Походные письма 1877 года - Николай Игнатьев

К началу зимы положение на балканском театре военных действий изменилось в пользу русских. Осада Плевны, измученный гарнизон которой терял последние силы, близилась к концу. Горные проходы Балкан удалось отстоять от турок. Армия готовилась к переходу через Балканы, и на ее пути не было сколько-нибудь значительных сил противника. Командование Действующей армии, ожидая обращения турок о мирных переговорах, решило разработать условия мира и сообщить их главам союзных держав - Германии и Австро-Венгрии. Для этого требовались опытные дипломаты. В середине ноября Игнатьев вновь приехал в Болгарию. Он был свидетелем падения Плевны, о чем красочно рассказал в письмах к жене.

Составив краткие наброски условий мира и получив одобрение Александра II, Игнатьев в начале декабря вернулся в Россию, где работал над более подробным проектом текста мирного договора. Написанный им документ по своему содержанию отличался от решений Константинопольской конференции. Военные победы окрылили командование. Основными статьями предварительного проекта явились решения о предоставлении независимости Сербии, Черногории и Румынии, а также создание Болгарского княжества на условиях политической автономии. Административная автономия, предполагалась и для Боснии и Герцеговины. В проекте договора отчетливо просматривалась мысль о том, что балканские государства должны обладать не только политической, но и экономической независимостью, дававшей им возможность противостоять австрийской экономической экспансии. Составленный Игнатьевым проект был в начале января обсужден на совещании у царя и одобрен, впоследствии он лег в основу Сан-Стефанского мирного договора. И хотя Берлинский конгресс, состоявшийся в июне 1878 г., пересмотрел и урезал ряд важных решений, принятых в Сан-Стефано, все же он вынужден был согласиться с образованием на Балканах независимых Сербии, Черногории и Румынии, а также Болгарского княжества (Северной Болгарии). Южная Болгария получила административную автономию. В 1885 г. обе части разделенной Болгарии соединились.

Берлинский конгресс поставил точку на дипломатической карьере Игнатьева. Общественные круги России выступили против берлинских решений. Игнатьева порицали за то, что он, подписывая Сан-Стефанский договор, не учел обстановку в Европе и превысил свои полномочия. Царь и Горчаков, одобрившие в свое время проект договора, не выступили в защиту дипломата, обрекая его на роль "козла отпущения". Игнатьеву, конечно, можно поставить в вину тот факт, что он не учел возможного сопротивления европейских держав русским требованиям в полной мере. Для него в целом была характерна переоценка сил России и недооценка противника. Кроме того, будучи длительное время за пределами России, он не сознавал серьезной опасности фактора ее внутренней дестабилизации. Однако он действовал с санкции Петербурга, где допустили серьезный дипломатический просчет, полагаясь на поддержку союзных держав.

Александр III, благоволивший к Игнатьеву, вернул его на государственную службу, назначив сначала министром государственных имуществ, а затем министром внутренних дел. Однако на последней должности Игнатьев пробыл недолго: император не одобрил его план созыва совещательного Земского собора.

С 1882 г. Игнатьев хотя и занимал почетную должность члена Государственного совета, но фактически был отстранен от государственной службы. Он отдался общественной деятельности, среди которой следует отметить его пребывание на посту председателя Петербургского славянского благотворительного общества. Он много работал над своими воспоминаниями, большая часть которых увидела свет уже после его смерти в 1908 г.* Период пребывания Игнатьева на посту посла в Константинополе и его деятельность во время Восточного кризиса 1875-1878 гт. освещены в них достаточно полно. Однако пребывание Игнатьева в 1877 г. в Болгарии во время войны не нашло отражения в мемуарах дипломата. Этот пробел восполняется письмами Игнатьева к жене, в которых он обстоятельно рассказывает обо всем, что видел и о чем размышлял. Эти письма по сути являются дневником дипломата, так как содержат подневную летопись событий - рассказы о боевых действиях, о жизни императорской Главной квартиры, о разговорах с собеседниками. В них выражены мысли и чувства автора, тосковавшего вдали от семьи, любимых и близких. Игнатьев сам называет свои письма дневником. Возможно, он имел в виду использовать их впоследствии для написания воспоминаний или опубликования в каком-нибудь ином виде, что нередко тогда практиковалось. Например, широко известный исследователям дневник генерала М.А.Газенкампфа, пребывавшего во время войны в Главной квартире Действующей армии, не являлся дневником в подлинном смысле слова, а представлял собой извлечения из писем автора к жене, пополненные служебными документами (Газенкампф М. Мой дневник. 1877-1878 гг. СПб., 1908. С. 1).

Глубокая содержательность и информативность писем Игнатьева, таким образом, может объясняться не только его стремлением подробно рассказать родным о ходе военных действий и всем, с ними связанном, но и намерением использовать письма позднее. Неизвестно, при жизни ли Игнатьева или уже после его смерти с писем была снята копия, возможно, с целью подготовки к печати. Однако они не были изданы. Можно предположить два варианта объяснений: большинство мемуаров Игнатьева было издано в период первой мировой войны, и до издания писем просто не могла дойти очередь, помешали революционные события. С другой стороны, следует обратить внимание на острую критическую настроенность автора, множество содержащихся в письмах обвинений в адрес военного командования, досадные замечания в связи с действиями лиц императорской фамилии, хотя в целом Игнатьев относился к ней с большим пиететом. Дипломат, человек весьма эмоциональный, не мог сдерживать своего негодования при виде безответственности и пассивности главнокомандующего и его штаба, множества ошибочных военных решений, бесполезной траты людских резервов и многих других просчетов. Вряд ли опубликование таких писем приветствовалось бы российскими национал-консервативными кругами.

Следует отметить, что Игнатьев по силе своих возможностей пытался как-то изменить существующее положение, он излагал свои соображения императору, ряду государственных и военных деятелей - Милютину, главнокомандующему вел. князю Николаю Николаевичу, начальнику штаба армии А. А. Непокойчицкому и другим. Но его предложения выслушивались и, за редким исключением, не принимались. Отводил душу он в письмах к жене, глубоко ему преданной и разделявшей его взгляды. День ото дня письма принимали все более критический характер, а оптимизм, наполнявший их в начале войны, сменялся пессимизмом и отчаянием. Это заставляло Игнатьева опасаться, чтобы письма не попали в чужие руки. Он неоднократно указывал жене на опасность, грозившую ему в случае, если содержание писем сделается известным (ведь почта нередко перлюстрировалась). Игнатьев старался поэтому отправлять письма с фельдъегерской почтой; и отсюда то, казалось бы, излишнее внимание, которое он уделял своевременной доставке писем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});