Как далеко ты сможешь пройти? - Марк Табб

– Ладно, приятель, следующий год будет решающим. Поглядим, чья возьмет!

Мне все еще не удалось стать приличным триатлетом, по крайней мере в собственных глазах. Я продолжал считать себя игроком в футбол и лелеять мечты о попадании в профессиональную лигу. Однако, принимая во внимание солидную дистанцию велоэтапа, я начал готовиться к Непин-триатлону 1988 года за несколько месяцев до соревнований. Я даже не пожалел 800 долларов[1] на новенький Malvern Star, что по тем временам было немалой суммой. Это был мой самый лучший байк с тех пор, как на четырнадцатый день рождения отец преподнес мне настоящий гоночный велосипед. К сожалению, у той истории конец оказался не самым счастливым. Гоняя весь день на подаренном отцом байке, я вымотался так сильно, что не убрал его в гараж, отправляясь ужинать. Вместо этого я просто оставил его на лужайке перед домом. После ужина я собирался еще немного покататься, но меня отправили спать. На следующее утро мой байк исчез. Больше я его никогда не видел. Покупая новый байк восемь лет спустя, я много думал о том старом байке. И ни в коем случае не собирался позволить чему-нибудь плохому случиться с новым.

Мы с Колином потратили много времени на велотренировки в Голубых горах. Взбираться на подъемы было неимоверно тяжело, но стремительные скорости на спусках окупали все усилия. Один или два раза я разгонялся до 80 километров в час. Я изо всех сил крутил педали, чтобы довести скорость до сотни, но у меня ничего не получалось.

– Знаешь, – сказал я однажды Колину, – готов спорить, что, если бы у нас был гоночный тандем, мы смогли бы это сделать.

Для меня это была не просто сумасшедшая идея. Я знал одного парня из городка Сейнт-Клэр, который собирал байки по индивидуальным заказам. Я ему позвонил, и он принялся колдовать над нашим супербайком. Примерно в то же время я покинул родительский дом и стал снимать квартиру на пару с другом, Майком Уинтером. Начался футбольный сезон, и мои триатлонные тренировки стали приносить дивиденды на игровом поле и за его пределами. Тот год обещал стать самым удачным в моей спортивной карьере. Если бы я продолжал прогрессировать такими же темпами, то смог бы подняться на ступеньку выше и приблизиться к своей мечте – играть в регбилиг на самом высоком уровне. Чтобы подстраховаться на случай, если что-то не срастется, я договорился, что меня возьмут на работу в местное пожарное депо. Мне было двадцать два года. Жизнь раскрывала передо мной двери безграничных возможностей.

В понедельник 27 июня 1988 года я отправился в Сейнт-Клэр к своему другу, чтобы посмотреть, как продвигается дело с нашим тандемом. Сорок километров до Сейнт-Клэра я решил проехать не на машине, а на своем байке. Я прекрасно себя чувствовал. Накануне я сыграл один из своих лучших матчей в сезоне. На работе в начальной школе я взял отгул. День был слишком чудесным, чтобы тратить его на работу. Я надел наушники, врубил Talking Heads (мою любимую группу на тот момент) и выехал на дорогу, ведущую к Сейнт-Клэру Я ехал по трассе М4, которая очень напоминает американскую четырехполосную межштатную автомагистраль с той лишь разницей, что легковушки и грузовики делят дорогу с велосипедистами. Австралийцы помешаны на фитнесе, поэтому велосипедистам позволяется двигаться по магистральным трассам. Я всегда ездил по краевой полосе, которая была достаточно широкой, чтобы я мог чувствовать себя в безопасности.

Большая часть дороги в Сейнт-Клэр идет под гору. В какой-то момент мне удалось разогнаться до 80 километров в час. Я крутил педали изо всех сил, но увеличить скорость мне не удавалось. «Тандем позволит это сделать», – сказал я себе. Эта мысль лишь усилила мое нетерпение. Я с большим волнением ждал, когда байк будет готов и мы сможем его опробовать. В Сейнт-Клэре я пробыл недолго. Мне хотелось вернуться на трассу, пока не забились мышцы. Меня ожидал долгий и тяжелый подъем. При мысли о предстоящем тягуне мне становилось немного не по себе, но причиной беспокойства была не предстоящая боль, а трудность испытания. После подъема в гору мои ноги и грудь будут гореть огнем, зато покорение вершины вызовет ни с чем не сравнимую радость.

Я вернулся на трассу М4 и начал приближаться к большому холму. Встав на педали, я опустил голову и ворочал тяжелую передачу, чтобы разогнаться и при этом избежать наезда на разбитые бутылки и прочий мусор, который скапливается на обочинах дорог. Меня со свистом обгоняли машины. Я поднял взгляд вверх. У меня все еще оставалось немного времени для разгона перед атакой холма. Я сделал глубокий вдох и стал давить на педали еще сильнее, чтобы набрать инерцию перед началом подъема. Это последнее, что я помню о той поездке.

