Семейная жизнь - Алехандро Самбра

Он успокаивает или отвлекает себя воспоминанием о том, что и он когда-то, давным-давно, был отцом семилетней девочки. По крайней мере, несколько часов. Ему было девятнадцать, и он жил в Реколете1 с отцом и матерью — оба тогда еще ничем не хворали. Однажды он зашел на кухню и услышал, как Эльба, их помощница по дому, жалуется, что вынуждена пропускать все родительские собрания в школе, где учится ее дочь. Он предложил сходить туда за нее — не только потому, что Эльба и Ками были ему небезразличны, но и поддавшись тяге к приключениям, которая тогда томила его гораздо сильнее. Тогда волосы у него были длиннее, и выглядел он очень юным — совсем не годился в отцы, — но он-таки пошел в школу и сел там за заднюю парту рядом с каким-то парнем, почти что его ровесником, хотя немножко больше похожим на мужчину — как говорится, более искушенным. На правой руке у него была коричневая татуировка, лишь чуть-чуть темнее кожи. Это было имя: ХЕСУС.

— Вас как зовут? — спросил Мартин. Вместо ответа парень показал на свою руку. — А неплохо зваться Хесусом, — подумал Мартин.

— Ты что-то совсем молодой, — сказал ему Хесус.

— Ты тоже, — ответил Мартин. — У меня родился ребенок, когда я еще сам был ребенком.

В этот момент учительница закрыла дверь и начала собрание; опоздавшие родители еще подходили, и дверь заклинило один раз, потом другой. Никто ничего не говорил, но потом одна толстая блондинка в третьем ряду встала и перебила учительницу на зависть звучным, уверенным голосом: «А если случится землетрясение или пожар? Что тогда будет с детьми?»

Учительница погрузилась в молчание; видно было, что она тщательно обдумывает свой ответ. Конечно, она запросто могла бы свалить вину на начальство, систему государственного образования, Пиночета, правительство из блока «Консертасьон», капитализм — все понимали, что сама она здесь ни при чем, — но ей не хватило смелости и быстроты реакции. Поднялся ропот, она не успокоила людей вовремя, и вот уже все жаловались, все кричали; вдобавок явился еще один опоздавший и дверь снова заклинило, что только подлило масла в огонь. Хесус рядом с Мартином что-то выкрикивал, и Мартин собрался было тоже завопить, но тут учительница попросила их проявить уважение и выслушать ее: «Простите, это бедная школа, у нас просто нет денег, я понимаю ваше недовольство, но учтите, что если случится пожар или землетрясение, я тоже застряну здесь вместе с детьми». Пауза, вызванная этим мрачным наблюдением, длилась секунды две-три, после чего Мартин вскочил, гневно направил на нее палец и, чувствуя себя актером в минуту драматической кульминации, воскликнул: «Но вы, сеньора, мне не дочь!» Его бурно поддержали, и он сполна насладился своим успехом.

— Это было круто, — сказал Хесус позже, по пути на автобусную остановку. Когда они прощались, Мартин спросил, верит ли он в Иисуса. И Хесус ответил с улыбкой: «Я верю в Хесуса».

— Вы, сеньора, мне не дочь, — бормочет Мартин теперь, точно повторяя мантру. А вечером отправляет Бруно письмо со словами: «Все в порядке».

Однажды, возвращаясь пешком из супермаркета, он замечает, что кто-то налепил поверх его объявлений свои. Он проходит улицу из конца в конец и убеждается, что везде, где он расклеил свои бумажки, теперь висят призывы вернуть домой пропавшего щенка по кличке Панчо, помесь сибирской лайки с немецкой овчаркой. За это назначена очень недурная награда в двадцать тысяч песо. Мартин списывает номер и имя хозяйки Панчо — ее зовут Пас.

В кухне стоит бутылка Jack Daniel’s. Мартин пьет только вино и пиво, у него нет привычки к крепким напиткам, но любопытства ради он наливает себе стаканчик и, потягивая виски, быстро обнаруживает, что оно ему нравится, что он просто очарован им. Так что к тому времени, как он решается позвонить Пас, его уже отнюдь не назовешь трезвым.

— Вы повесили свою собаку на мою кошку, — это первое, что он говорит ей, сбивчиво, негодующе.

Уже пол-одиннадцатого вечера. Пас, похоже, растеряна, но она извиняется. Ему становится стыдно за свою горячность, и разговор кончается извинениями с обеих сторон. Вешая трубку, Мартин успевает услышать на заднем плане жалобный детский голосок.

На следующее утро Мартин видит в окне молодую женщину, которая приезжает на велосипеде и принимается перевешивать объявления. Это очень кропотливый труд. Он выходит на улицу и наблюдает за ней издалека. Она не красавица, думает он, вот уж нет — она просто молода, лет двадцати, наверное. Мартин мог бы быть ее отцом (об этом он, впрочем, не думает). Пас отдирает свои объявления и пристраивает их выше или ниже. Для аккуратности она подгибает оторванные уголки, а заодно поправляет и объявления Мартина. Дело у нее спорится, и Мартин гадает, уж не зарабатывает ли она этим на жизнь. Может, она из тех, кто профессионально занимается поисками пропавших животных, думает он; бывают же люди, которые за плату выгуливают собак (но он ошибается на ее счет).

