Чекистские были - Лев Петрович Василевский

мной на заднем сиденье, Али рядом с Николаем на переднем. Мелкий батумский дождь шел не переставая, он был таким частым, что тускло горевшие уличные фонари, казалось, светили через мутное стекло. Теплый воздух, как всегда, источал запах магнолий. Мы выехали за город и помчались по приморскому шоссе. На море бушевал шторм. Сильные порывы ветра несли косые струи дождя, и ветхий брезентовый верх автомобиля мало защищал нас. Николай выжимал максимум возможного из своей «козы», как он нежно называл «газик», чтобы быстрее миновать приморский участок шоссе. Осипов сутулился больше обыкновенного, надвинув кепку глубоко на лоб, почти спрятал лицо в поднятый воротник пальто.

У Чаквы мы свернули с шоссе направо, на порядком избитый арбами проселок. Теперь наш путь лежал в горы. По мере того как мы поднимались, дорога для нашей маломощной машины становилась все трудней. Слабенький мотор натужно гудел. Мы въезжали в лес, тесно обступавший узкую дорогу. Так мы проехали еще километра три.

Пошептавшись с Али, Николай остановил автомобиль. Дальше предстояло идти пешком. Мы оставили свою «козу» на лесной дороге и пошли за Али по горной тропе, довольно круто поднимавшейся по склону, заросшему лесом, с густым подлеском из барбарисовых кустов. Бархатный мрак обступил нас. И только спустя некоторое время, когда глаза привыкли к темноте, мы стали различать черные тени деревьев вокруг и темносерое небо меж их вершинами. Али уверенно вел нас. Его зоркие глаза горца видели все вокруг.

За ним шел я, за мной Осипов и замыкающим был Николай. Дождь мерно, даже приятно шумел, журчали невидимые горные ручьи и ключи, шорох наших шагов тонул в этих лесных звуках. Ветер бушевал где-то в верхушках деревьев, а внизу было тихо и тепло. Тропа превратилась в узкую тропинку, почти скрытую под тесно соприкасавшимися кустами, пропитанными водой. Вскоре мы промокли до нитки. Мои щегольские сапоги и ботинки Осипова размокли, мы скользили и падали на глинистой земле и круглых камнях. Николай помогал Осипову подняться и ругал на все лады шпиона, которого нам еще предстояло найти и задержать. Али продолжал все так же уверенно идти, видимо нащупывая своей замечательно удобной горной обувью невидимую тропинку. Я мог только позавидовать ему и Николаю, обутому точно так же, как Али. На Али была великолепная мохнатая кавказская бурка, не пропускавшая воды, а на Николае — кожаная тужурка. Труднее всего было Косте Осипову, самому слабому из нас да к тому же не очень здоровому, болевшему, как оказалось, тропической малярией.

Хотя идти было трудно, я не испытывал особой усталости, а желание найти шпиона, сумевшего из Сибири добраться до границы и скрыться в нескольких километрах от нее, разжигало мое нетерпение, усиливало мой азарт. «Не ушел ли уже шпион в Турцию?» — мелькнула у меня мысль, но высказать ее Осипову я опасался.

Ни зги не видно. Мы все шагаем, вернее, карабкаемся чуть ли не на четвереньках, в гору — к ее невидимой вершине. Где-то там, очевидно, скрывался проклятый шпион. Куда приведет нас таинственная тропинка?

Совсем неожиданно мы вышли к вершине, на не-большую, расчищенную от леса поляну. Штормовой ветер метался над ней, неся косые струи дождя. Чувствовался слабый запах дыма, то появлявшийся откуда-то, то исчезавший. На фоне темно-серого неба мы увидели небольшую хижину, типичный аджарский дом на высоких сваях, со стенами в одну доску, небольшой верандой, на которую вела жидкая лестница. Не было видно ни огня, не доносилось никаких звуков.

С оружием наготове мы приблизились к дому. Под ним хрипло залаял привязанный там пес, и тут же ему отозвалась коза. Но сам дом оставался безмолвным. Никто не вышел на веранду, не зажег света внутри.

Осипов приказал Николаю и Али стать по углам дома, чтобы никто не мог незаметно бежать через окно в задней стене. Затем с неожиданной для меня ловкостью он взбежал по лесенке на террасу. Я поспешил за ним. Оба мы оказались перед запертой изнутри дощатой дверью. На мгновенье осветив ее электрическим фонарем, мой начальник ринулся вперед и, вышибив дверь плечом, оказался внутри дома. В такие моменты мысли работают удивительно быстро. Проникнув первым в эту таинственную хижину, Осипов сознательно подставлял себя под возможный выстрел в упор. Эта мысль мелькнула в моей голове. Восхищенный его смелостью, я не счел возможным прятаться за его спину, оттолкнул его в сторону и выстрелил, никого не видя перед собой.

— Не стреляй! — с досадой крикнул Осипов.

Одновременно мы включили свои фонари и, обшарив лучами помещение, обнаружили двух человек. Один из них, хозяин хижины, аджарец, стоял в дальнем углу с поднятыми руками, второй лежал на деревянном топчане, укрытый с головой пальто. Посреди комнаты стоял грубо сколоченный стол и возле него две табуретки, немного поодаль — маленькая железная печка, в ней светились красные угольки.

Увидев на столе керосиновую лампу, Осипов приказал хозяину засветить ее, что тот поспешно сделал, а затем опять отступил в угол и поднял руки.

— На стол оружие! — приказал Осипов.

Откуда-то из бесчисленных складок своих широких штанов аджарец извлек парабеллум и, положив его на стол, вновь отступил с поднятыми руками.

— Опусти руки! — раздраженно сказал Осипов. — Где клинок? — и он указал на пустые ножны кинжала, висевшие на поясе хозяина.

Тот молча указал на пол: возле печки, среди щепок, лежал обоюдоострый кавказский кинжал.

— Зови ребят, — приказал Осипов.

Выйдя на террасу, я позвал обоих. Пес продолжал неистово лаять. Али полез под дом, и оттуда тотчас донесся визг побитой собаки. Али отвязал ее и выпустил на волю.

— Кто это? — спросил Осипов, указывая на лежавшего на топчане человека.

Хозяин сделал неопределенный жест руками, не произнеся в ответ ни слова. При этом он шагнул к столу.

— Ладно, стань в сторонку и не мешай, — приказал ему Осипов, бросив настороженный взгляд на стол, на котором лежал пистолет аджарца. Николай тотчас же взял его, засунул себе за пояс.

— Прибавь света в лампе!

Я вывернул фитиль, но от этого через закопченное стекло света не прибавилось. Мы занялись осмотром хижины. Неизвестный человек продолжал лежать на топчане, будто все происходившее не имело к нему никакого отношения. Он даже не повернулся от стены, не освободил головы, укрытой пальто. В его позе не было заметно напряженности или настороженности, ничего, что выдавало бы его беспокойство. Мы быстро перетряхнули немногочисленные вещи, осмотрели содержимое небольшого седельного мешка, в котором нашли пару грубошерстных носков и овечий пузырь с кукурузной мукой, смешанной с бараньим салом, — обычная пища горцев на длинных переходах. Ничего подозрительного