Пространство Хрустальных Дворцов - Лариса Петухова

В этом году папа не мог принять ее у себя в доме, где много лет жил с другой семьей, потому что на все лето уезжал на Урал в командировку. По – этому он купил дочери две путевки в студенческий лагерь.

****

Поезд Симферополь – Львов отправлялся с Херсонского вокзала в 9 – 30 вечера. В 8 часов со всеми вещами – новой небольшой дорожной сумкой и видавшим виды рюкзаком моего брата за плечами – я была уже у Иннки в квартире. Договорились встретиться у нее – она жила в трех кварталах от вокзала.

– Кофе будешь? – вместо приветствия спросила Иннка.

– Ну давай, только недолго, времени – в обрез, – ставя вещи в угол прихожей, ответила я.

– Пошли на кухню, какой обрез? Еще целых полтора часа.

И вообще, не волнуйся ты так, не в Америку – же летишь, все будет нормально. Тебе кофе с сахаром?

Я кивнула. Она положила в чашку с кофе две ложки сахара, затем достала из холодильника открытую бутылку армянского коньяка и уже не консультируясь со мной, влила в мою чашку добрые полрюмки. А затем молча подала ее мне.

Ту – же процедуру проделала со своим кофе.

– Ну давай, за начало каникул! – Иннка поднесла свою чашку к моей, мы чокнулись. Я уселась поудобней на мое место у нее на кухне – между плитой и подоконником – мы с удовольствием потягивали кофе и молчали.

Я любила эти наши с ней посиделки на Иннкиной кухне и квартиру я ее любила. У нее было хорошо и уютно, она всегда была очень гостеприимна. Да и вообще мне казалось, что квартира ее меняла, сбивала с нее спесь, что ли. Иннка становилась более натуральной и естественной у себя дома и с ней было гораздо проще общаться. И еще – у нее в холодильнике всегда было что – нибудь вкусненькое, например, этот коньяк. Как они с мамой умудрялись так шиковать, для меня было загадкой, Иннка – студентка, а мама – рядовой советский инженер…

– Ну давай, рассказывай – что там с Полуэктовым? – немного охмелев, спросила Иннка.

– Да нет ничего с Полуэктовым, что вообще может быть с Полуэктовым? – ответила я и посмотрела во двор через окно ее кухни, лишь бы не встречаться с ней взглядом.

– Ну ты только сказки мне не рассказывай, я же тебе не Наташа Михайлова. Я давно вижу, что как – то все изменилось у тебя к нему, только вот не пойму никак – что. Ты какая – то счастливая все время ходишь, как будто знаешь о чем – то. Или в самом деле – знаешь? – вдруг Иннку озарила догадка и глаза у нее сузились.

– Знаешь, да? Ну расскажи мне, – попросила она.

– Не могу, – коротко ответила я.

Иннка сразу изменилась, глаза стали колючими и чужими, она молча подошла к окну, открыла его и зажгла сигарету. Она курила иногда, но редко – когда ей было очень хорошо или когда ее что – то бесило.

Я не хотела омрачать наш отъезд и по – этому в сотый раз ей начала объяснять, что не могу, не должна, не имею права никому ничего рассказывать о моих видениях. Я поняла это давно, еще в детстве, интуитивно почувствовала, что видения эти нужно держать в тайне, чтобы не повлиять на судьбу человека, к которому они относятся, не навредить, в общем. Потому что, скажем прямо – это не совсем нормально – знать будущее.

– Ладно, проехали, – Иннка закрыла окно и потушила сигарету. Сигарета, как всегда, ее успокоила. Или мои объяснения. Скорее всего и то и другое.

– Странная ты, Лялька, – немного помолчав, сказала моя лучшая подруга, – честное слово – не от мира сего. Вот мне бы твою силу, я бы тогда разгулялась.

– Да ты и так разгуляешься, кто же, если не ты?

Эти слова мгновенно изменили ситуацию, на щеках у Иннки появился румянец, глаза начали блестеть.

– Ты что имеешь в виду? В моей жизни намечаются изменения? У меня кто – то появится в ближайшее время?

– Да, появится, – серьезно сказала я.

– И что, ничего не можешь мне рассказать даже о моем собственном будущем? – спросила она, но было видно, что ответ мой для нее был не так уж и важен, главное – сам факт.

– Нет, не могу, – с улыбкой ответила я, – ну сколько раз я могу тебе говорить одно и то же? Если я тебе сейчас скажу хоть что – нибудь, мои слова могут повлиять на твою судьбу, изменить ее, и я не знаю – в лучшую сторону или совсем наоборот. Ты должна жить свою жизнь сама, понимаешь, сама делать свой выбор и сама принимать решения. Ну я не знаю, как еще тебе все это объяснить, чтобы ты поняла.

– Да поняла я все, поняла, не тупая. Тогда скажи хотя бы только одно – он симпатичный?

