Путь домой идет через болото. Часть 3 - Алексей Янкин

– Не вздумай удрать-ка. Сё равно догоним. А пока ступай к ручью. Помойся, оправься и приходи.

Я не стал просить себя дважды и соскочил с обрывчика, еле удержавшись на подгибающихся ногах. Вернувшись минут через десять, заметил, что никто не собирается спать в зимовье, хотя там виднелась сквозь распахнутую наружу дверь небольшая печурка. На мой недоуменный вопрос к Дмитрию, он словоохотливо ответил:

– Угорим там все. – и пояснил, – Когда печь долго не топлена, она становится угарной. Потому её надо разок стопить по холосту и лишь втору ночь ужо и спать. Да и тесно там вшестером будет.

– А чьё это зимовье?

– Так наша дальня заимка и есть. Как снег ляжет, наши приходят и зиму промышлят живность всяку. В основном зайца, лису, песца, белку, барсука, куницу, колонка ловим. А как удача, то и оленя, и сохатого, и козла добудут. Быват поросенка либо свинью дику, а то и самого секача возьмем. Волк, так и волком не побрезгуем. Иной раз рысь заходит. И её споймам. А Силантий, так тот что ни зима, одного – двух медведёв скрадет на лёжке. Мясо морозим, шкуры сушим, жир топим. Из скита люди раз в месяц приходят, забират чо напромышлям.

– А шкурки куда деёте? – задал я коварный вопрос тем же тоном, что говорил парень. И Митрий тут же заглотил наживку.

– Меням на муку, на хлеб, патроны, соль, сахар, чай. Да на проче чо нужно, – начал было охотно перечислять Дмитрий, но Архип цыкнул на него и он разом замолк. Тем не менее, я отметил два обстоятельства – если они выменивают патроны, значит у них есть огнестрельное оружие. И второе – из самого факта обмена следовало то, что не такие уж эти люди и дикари и имеют связь, хоть и весьма краткую, с внешним миром. Следует, когда седобородого не будет рядом, хорошенько попытать парня. Похоже он скучает без общения со свежим человеком и разговорить его большого труда не составит.

Поужинав, все дружно принялись обустраиваться к ночлегу. Однако я заметил, что седобородый предварительно назначил дежурных на ночь. Первым выпало караулить Егору и Архип ему серьезно что то выговаривал. Я лишь слышал, как тот требовал, чтоб сын не вздумал сомкнуть глаз, «а не как в прошлом разу». Егор слабо оправдывался. Мне показалось и остальные несколько встревожены. А когда из зимовья Силантий вынес и раздал всем небольшие, не длиннее человеческого роста, но крепкие копья с металлическими наконечниками, я понял, что эти люди действительно чего-то опасаются. И явно не моего возможного побега. Я обратился к Архипу, поинтересовавшись, что нам здесь, на их землях, может угрожать. Он хмуро озираясь по сторонам, ответил:

– Эти места называют Медвежьей падью. Тут много зверья всякого. Богаты места. И медведь-дедушко есть. Токмо он об эту пору на человека не пойдёт. Труслив. Да и еды хватат помимо нас. Но нонче по осени объявились пришлые волки. Стая в десяток шкур. Вот те лютуют. Первым делом всех местных своих поизвели. До единого. А в начале весны погрызли нашего охотника, что капканы проверял. Ели отбили. – после непродолжительного молчанья, покачивая головой, добавил, – Токмо одно, преставился мужичок. Хороший охотник однако был, Николка хромоногий, царствие ему небесно, – Архип перекрестился, – Ужо как они его изорвали, смотреть страшно было. – и резко переключился, сделав обобщение сказанному: – Так что не советую те отходить от табору в сторону.

Я, признаться, напуганный не столько словами старшего, сколько всем поведением этих, не робкого десятка людей, их нескрываемой настороженностью, постарался разместиться поближе к костру. Заметив, между прочим, при этом пару лукавых взглядов на себе. Даже подумалось, что все это лишь что б подшутить надо мной. Но нет. Обеспокоенность спутников вполне очевидна, да и копья говорят о многом. Ведь до этого они шли совершенно безоружны, если не считать ножей на поясах да пары топоров, притороченных сзади к сумам. Видимо посчитав меня достаточно предупрежденным, мне на ночь даже не стали вязать рук. Дневная усталость взяла свое и, едва коснувшись головой подстилки, я тут же провалился в сон. Растолкали меня еще затемно. На костре булькает пара закопченных котелков. Позавтракав и испив чайку (настоящего!) мы вышли в дорогу. Шли часа два и в заметно более быстром темпе, чем накануне. Путники держались если и не настороженно, то вполне серьезно, неся копья наперевес. Я отметил, что ни одного ружья в группе нет и удивился, каким образом они зимой охотятся здесь. Допустим на мелочь ставят силки и ловушки, как поступал и я сам. Но медведи и волки? Впрочем, учитывая слова Дмитрия о патронах, ружья, очевидно, все же есть. Только в дефиците, не зря Федор так заинтересовался бывшим у меня якобы ружьем. Эх, посмотреть бы на патроны, сразу стало бы ясно сколько и какие у них стволы.

