Растафарианская история - Полина Волкова

Рэбай знал там всех очень хорошо, и они его тоже. На моего друга (он был единственным белым из всех) большинство смотрело враждебно, и один даже громко спросил Рэбая:

– Зачем ты привел его сюда?

Дружелюбно к моему другу отнесся всего один человек – он выглядел самым старшим среди них, его борода была белоснежной, а дреды убраны под белую шапку. Он угостил моего друга травой и смотрел на него весь вечер с одобрением. Рэбай же травил истории, смеялся над Лори и называл ее законченной наркоманкой, хвастался, задирал присутствующих и вертел моему другу один косяк за другим.

Уже начиналось утро, когда он высадил его у нашего подъезда, на перекрестке девятой и А. Я знаю, именно в ту ночь Рэбай решил вмешаться в нашу жизнь.

* * *

А тем временем в Ист-Виллидж неожиданно, потому что очень рано, пришла весна. В начале марта было уже так тепло, что люди ходили в майках, а еще через неделю даже ночи перестали быть холодными, все вокруг оживало и двигалось прямо на глазах, повсюду зацвели разноцветные тюльпаны, деревья покрылись белыми и розовыми цветами, а Томпкинс становился гуще и зеленее с каждым утром, и птицы пели все громче, а солнце вставало все раньше, повсюду появились девушки в белых платьях и шляпах с широкими полями, работники ресторанов вытащили столики outside, экономика возрождалась прямо на глазах, множество нищих блуждали и попрошайничали, а по ночам трафик на улице был в три раза больше, чем днем, из окна мы часто наблюдали драки (которые никогда так и не доходили до кровопролития), крики, музыка, сирены не затихали всю ночь, и только когда пьяные и обгашенные люди в собственной блевотине засыпали там, где падали, наступала тишина, которая тому, кто никогда не жил на Манхэттене, показалась бы жутким шумом. Я очень полюбила этот вечный шум за окном, и мне даже стало казаться: если выключить его, то я не смогу заснуть.

Теперь мы ходили гулять каждый день: в Сохо, Чайнатаун, Литл Итали, на West Side, в Вашингтон Сквер Парк, в Центральный Парк, который уже хорошо изучили, покатались на бесплатном пароходе по заливу, ранним утром сходили на Бруклинский мост. С приходом весны к нам пришли и очередные подарочные деньги, кроме того, мой друг теперь периодически играл в покер онлайн и часто выигрывал. Все наше время принадлежало нам и мы целыми днями делали, что хотели. Мы купили баскетбольный мяч и стали по утрам ходить на спортивную площадку в парк. Иногда мы накуривались, лежа на крыше, откуда открывался прекрасный вид на Томпкинс и всю округу, виднелись шпили нескольких церквей, а так же туманные силуэты небоскребов на северо-западе. Лори показала мне лучшие винтажные магазины в округе. Многие в Виллидже стали нас узнавать, и называли они нас Russians, и нам это очень льстило: как будто мы единственные русские в нэйбохуде.

Теперь, я думаю, пришло время сделать небольшое отступление про Ист-Виллидж. Начать стоит с того, что Нью-Йорк, один из самых больших мегаполисов мира, на самом деле – не такой уж и большой, потому что только Манхэттен – это Нью-Йорк, точнее New York City. Кроме того, настоящий Манхэттен – это только то, что ниже Гарлема. Оставшийся кусок острова делится на три части – аптаун (все, что вокруг центрального парка), мидтаун (где больше всего небоскребов, толкучки, пробок) и даунтаун (где высока плотность клубов, баров и пр., этот район был построен и заселен раньше всех остальных районов). Даунтаун, в свою очередь, делится еще на несколько частей: financial district (где расположена главная улица главного города мира, куда толпами стекаются поклонники золотого бычка), Сохо (где все очень, очень дорого), East Side и West Side.

И если с West-Виллиджем, который плавно перетекает в находящийся рядом Сохо, все достаточно просто (там тихо и мирно живут знаменитости и просто богатые люди, окруженные картинными галереями, дорогими магазинами и шикарными ресторанами), то с восточной частью даунтауна не совсем: Ист-Сайдом называется правый нижний кусок острова, его северный рубеж – 14-ая улица, восточный – проджекты на авеню D (куда мы ходили покупать траву), западный – 3-я авеню, за которой нет уже ничего ист-сайдского, а только бродвейская толкучка. Но Ист-Виллидж, четырнадцать параллельных друг другу улиц длиной в три авеню (вообще, большая часть Манхэттена так и устроена: почти две сотни улиц поперек острова и восемь авеню вдоль) – это только небольшая часть этой территории, исторический центр, откуда Ист-Сайд разросся на весь Ист-Сайд. Остальные две части из трех – Алфавитный городок (длиной в те же четырнадцать улиц, шириной в четыре авеню: A, B, C и D.) и южная, самая нижняя часть Ист-Сайда (Lower East Side), где улицы уже имеют названия и дома стоят не так ровно и схематично, как выше в городе. Границей между LES и верхней частью Ист-Сайда является пыльная и широкая улица Хаустон.

