов — становилось все невыгоднее содержать громадные фамильные наделы. Налоги выросли, арендаторов земли становилось все меньше, и единственным выходом становилось дробление поместий на мелкие окупаемые участки земли, а на это решались не все.