Он подходит и представляется. Снова приносит извинения за вчерашний поздний звонок, а затем помогает ей обработать остаток улицы. Сначала она как будто держится с опаской, но вскоре у них завязывается беседа. Они говорят о Миссисипи, о Панчо и о домашних животных вообще, о том, что хозяева за них в ответе, и она возмущается теми, кто относится к своим любимцам, как к игрушкам. По ходу разговора Мартин выкуривает несколько сигарет, но не хочет выбрасывать окурки куда попало. Он сжимает их в кулаке, точно какую-нибудь драгоценность.

— Вон урна, — вдруг подсказывает ему Пас, и как раз в этот миг они подходят к углу, на котором должны расстаться.

В тот же вечер он звонит ей и сообщает, что обыскал десятки кварталов в поисках Миссисипи, но заодно смотрел, нет ли где-нибудь Панчо. Это смахивает на ложь, однако это правда. Она благодарит его за любезность, но дальнейшую беседу поддерживать не стремится. Мартин начинает звонить ей каждый день, и хотя их разговоры по-прежнему быстро заканчиваются, они умиротворяют его, словно этих нескольких фраз достаточно, чтобы укрепить его присутствие в ее жизни.

Неделю спустя он замечает поблизости от дома пса, похожего на Панчо. Хочет подойти к нему, но тот пугается и убегает. Мартин звонит Пас, но поначалу ему неловко: то, что он собирается сообщить, похоже на выдумку, на предлог, чтобы с ней увидеться. Однако Пас не выказывает недоверия. Они встречаются и бродят по соседним переулкам, пока ей не приходит пора забирать сына из детского сада. Мартин навязывается в провожатые.

— Не верится, что у вас есть сын, — говорит он.

— Иногда мне самой не верится, — отвечает она.

— Что, новый дружок? — спрашивает мальчик у Пас при виде Мартина. Он демонстративно тащит за собой рюкзачок, не глядя Мартину в лицо, но Пас говорит ему, что Мартин, кажется, видел Панчо, и у мальчугана загораются глаза; он требует, чтобы они продолжили поиски собаки. Они обходят множество кварталов — ни дать ни взять идеальная семья. Потом прощаются у дома Пас. И Мартин, и Пас понимают, что увидятся снова; наверное, это понимает и мальчик.

После исчезновения Миссисипи проходит больше месяца, и у Мартина не остается никаких надежд. Он даже пишет Бруно сбивчивое, покаянное электронное письмо, но отправить его не решается. Однако как-то утром, на рассвете, кот возвращается; он весь изранен и на спине у него гигантский нарыв. Ветеринар настроен пессимистично, но все же делает экстренную операцию и назначает Миссисипи антибиотики, которые Мартин должен вводить ежедневно. Кроме того, кота следует кормить детским питанием и промывать ему раны каждые восемь часов. Бедняга так плох, что не может ни мяукнуть, ни пошевелиться.

Мартин берется за исцеление Миссисипи. Теперь он по-настоящему любит эту кошку, искренне за нее переживает. Несколько дней он даже не вспоминает о Пас. Как-то утром она наконец звонит сама и радуется, услышав хорошую новость. Через полчаса они уже сидят около Миссисипи, гладят его, жалеют наперебой.

— Ты говорил, что живешь один, а дом выглядит как семейное гнездышко. — Она бросает ему это, глядя на фотографию Консуэло. Мартин нервничает и медлит с ответом. Потом бормочет себе под нос, потупившись, как будто ему больно вспоминать:

— Мы уже несколько месяцев как разъехались. Может, и год. Жена с дочерью перебрались в отдельную квартиру, а я остался здесь с кошкой.

— Жена у тебя красавица, — говорит Пас, глядя на снимок.

— Она мне больше не жена, — отвечает Мартин.

— Все равно красавица, — повторяет Пас. — И ты никогда не говорил мне про дочь.

— Мы же только познакомились, так что при чем тут «всегда» или «никогда», — замечает Мартин. — И вообще, не хочу я о ней говорить, — добавляет он. — Грустно. Я еще не свыкся с тем, что случилось. Хуже всего то, что Консуэло не дает мне видеться с дочкой. Требует больше денег, — поясняет он. Она смотрит на него с тревогой, приоткрыв рот. Вместо того чтобы ощутить прилив адреналина, воодушевляющего лжецов, Мартин отвлекается, засмотревшись на ее мелкие зубы, разделенные узенькими щелочками, орлиный нос, худые, но очень стройные ноги, которые кажутся ему идеальными.