Броненосец "Адмирал Ушаков" (Его путь и гибель) - Николай Дмитриев

Красив и в высшей степени оригинален становится путь по каналу лишь ночью, когда с наступлением темноты открывают свое освещение большие, сильные прожекторы, устанавливаемые администрацией канала на носу каждого идущего судна.Яркий луч низко помещенного прожектора, заливая своим ослепительным светом некоторое пространство зеленой воды, захватывает и белеющие полоски берегов и, оставляя все остальное во мраке ночи, дает в общем причудливую фантастическую картину. На рейд Суэца мы пришли около 9 часов вечера, а к полуночи туда стянулись и остальные суда отряда.

Таким образом, отряд со своими транспортами занимал канал около восемнадцати часов и то лишь потому, что мы шли непрерывно, так как встречные пароходы задерживались администрацией.

После съезда с "Николая" нашего дипломатического агента в Египте П.В.Максимова, совершавшего с адмиралом весь переход по каналу, в 2 часа дня 13 марта эскадра снялась с якоря и, сопровождаемая двумя маленькими египетскими крейсерами, тронулась на юг по Суэцкому заливу. Жара и духота стояла невыносимая, и хотя адмиралом была объявлена летняя форма одежды, но и она не давала облегчения. Переход Красным морем длился семь суток и, несмотря на то что совершался при сравнительно благоприятных условиях, все же не обошелся без жертв.

Суэцкий канал

На "Апраксине" умер от теплового удара матрос, и тело его для вскрытия было передано на "Кострому", а ночью погребено в море. Условия тропического плавания оказались очень тяжелы, особенно на таких кораблях, как наши маленькие броненосцы, приспособленные лишь для непродолжительных прибрежных плаваний в умеренном климате.Крайне недостаточная вентиляция нижних жилых помещений, в которых температура подымалась до 50 градусов С, отсутствие льда и рефрижераторов-все это сильно давало о себе знать.

В каютах, расположенных вдоль черных раскаленных и за ночь не остывающих бортов, жить не было никакой возможности, и все офицеры спали на верхней палубе. А когда бывало нужно днем работать в каюте, то приходилось, оставшись в легком костюме, садиться вплотную к работающему полным ходом вентилятору, целую партию которых, по счастью, приобрели офицеры во время стоянки в Порт-Саиде.

В дальнем плавании

У нас нельзя было, как на хорошо обставленных судах второй эскадры, брать большие запасы свежей провизии, а приходилось кормиться почти исключительно консервами. Но надо отдать полную справедливость современным консервам, что они не оставляют желать ничего лучшего. Когда, например, среди океана приходилось нам есть рябчиков в сметане да еще с брусничным вареньем. Что же касается нашей команды, то она так пристрастилась к консервированным щам с кашей, что, когда во время погрузок угля удавалось достать с транспорта быка и сварить щи со свежим мясом, матросы ели их с меньшим удовольствием, чем консервы. Вообще за два месяца плавания на стол, кроме неизбежного однообразия, пожаловаться было нельзя.

16 и 1В марта отряд произвел вспомогательные стрельбы из учебных стволов по щитам, буксируемым кораблями друг для друга. Суда, сбросив в воду щиты, перестраивались в две кильватерные колонны и, имея между ними 9 кабельтовых расстояния, производили стрельбу, продолжая идти своим прежним курсом.

На Н.И.Небогатове теперь черным пятном лежит факт сдачи неприятелю. Но, отнюдь не будучи к нему пристрастным, думаю, что только несчастное стечение обстоятельств и излишняя, даже неуместная на войне гуманность побудили его совершить такой поступок.

Но во все время похода вплоть до рокового момента адмирал наш высоко стоял в общем мнении и пользовался вполне заслуженно любовью и уважением. Энергичный, разумный в своих требованиях, Небогатов отнюдь не держал личный состав своего отряда в состоянии угнетенности и забитости, а, напротив, возбуждал всех своей бодростью, своим непреклонным желанием идти вперед во что бы то ни стало.

Посещая запросто свои корабли, он интересовался всякой мелочью относительно боевой готовности, и всегда у него находились полезные и деловые советы и указания. Когда после гибели "Ушакова" японцы сообщили про сдачу Небогатова, никто из нас не поверил-до того не вязалась возможность такого ужасного факта с представлением о нашем адмирале, и лишь вид наших кораблей на рейде Сасебо показал, что это все-таки стало возможным в наше грустное время. Но об этом после.