Все вместе эти три небольших района (имеющие между собой некоторые различия, о которых я скажу потом) представляют из себя особенный, ни на что не похожий мир, neverland, страну чудес, место, где дети не взрослеют, а собаки умеют разговаривать. Страна, где люди не ходят на работу, где целыми днями они гуляют в парке, покупают красивые вещи, едят вкусную еду, спят спокойным сном, употребляют высококачественные наркотики и все как один пытаются заниматься искусством.

Нигде в мире вы не встретите столько писателей, музыкантов, художников, режиссеров, фотографов, дизайнеров, актеров и просто восторженных блядей и пидорасов без определенного призвания, смело заявляющих вам в глаза: I am an artist!. Псевдоинтеллектуальность здесь зашкаливает. Но, конечно, это все ненастоящие жители настоящего мира.

Людей, занимающихся магией здесь так же много, как и тех, кто лезет в искусство. В Ист-Сайде огромное количество гадалок, хиропрактиков, различных колдунов, буддистов, кришнаитов, индуистов, всевозможных духовных учителей. Их бизнес процветает. Например, на нашем блоке, на отрезке 9-ой улицы между авеню А и 1-ой авеню – целых три хиропрактика и магазин магических предметов “Заклинание” (где продается всякая белиберда: магические книги, котелки, ступки, весы, куклы вуду и т.д.); весь Ист-Сайд, и прежде всего Виллидж, забит подобными магазинчиками, антикварными лавочками, претендующими на статус магических мест.

Все эти псевдоволшебники, разгуливающие по Нью-Йорку в разноцветных хитонах и причудливых головных уборах, и все эти псевдохудожники, псевдописатели, псевдомузыканты и так далее, все эти люди представляют собой большинство в Ист-Виллидже. Но мы были уверены – есть здесь настоящие люди. Мы так хотели их встретить. Они точно были здесь раньше, свободные и красивые люди, которые не зря прожили свою жизнь. И до сих пор здесь живут свидетели и участники того, что происходило в шестидесятые, в эпоху, о которой мое поколение лишь слышало красивые и грустные сказки (I wish it was the sixties, I wish we could be happy…), как о потерянном рае (который, как теперь оказывается, не был потерян; или потерян, но не для всех; или, как дерево, которое выросло из косточки волшебного яблока из райского сада, так и этот мир вырос из мечты прошлых поколений и зашумел ветвями Кришна Три в центре Томпкинс Сквер Парка, отгоняя тоску и страх от тех, кто не хочет бояться).

Поэтому, чем дальше от парка (который расположен между Виллиджем и Алфавитным городком), тем чаще встречаются безвкусные, отвратительно-чистые, гладкие, квадратные здания, втиснутые между старыми разноцветными кирпичными увитыми плющом домами, тем больше вокруг народу, машин, пыли, оголтелых туристов. Ист-Виллидж заканчивается там, где в поле зрения появляется макдональдс или старбакс, или, еще хуже, данкин донатс. На границе между Виллиджем и остальным миром расположены ближайшие к нашему дому станции метро. Всего двадцать минут вдоль и двадцать поперек (не считая нижней части Ист-Сайда), но этого достаточно, чтобы, при желании, никогда не покидать границ этого мира, жить тихой жизнью Иммануила Канта, каждый день ходить по одним и тем же нескольким улицам и быть совершенно счастливым.

Lower East Side, который начинается после переправы через Хаустон, очень похож на Ист-Виллидж, но и многим отличается. Возможно, из-за того что Krishna Tree находится слишком далеко, или благодаря тесному соседству с Сохо – здесь все выглядит не таким натуральным, скопированным с Ист-Виллиджа, адаптированным для богатых студентов-хипстеров, которые из принципа покупают одежду в сэконд хэнде, прилюдно читают Хэмингуэя или Набокова, садятся на мостовую, а не на лавочку рядом, и считают себя нонконформистами. Клубов здесь больше, чем в Виллидже. (Кроме того, еще один недостаток LES – вонючий чайнатаун по соседству).

Алфавитный городок – это, наоборот, более спокойное место (хотя считается оно не таким спокойным из-за близости к проджектам, которые начинаются уже после авеню Ди), расположенное очень далеко от метро и широких авеню. Здесь редко встречаются машины или прохожие. Несколько старых церквей, таунхаусы с запыленными окнами и заросшими мхом фундаментами, цветы в горшках на каждом крыльце и главное – alphabet city's gardens: все разные, пышные, некоторые – с огромными плакучими ивами, некоторые – с маленькими озерами, полными золотых рыбок, с темными глубокими колодцами, с непонятными скульптурами, с деревянными лавочками в глубине кустов. Раньше на месте каждого из этих садов был дом, а потом он сгорел. Люди, которые жили рядом, стали пытаться придать пожарищам более эстетичный вид, и, к тому моменту, когда кто-то захотел застроить пустующие участки, жители Алфавитного городка начали отстаивать их всеми силами. И, как это ни удивительно, отстояли. Но, не смотря на неописуемую красоту этого цветущего и пустынного места, мы без сомнений и сразу выбрали жить в Ист-Виллидже. Мне нравился этот непрекращающийся шум, движение, жизнь за окном, за которой можно было бесконечно наблюдать. Чтобы жить в Алфавитном, нужно быть more peaceful.