Слушающие - Джеймс Ганн

NB: спросить, компьютер, не пропускает ли он чего-нибудь? Смешно? Спросить Ольсена.

Может, изучать радиоспектр вообще не стоит? Может, радио присуще только земной цивилизации! Может, другие никогда не имели радио или уже прошли этот этап и сейчас располагают более сложными средствами связи? Например, лазерами. Или, скажем, телепатией, или тем, что может быть телепатией в глазах человека. А может, это гамма-лучи, как предполагал Моррисон задолго до проекта ОЗМА.

Что ж, такое тоже может быть. Но если так, прослушиванием всего этого придется заняться кому-то другому. У него нет ни оборудования, ни квалификации, да и активной жизни ему осталось слишком мало, чтобы браться за что-то новое. Возможно, Адамс прав. Он позвонил Лили.

- Ты связалась с миссис Макдональд?

- Телефон не отвечает... О, есть, мистер Макдональд. Пожалуйста.

- Алло, дорогая, я испугался - ты не отвечала.

"Глупо, - подумал он, - а еще глупее говорить об этом":

Голос у жены был сонный.

- Я легла вздремнуть.

Но даже сонный, этот голос возбуждал, мягкий, с легкой хрипотцой, он заставлял сердце Макдональда биться быстрее.

- Ты хотел что-то сказать?

- Ты звонила мне, - сказал Макдональд.

- Звонила? Я забыла.

- Я рад, что ты отдыхаешь. Ты плохо спала ночью.

- Я приняла снотворное.

- Сколько?

- Только те две таблетки, которые ты оставил.

- Молодец, девочка. Увидимся через несколько часов. Поспи еще. Прости, что разбудил тебя.

Однако голос ее уже не был заспанным.

- Тебе не нужно будет возвращаться сегодня вечером, правда? Мы будем сегодня вместе?

- Посмотрим, - неопределенно пообещал он, хотя и знал, что должен будет вернуться.

Макдональд остановился перед длинным приземистым зданием, где размещались кабинеты, мастерские и компьютеры. Темнело. Солнце зашло за зеленые холмы, оранжевые и пурпурные обрывки перистых облаков покрывали небо на западе.

Между Макдональдом и небом на металлическом скелете покоилась гигантская чаша, вознесенная так высоко, словно должна была ловить звездную пыль, сыплющуюся по ночам с Млечного Пути.

Чаша начала беззвучно наклоняться, и вот это уже не чаша, а ухо, вслушивающееся ухо, окруженное холмами, которые, наподобие сложенных ладоней, помогали ему ловить шепот Вселенной.

"Может, именно это удерживает нас? - подумал Макдональд. - Несмотря на все разочарования, несмотря на бесплодность усилий, может, именно эта огромная машина, чуткая, как подушечки пальцев, придает нам силы для борьбы с бесконечностью. Осоловев в своих кабинетах, с туманом перед усталыми глазами, мы можем выйти из своих бетонных пещер и возродить угасшие надежды, оставшись наедине с огромным механизмом, который служит нам, с чутким прибором, улавливающим малейшие порции энергии, малейшие волны материи, вечно несущиеся сквозь Вселенную. Это наш стетоскоп, с его помощью мы слушаем пульс и отмечаем рождение и смерть звезд, зонд, с помощью которого здесь, на небольшой планете скромной звезды на краю Галактики, люди изучают бесконечность.

А может, наши души утешает не действительный, а воображаемый образ: чаша, поднятая, чтобы поймать падающую звезду, ухо, напрягшееся, чтобы уловить зов, расплывающийся в неуловимый шепот, доходит до нас. А в тысяче миль над головами висит гигантская сеть диаметром в пять миль - крупнейший из когда-либо построенных телескопов, - которую люди закинули в небеса, чтобы ловить звезды. Если бы заполучить Большое Ухо на время большее, чем нужно для периодической проверки синхронизации - думал Макдональд, - тогда, может, и какие-то результаты появятся". Но он хорошо знал, что радиоастрономы никогда не поделятся: им, видите ли, жаль тратить время на игру в прием сигналов, которые никогда не придут. Только когда появилось Большое Ухо, Программа получила в наследство Малое. В последнее время поговаривали о еще большей сети, диаметром в двадцать миль. Может, когда ее сделают - если сделают, - Программа получит время на Большом Ухе.

Только бы удалось дождаться, только бы провести хрупкое суденышко своей веры между Сциллой сомнений и Харибдой Конгресса...

Однако не все воображаемые образы поддерживали их дух. Были и другие, которые скитались в ночи. Например, образ человека, который слушает и слушает немые звезды, слушает их целую вечность, надеясь уловить сигналы, которые никогда не придут, потому что - и это самое страшное - человек один во Вселенной, он является исключительным случаем самосознания, которое жаждет, но никогда не дождется радости общения. Это то же самое, что быть одиноким на Земле и никогда ни с кем не перекинуться словом, то же самое, что быть одиноким узником, запертым в костяной башне, без возможности выбраться, пообщаться с кем-нибудь за ее стенами, даже без возможности убедиться, что за этими стенами что-то есть. Может, именно потому они и не сдавались - чтобы прогнать призраки ночи. Пока они слушали, они жили надеждой: сдаться в эту минуту значило бы признать окончательное поражение. Некоторые считали, что не стоило начинать вообще и тогда не было бы проблемы капитуляции. Таких взглядов придерживались сторонники новых религий, например солитариане. "Там никого нет, - уверяли они, - мы единственный разум, возникший во Вселенной, так давайте же наслаждаться нашей исключительностью". Однако более старые религии поддерживали Программу. "Для чего Богу создавать бесчисленное количество иных звезд и планет, если они не предназначены для живых созданий, почему только человек был создан по Его образу и подобию? Мы найдем их, - говорили они. - Свяжемся с ними. Какие могли у них быть откровения? Как искупали они грехи свои?"

"Вот слова, которые рек я вам, пока пребывал еще с вами, что все исполниться должно, как написано в законе Моисеевом, в книгах пророков и в псалмах, меня касающихся... И написано там, и предназначены Христу мука и воскрешение из мертвых на третий день, а история этого искупления и отпущения грехов провозглашаться пусть будет от его имени среди всех народов, начиная от Иерусалима. И мы свидетели этого.

И вот передаю я вам пророчество Отца моего: оставайтесь в городе Иерусалиме, пока не сойдет на вас благодать с небес"*.

Сумерки превратились в ночь, небо почернело, вновь родились звезды. Начиналось прослушивание. Макдональд обошел здание, сел в машину, скатился вниз и только у подножия холма завел двигатель. Предстоял долгий путь домой.

Гасиенда была темна, и на Макдональда накатило знакомое ощущение пустоты. Так бывало, когда Мария навещала друзей в Мехико-сити. Но сейчас Мария была дома.

Он открыл дверь и зажег свет в холле.

- Мария?

Он прошел по холлу, выложенному терракотовой плиткой, не очень быстро и не очень медленно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});