– Еще какой! – ответила я.

– Yes!!! – Иннка чуть ли не подпрыгнула на своем стуле.

Я посмотрела на часы – пора, такси подъедет в любую минуту.

– Ну что, на коня? – Иннка допила последние глотки кофе, я последовала ее примеру. Мы с вещами спустились вниз и через минуту подъехало такси.

Львов встретил нас дождем, пронзительным ветром и почти зимним холодом.

– Вот видишь, я же говорила, что Западная Украина —это тебе не Херсон, тут почти всегда дождь, не то, что у нас. А ты шмоток летних набрала, как будто в Сочи собралась, – громко комментировала события Иннка, пробираясь между людьми по платформе Львовского вокзала в сторону стоянки такси.

Я отстала от нее с моими вещами метров на пять, но это ее абсолютно не смущало, она продолжала свой монолог, даже не удосужившись посмотреть, где же я находилась – то на самом деле.

Я тащилась сзади, пропуская ее слова мимо ушей. Моей единственной целью было – не упустить ее из виду и не потеряться. Иннка знала Львов, как свои пять пальцев, а я здесь была в первый раз. Что – же касается летних вещей, так это у нее ими был забит до предела ее элегантный чемодан на колесиках довольно внушительного размера. По – этому она и психовала – боялась, что теплых вещей будет недостаточно, чтобы покорить половину Ужгорода. Ну а громоотводом, как всегда, являлась я.

Мы делали пересадку во Львове во – первых потому, что из Херсона не было прямого поезда до Ужгорода и во – вторых из – за того, что здесь жила Иннкина подруга детства, и каждое лето Иннка навещала ее до или после поездки к отцу. Это лето – на мое счастье – не было исключением.

Такси везло нас по мокрому городу. Я зачарованно смотрела в окно и не могла насмотреться. Я узнавала этот город, он был моим до мозга костей, сейчас я хорошо понимала, что обозначает выражение дежавю. Я точно когда – то уже здесь была. И точно очень любила этот город когда – то.

Узкие улочки, величественные храмы создавали ощущение, что время здесь остановилось. Булыжные мостовые, церкви, костелы в стиле ренессанса переносили тебя в средневековую Европу.

Может быть, мне так хорошо было здесь еще и потому, что Львов когда – то принадлежал Польше. А к Польше у меня было особое отношение.

Мои родители оба – поляки. Они познакомились, когда еще были детьми, выросли вместе в деревне Константиновка, под Николаевом.

Еще до революции за какую – то провинность в эту деревню пересылали из Польши дворянские семьи на вечное поселение. Таким образом сформировалась на территории Украины польское поселение, где поддерживался язык, традиции страны и католическая вера.

Маминых родителей я не помнила, они умерли, когда я была совсем маленькой. А вот моя польская бабушка по папе – Ясинская Юзефа Станиславовна – или просто бабушка Юзя – это мой лучший друг…

Вернее, она была моим другом до прошлого года, а точнее до 15 мая 1978 года, когда на рассвете в нашей городской квартире раздался телефонный звонок. Звонила моя тетя Лида – папина сестра. Бабушка умерла во сне – просто ушла от нас, никого заранее не предупредив. В то утро я подумала, что больше никогда не буду смеяться, мне тогда показалось, что жизнь потеряла всякий смысл.

Такси подъехало к площади Адама Мицкевича – одной из центральных во Львове, сделало почти полный круг почета по площади, в центре которой находился памятник поэту, и завернув в арку старинного четырехэтажного дома, остановилось возле первого подъезда.

По широченной мраморной лестнице мы поднялись на второй этаж. В дверях квартиры номер три торчала записка. Инка сразу сообразила, что это – нам.

«Девочки, извините, я скоро буду. Ключ в четвертой квартире у тети Маши. Инна, ты ее знаешь. Располагайтесь, как дома, холодильник к вашим услугам. Таня», – прочитала Иннка вслух и двинулась в сторону четвертой квартиры.

Через пять минут после короткого разговора с соседкой о том о сем мы вошли в Танины хоромы.

И это действительно были хоромы – что – то величественное, из прошлого века. И опять – появилось это странное ощущение – мне знакомо все это!

– Давай, пока хозяйка не вернулась, я покажу тебе квартиру, – сказала Иннка.

Мы оставили вещи в прихожей и начали осмотр. Здесь было на что посмотреть: высокие – метра четыре, не меньше, лепные потолки с ангелочками, деревянные массивные двери высотой в полтора человеческих роста, широкие подоконники со ставнями на каждом окне в каждой комнате, а комнат – четыре, не считая гостиной и библиотеки. Старинная мебель из красного дерева в прекрасном состоянии, дорогие натуральные ковры. В гостиной – старый камин и над ним – большой портрет молодой женщины в полный рост – поразительной красоты. Я остановилась возле камина и долго не могла отвести взгляд от портрета.