Водитель грузовика, приближавшегося ко мне сзади на скорости чуть меньше ПО километров в час, оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, свободна ли полоса, по которой он собирался обогнать другой автомобиль. Когда он оглядывался, его восьмитонная фура, груженная пустыми огнетушителями, слегка вильнула и заехала на обочину. Сзади никого не было. Водитель газанул и перестроился на другую полосу. Если бы он внимательно прислушался, то услышал бы звук разбившейся фары и поворотника. Но он ничего не услышал. И не почувствовал легкий толчок грузовика, переехавшего что-то на дороге. Он не замечал ничего необычного до тех пор, пока через милю его не догнал мотоциклист. Он отчаянно махал ему, призывая остановиться. Водитель грузовика затормозил, думая, что мотоциклист сошел с ума.

Тринадцатилетний Майкл Маккензи сидел на заднем сиденье машины своей матери, которая направлялась на восток, в сторону Сиднея. Скучая, он глядел в окно на пролетавшие навстречу машины. «Ой! Стой!» – крикнул он матери, когда увидел, что на другой стороне дороги взлетели в воздух тело человека и серебристый велосипед. На мгновение картинку скрыл какой-то грузовик. Когда он проехал, мальчик увидел тело, которое катилось по земле и остановилось, врезавшись в ограждение. Его мать ударила по тормозам. Прежде чем она успела спросить сына, что случилось, он выскочил из машины, перебежал через разделительную полосу и подбежал к сбитому мужчине, лежавшему на асфальте. Остановилась еще одна легковушка. Рядом с телом уже стоял откуда-то появившийся священник, готовый провести соборование жертвы.

Затем прибыла полицейская машина из Пенрита. Им позвонили и сказали, что на трассе М4 насмерть сбит велосипедист. Такие звонки, к сожалению, не редкость. На место происшествия была отправлена машина скорой помощи. Когда она приехала, парамедики обнаружили изуродованное тело, лежавшее под ограждением, установленным на участке, где по эстакаде трассу пересекает Кингсвуд-роуд. В стороне от дороги валялся искореженный серебристый велосипед. К их удивлению, я еще дышал. Они погрузили меня в машину, но сомневались, что я переживу 25-минутную поездку до отделения скорой помощи сиднейской больницы Уэстмида.

2. Возвращение с порога смерти

По словам отца, моими первыми словами в больнице были: «Как там мой байк?» Не помню, чтобы я такое говорил, но это вполне в моем духе. Я души не чаял в этом байке. Мои слова вселили в отца надежду на то, что я выкарабкаюсь. Когда он примчался в больницу после аварии, ему сказали готовиться к худшему. Врачи не рассчитывали, что я выживу.

Самой аварии и первых дней пребывания в больнице я не помню. Первым воспоминанием стало пробуждение в реанимации от того, что мне было трудно дышать. У меня жутко ныло лицо, и я не мог понять почему. Вскоре сознание прояснилось настолько, что я понял, что мой нос и рот закрыты кислородной маской. Боль от давления маски на нос заставляла меня морщиться. Постепенно я начал ощущать остальные части своего тела. Кожа болела так, словно меня с головы до ног тщательно обработали рашпилем. Я поднял руку. Трубки и провода соединяли ее со стоявшими вокруг пикающими приборами. Чем больше я приходил в сознание, тем сильнее становилась боль. Она пронизывала все участки моего тела. Все, кроме ног. Их я не чувствовал. В панике я нащупал кнопку вызова медсестры и нажимал ее большим пальцем левой руки снова и снова, словно выбывший из соревнований участник телевикторины «Своя игра». Сестра вошла в палату через 30 секунд, показавшихся мне вечностью.

– Где мои ноги? – спросил я, как только она появилась в дверях. – Что случилось с моими ногами? Их ампутировали?

– Нет-нет, Джон, они на месте, – сказала сестра. Она откинула простынь и подняла их по очереди, чтобы показать мне.

Я испытал такое сильное облегчение, что отключился.

Большую часть той недели я то приходил в сознание, то снова его терял. Мои повреждения были множественными и тяжелыми, что было вполне естественно для человека, которого переехал восьмитонный грузовик. У меня была серьезная легочная контузия, забрюшинное кровоизлияние, травмы головы, грудной клетки, позвоночника и таза. Я сломал спину в трех местах, таз – в четырех и правую руку – в двух. Кроме того, у меня была сломана грудина и вся кожа была в царапинах и ссадинах от контакта с дорожным покрытием. Когда меня доставили в травмоцентр, мне перелили более двух литров крови. Врачи в отделении скорой помощи разделяли сомнение парамедиков насчет моей способности выжить. Один из медбратьев в отделении позже рассказал мне, что во время отчаянных попыток спасти мою жизнь один из врачей оценил мои шансы как «красное дерево или сосна» – намекая на то, какой гроб придется выбирать. Они были уверены, что у них ничего не выйдет.