День счастья — завтра - Оксана Робски

Он закрылся с ними в туалете, и кокса у нас стало на полграмма меньше. Девушки привели с собой приятелей, и мы все отправились завтракать в «Эльдорадо». Как «стая голодных собак».

В «Эльдорадо» Антон поделил стаю на сучек и кобелей. Сучек было больше, что кобелей вполне устраивало. Одна из них, известная фотомодель Ольга, собралась ехать к Антону в гости. И наверное, поехала бы, если бы Антон громко не объявил следующую асану: «Собака-которая-отправляется-на-случку!» Фотомодель обиделась. В итоге мы оказались у Антона все, кроме фотомодели. Впрочем, фотографов все равно не было.

В одиннадцать утра, рассчитав, что Рома уже на работе, я стала «собакой-которая-возврашается-в-свою-конуру». Все прочие остались на резных диванах Антонова модерна с плотно задернутыми занавесками и обрезанными коктейльными трубочками.

Дверь в кабинет была открыта. На моей записке, снизу, я прочитала Ромино послание: «Уехал к Артему в больницу».

Я села на пол, с запиской в руке, в позе «побитая собака».

Видимо, в моей семье начался такой особый период — эпистолярный. Потому что Артем тоже подготовил мне письмо. Он вручил мне его в то время, когда я доставала из пакетов коробку с пазлами и сборную модель самолета МиГ-21, купленную только что в центре «Винни».

Читая письмо Артема, я была растрогана и чувствовала себя неловко. Как это бывает, когда случайно подглядишь за кем-то. Или, например, прочитаешь чужой дневник.

«Дорогая мамочка, я очень, очень тебя люблю, когда ты заберешь меня отсюда? Ты такая красивая, я так люблю твои нежные руки и твои глаза, иногда они такие строгие, что мне очень страшно, иногда ты так обнимаешь меня, я очень хочу домой, и ты будешь болтать со мной в гостиной».

Я постаралась обнять его так, как он это себе представлял, когда писал письмо. Его теплое трогательное тельце доверчиво обмякло в моих руках. Я тихонько целовала сына в теплую шейку, и он молчал, старательно пряча от меня свои слезы.

— Скоро поедем домой, — пообещала я, — ужасно надоела эта больница.

Артем одобрительно кивнул.

Я села в машину и отключила телефон.

Забралась в постель. Мне удалось заснуть.

2

Поужинали

Проснувшись, чувствовала себя отлично.

Тамара сказала, что в гостиной меня ждет Вероника.

Я немного удивилась. Что за визит без предупреждения? Вероника была моей подругой почти с детства. У нас дачи в Усово рядом, с одним общим забором и маленькой калиткой, чтобы ходить друг к другу завтракать.

Артем дружит с ее Никитой, и они ходят в одну школу. Только Рома не любит Игоря, ее мужа.

Мужа Вероники я вижу в последнее время чаще, чем саму Веронику. Хотя она, конечно, об этом не знает.

Когда Вероника думает, что он в командировке, Игорь просиживает с нами целыми сутками в зашторенной Машкиной квартире. Антон его тоже не любит. По-моему, его любит одна только Вероника. А он ее бьет. И гуляет, как мартовский кот. С Катей у них тесные деловые отношения. В смысле креатива Игорь большой затейник.

— Я уже две недели тебе звоню. Ты все время спишь. Я стала волноваться, — объяснила Вероника свое присутствие.

А мне, наоборот, казалось, что я вообще не сплю. Хотя сейчас я проспала почти сутки. Такого со мной давно не случалось.

Я принесла из столовой бутылку белого вина.

— С утра пораньше? — удивилась Вероника.

Редкая зануда.

Я вздохнула.

— Ты не представляешь, что у меня.

— Что? — Она смотрела на меня внимательно, как следователь в кино.

— Артем в больнице.

— Я знаю, мне Тамара твоя сказала.

Я протянула ей бокал с вином.

— Пойдем в кабинет, — предложила я.

В кабинете Вероника бросилась открывать занавески.

— Давай не будем, — попросила я.

Я села в свое любимое кресло на гнутых ножках, французский ампир. Выпила вина.

Вероника обняла меня.

— Ты не расстраивайся, у всех детей бывает аппендицит. Это не страшно.

Я непроизвольно всхлипнула. Все-таки Вероника — хорошая. Мы дружим с ней не сказать сколько лет.

— Понимаешь, он говорил, что у него живот болит, а я не обращала внимания…

— Ты же не знала…

— Да, не знала. Но теперь мне так тяжело из-за этого…

Я налила нам еще вина.

Вероника вдруг отодвинула свой бокал.

— Вместо того чтобы жалеть себя и винить с самого утра, давай лучше в больницу поедем! — Она посмотрела на меня строго, как учительница.

— Да я езжу каждый день. И сегодня поеду — попозже.