145

Небо затянуло набежавшими вдруг тучами и левее, совсем невдалеке, засверкали всполохи молний, загрохотали громовые раскаты. Иной раз я непроизвольно вжимаю голову, так как впечатление такое, словно молния бьет прямо в тебя. Но дождя вслед грозе так и не последовало. Через полчаса тучи разогнало. Гром какое-то время еще погромыхивал, но все дальше и дальше от нас, пока вообще не затих вдали. Небо стало чистым. Напуганное было солнце со смущенной усмешкой поглядывало сверху.

Постоянное напряженное внимание спутников передавалось и мне. После недолгого привала пошли дальше. Понятно, что Архип хочет засветло пересечь низину. Тревожного ощущения добавляла и окружающая природа – массивные ели раскидывались вширь лохматыми подолами, полностью перекрывая видимость уже в десяти шагах. Казалось, что под каждой распластанной вдоль земли еловой лапой прячется дикий клыкастый зверь, который только и ждет момента, что бы бросится на тебя. Именно только на тебя, выхватив из общего строя. То и дело путь преграждают ручейки с низкими топкими берегами либо сплошные завалы падших деревьев. Наконец мы вышли на небольшую полянку на несколько возвышенном месте и устроили привал. Все расселись на земле, один Силантий остался стоять. Он по-прежнему внимательно всматривается в чащу, изредка протяжно втягивая носом воздух. Несмотря на свой немолодой возраст это был человек недюжинной силы, что выказывалось в каждом его движении, неторопливом, уверенном, полным скрытого достоинства. К нему подошел Архип и они о чем то мрачно принялись беседовать. Седобородый так же стал принюхиваться, совершенно как животное, спешно и настороженно. Вслед за ними поднялись и остальные. Из беглых фраз, которыми перебрасывались мои спутники, я понял, что они учуяли запах гари. Я так же встал. Да, определенно тянет дымком. Я поначалу подумал, что путники обеспокоены тем, что в их владения проникли чужаки, но тут же Архип развеял эту гипотезу. Он бросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Тайга горит. Быстрее.

Все мигом повскидывали поклажу и вслед за старшим быстрым шагом направились в сторону от первоначального направления пути, держась по ветру. Вскоре запах горящего дерева стал настолько отчетлив, что уже не оставалось никакого сомнения в том, что где то совсем близко бушует огромное пламя. «Верхами идет» ни к кому не обращаясь бросил Федор. А еще минут через пятнадцать со спины потянуло белым дымом. Мы уже бежим. Дым становится все гуще и ядовитее. Я не понимаю куда мы несемся. Сизые удушливые клубы заволакивают небо и закрывают солнце. Мне кажется, что отчетливо слышен треск скачущего совсем рядом по нашим следам огня. Я не знаю, может ли быть что-либо страшнее и неотвратимее таежного пожара, перекинувшегося в кроны деревьев. Когда у тебя не остается никакой надежды на спасенье и ты отчетливо понимаешь, вот сейчас, еще через несколько минут, ты погибнешь. И смерть примешь ужасную и мучительную. И от тебя ничего не зависит. Ты не можешь даже попытаться противостоять огню, как противостоял бы напавшему зверю или уносящему тебя потоку воды. Ты не сможешь убежать от него, потому что некуда. И потому что несется он, подгоняемый ветром, со скоростью летящей птицы. Везде, везде вокруг его пища и он с жадностью поглощает её, обгоняя тебя то справа, то слева. Перекрывает тебе один путь, другой. Играя с тобой, насмехаясь над твоими жалкими потугами. Он то знает, что ты никуда от него не денешься. И твоя воля слабеет, решимость с каждой минутой тает, словно кусочек льда в горячей воде. Хочется просто лечь и покорно принять судьбу.

Тем не менее Архип упорно держится выбранного направления и его спокойствие придаёт уверенности другим, не давая охватить наши души панике. А раскаленный ветер крепчает. Он завивает над головами тучи черного дыма. Слева проблескивают языки пламени. И когда я уже окончательно прощаюсь с жизнью, мы выскакиваем на берег неглубокой, судя по бурлящей поверх камней воде, но весьма широкой реки.

Теперь стало понятно, куда с таким упорством вел нас седобородый. Все, не дожидаясь команды, бросаются в воду. Другой берег тоже заволакивает дымом. Не дойдя и середины реки, я теряю его из вида. Благо стремительное течение, бьющееся буруном о мою левую ногу, не дает сбиться с пути. Я давно уже не вижу своих спутников, только сквозь треск иногда слышится их надсадный кашель, но и он вскоре теряется среди гула злобно бушующего пламени. Задыхаюсь. Из легких выходит дым. Меня начинает рвать, что приносит некоторое облегчение. Огонь остался на том берегу! Ему не под силу перескочить ту сотню – полторы метров, что вдруг встала пред ним. Вот он, единственный враг, которого ему не победить. Архип знал это и вел нас к реке, понимая, что она – наш единственный шанс на жизнь.