Рано утром 20 марта мы подошли к Джибути, где и простояли пять суток. Собственно говоря, мы стояли не в Джибути и даже не на его рейде, а в открытом море в 6-7 милях от берега.

Насколько велико было это расстояние, видно из того, что хороший паровой катер должен был тратить почти полтора часа на переход от эскадры до пристани, а силуэты кораблей с берега были еле приметны.Так было сделано адмиралом во избежание каких бы то ни было разговоров относительно нарушения французского нейтралитета.

Время стоянки в Джибути посвятили пополнению запасов угля с немецких угольщиков, которые после того нас покинули, а также необходимым работам по машинной части. Запасшись возможным количеством свежей провизии и закончив расчеты с берегом, около полудня 25 марта отряд снялся с якоря и направился в Аденский залив.

И ровно через два месяца, а именно 25 мая, нам (и то не всем, а только двум третям офицерского состава “Ушакова”) снова удалось ступить на землю. И, увы, это была уже земля Японии. Мы очутились в плену. Но тогда, полные самых светлых надежд, мы не допускали даже мысли о возможности неблагоприятного исхода и в самом бодром настроении готовились к преодолению шири Индийского океана.

Через два дня после выхода в Аденский залив была произведена для практики первая боевая стрельба. Адмирал, понимая, что в бою придется стрелять исключительно на больших дистанциях, решил эту стрельбу проделать на настоящих боевых расстояниях.

Пять наших буксирных щитов были связаны вместе и оставлены свободно плавать. Стрельба началась с 50 кабельтовых, так что сначала щиты даже в оптические прицелы с трудом различались. Перед стрельбой адмирал отдал приказ, в котором говорилось, что если цель находится далеко по носу, то командиры судов самостоятельно строятся в строй пеленга, дабы все орудия могли действовать и передние мателоты не мешали задним. По мере же приближения цели к траверзу корабли опять вступают в кильватерную колонну и действуют всем бортом.

Так вел наш отряд эту первую стрельбу, также производилась и вторая, и также должны мы действовать в бою, если бы нам суждено было иметь дело с неприятелем до соединения со второй эскадрой. А когда пробил наконец роковой час ужасного Тсу-Симского боя, то дюжина наших разнотипных броненосцев, вытянувшись в одну бесконечную кильватерную колонну, в которой тихоходы парализовали наши главные силы, целый день не маневрировали, а судорожно метались из стороны в сторону, поочередно избиваемые расчетливо действовавшим врагом.

Недавно из русских газет мне пришлось узнать, что находятся люди, объясняющие Тсу-Симский разгром тем, что к эскадре насильно “были пришиты утюги” отряда Небогатова.

Это мнение до такой степени наивно, что на него не стоило даже обращать внимания, если бы оно высказывалось кадетом младшего класса, а не лицом, занимавшим столь важное место в штабе эскадры и причастным к делу именно "перекраивания и сшивания надлежащим образом имеющихся под руками боевых сил". Цель этих заметок исключительно описательная, а отнюдь не желание что-либо подвергать осуждению, но не могу не высказать, что со времени нашего вступления в состав второй эскадры постоянно чувствовалось, что многое стало делаться не так, как надо, а 14 мая все делалось именно так, "как не надо сражаться". Обнаружился какой-то внутренний разлад.

Я убежден, что ради ограждения русского флота от повторения подобного разгрома вся Тсу-Симская трагедия будет подвергнута самому строгому и детальному исследованию, а что касается только что упомянутого мнения о "пришитых" утюгах, то мне кажется, что они очень пригодились бы в другой обстановке.

Однако, отклонившись в сторону, я возвращаюсь к продолжению прерванного описания.

Для наблюдения за результатами стрельбы пароход "Свирь" с офицерами адмиральского штаба был поставлен несколько в сторону, в удобном месте. Как трудно самому с судна определять на больших дистанциях падение своих снарядов, наглядно показывает то обстоятельство, что, когда всем, находившимся на мостике броненосца казалось, что снаряды ложатся хорошо, по возвращении к эскадре "Свири" выяснилось, что при хороших направлениях, отклонения в дальности, т. е. перелеты и недолеты были очень велики. Адмирала сильно огорчили результаты этой стрельбы, и он самое строгое внимание обратил на дальномерное дело.