Какая же все-таки Вероника бесцеремонная.

— Ты знаешь, — Вероника подошла ко мне совсем близко и опустилась на пол рядом с моим креслом, — со мной Тамара разговаривала. Она волнуется из-за тебя…

— Чего?

Я чуть не опрокинула бокал прямо Веронике на голову. Вот это наглость. Обсуждать меня с моей домработницей!

— Она сказала, что с тобой что-то неладное происходит, ты спишь до четырех часов…

— Какой бред! Какое ее дело! Я ей устрою!

Никогда не знаешь, чего ждать от этих домработниц. Скорее бы уж домашних роботов изобрели. Я даже готова финансировать научные исследования в этой области.

— Никит, просто она за тебя волнуется. Она не знает, что делать… Что вообще происходит?

— Пусть полы моет получше. И вещи мои не портит!

Возмутительная наглость!

— Дорогая, со мной все нормально.

Как бы ее выпроводить?

— Ты знаешь, мне действительно пора собираться к Артему.

— Хочешь, я поеду с тобой?

— Нет, нет, ему хочется побыть со мной вдвоем.

Я устроила скандал Тамаре. Я попросила ее не совать свой нос в мою личную жизнь. И уж тем более не обсуждать ее с моими подругами.

Тамара расплакалась и попросила прощения.

А я строго-настрого запретила ей пускать кого-либо в дом, если только я не предупредила ее заранее.

Вероника намекала на коко-джанго. Надо было дать ей с собой немножко. Может, это удержало бы Игоря на какое-то время дома.

***

Рома достал из холодильника винегрет и вывалил себе на тарелку почти половину всей салатницы.

Я стояла посреди кухни и наблюдала за тем, как он режет хлеб прямо на столе. Стол весь оказался в крошках, а у Тамары был выходной.

— Сколько раз говорить: возьми дощечку!

Рома кое-как стряхнул крошки. Половину — на пол.

— Мы поедем куда-нибудь на майские?

— Я не могу, у меня работа.

— А что, все остальные не работают? Все остальные деньги в тумбочке берут?

Роме было наплевать на всех остальных. А мне наплевать на то, что ему наплевать.

— Никит, ты же знаешь, какое у меня сейчас положение… Что ты начинаешь опять?

— Тогда мы с ребенком поедем вдвоем!

Я совершенно не собиралась оставаться на майские праздники в Москве, абсолютно одна, когда все разъедутся на целых десять дней.

Рома пожал плечами:

— Езжайте.

— Хорошо. На Кипр поедем. А то я Артему же визу никуда не успею поставить. Его же сфотографировать надо.

— Ага.

— В «Four Seasons».

— Нет, давай в «Аматус». В «Four Seasons» номер будет $450 в сутки, а в «Аматус» у меня корпоративная скидка. Номер обойдется в $250, сьют на первом этаже с бассейном.

— Но я хочу в «Four Seasons»!

Я не заставляла его уходить от отца.

— Нет, поедете в «Аматус», и я дам тебе три тысячи с собой.

— Артем в автоматы больше проиграет, — проворчала я, просто чтобы его позлить.

— Налей мне чаю.

— У нищих слуг нет.

Я скрасила эту сентенцию лучезарной улыбкой и все-таки налила чай.

— Завтра Альберт к нам приедет на ужин. Предупреди Тамару, — попросил Рома.

— Ага.

Альберт был единственным из всех Роминых друзей, кто согласился вложить свои деньги в новый Ромин бизнес. Что-то там с угольными шахтами. Причем от него Рома этого ожидал меньше всего.

У Альберта была аллергия на кунжут. В очень опасной форме. Он мог даже умереть. В бардачке его машины всегда лежал шприц с лекарством — на всякий случай.

— Не «ага», а сама проследи за продуктами. Никита, это ж не шутки!

Я ему клятвенно пообещала. И ушла спать, сославшись на головную боль. Как в анекдотах.

Предварительно выпив снотворное. Имован.

***

Мы все собрались у Машки.

Машка была младшей сестрой одной моей приятельницы. Молодая совсем — лет двадцать.

Или двадцать четыре. Моя приятельница вышла замуж и уехала с мужем в Милан. А Машка осталась с мамой на Остоженке. Потом мама тоже вышла замуж и перебралась в Крылатское. А Машка осталась одна. Вернее, с нами со всеми. И с целой кучей женихов, которые вместе с сестрой способствовали ее безбедному существованию. Как это полагается в двадцать лет.

Машка каждый раз искренне влюблялась, перевозила к очередному жениху свои вещи, получала в подарок автомобиль или шопинг в Третьяковском проезде, помогала ему построить дом или вылечить язву желудка, и они расходились.

Машку всегда бросали. Потом, через несколько месяцев, звонили, умоляли вернуться, но она, как правило, была уже в новом романе и потому мстительно кидала трубку.