Семейная жизнь - Алехандро Самбра

Едва сон начинает брать над ним верх, как раздается звон будильников: уже пять утра. Мартин встает, чтобы помочь семейству с багажом. София спускается вниз хмурая, но вскоре испытывает прилив энергии, невесть откуда взявшейся. Миссисипи нигде нет, а ей необходимо с ним попрощаться. Две минуты она плачет, но потом перестает, как будто забыв, что плакала. Когда приезжает такси, она заявляет, что хочет доесть свои хлопья, но в итоге они остаются почти нетронутыми.

— Всех грабителей убивай, — говорит она Мартину, прежде чем сесть в машину.

— А с привидениями что делать?

— Мартин шутит, — немедленно вмешивается Консуэло, бросая на него тревожный взгляд. — В нашем доме нет привидений — поэтому мы его и купили, нам гарантировали, что их здесь нет. И во Франции тоже, в доме, где мы будем жить.

Как только они уезжают, Мартин растягивается на их большой, еще теплой постели. Он ищет в простынях аромат духов Консуэло или запах ее тела и засыпает, уткнувшись лицом в подушку и глубоко дыша, словно обнаружил экзотический и опасный наркотик. Уличный шум нарастает: люди идут на работу, школьные автобусы везут детей на уроки, водители поддают газу, чтобы успеть проскочить до пробок. Ему снится, что он сидит в больничной приемной и какой-то незнакомец спрашивает его, получил ли он свои анализы. Мартин ждет кого-то или чего-то — во сне он точно не помнит, кого или чего именно, а спросить боится, — но он знает, что ждет не результатов анализов. Он напрягает память, но потом думает: это же сон, и пытается проснуться, но когда просыпается, он все еще во сне, и незнакомец все еще ждет ответа. Потом он просыпается по-настоящему и с гигантским облегчением осознает, что ему не надо отвечать на этот вопрос, вообще не надо отвечать ни на какие вопросы. В изножье кровати зевает кот.

Мартин разбирает свой чемодан в хозяйской спальне, но в гардеробах не так уж много места. Он находит старую футболку с трафаретом и узнает обложку альбома Surfer Rosa. «Ты думаешь, что я мертв, но я уплываю», — думает он. Конечно, он перепутал: это тоже Pixies, но с другого альбома. Мартин пытается представить себе Консуэло в этой футболке и не может, но, судя по размеру, она должна принадлежать ей, а не Бруно. Как бы то ни было, он ее надевает. Выглядит он в ней странновато: она ему мала. В одной футболке и тренировочных штанах он отправляется в ближайший супермаркет и покупает кофе, пиво, лапшу и кетчуп, а еще запас консервированной ставриды для Миссисипи, рассчитывая, что кот оценит ситуацию таким образом: они уехали, бросили меня с чужаком, но кормежка-то очень даже ничего! Он возвращается обратно, чуть ли не волоча пакеты по земле: магазин за несколько кварталов от дома, и он понимает, что надо было взять машину, но ему страшно садиться за руль. В кухне он раскладывает продукты по шкафчикам, и тут ему на глаза попадаются хлопья с молоком, которые не доела София. Он доедает их за нее, попутно думая, что те дни, когда он завтракал хлопьями, можно пересчитать по пальцам одной руки. Мужчины моего поколения не едят хлопья, размышляет он, если только они не отцы и не подъедают их за своими детьми. Когда такие начали продавать в Чили? В девяностых? Этот вопрос вдруг кажется важным. Мартин видит себя ребенком: вот он, как обычно, выпивает стакан простого молока и со всех ног бежит в школу.

Потом он осматривает второй этаж, где находится кабинет Бруно. Это просторная светлая комната (часть крыши застеклена) с книгами в строго алфавитном порядке, бесчисленными канцелярскими принадлежностями и дипломами на стене: бакалавра, магистра, доктора — все в ряд. Дальше заглядывает в детскую, сплошь забитую рисунками и декоративными поделками; на кровати лежат несколько плюшевых зверушек с именами на ярлычках. Некоторых София взяла с собой, но остальных ей велели спрятать в шкаф или комод; пятерых она усадила на кровать и написала на бумажках их имена, чтобы Мартин знал, кто есть кто (внимание Мартина привлекает один бурый мишка в спортивном костюмчике — его зовут Гав). Потом он находит в стопке журналов в ванной тетрадь с нотами для начинающих. Спускается вниз и садится за электрическое пианино. Оказывается, оно не работает; Мартин пробует починить его, но безрезультатно. Тогда он все равно раскрывает тетрадь и нажимает клавиши, читая по нотам. Ради забавы он воображает себя бедным пианистом, который вынужден упражняться вот так, без звука, потому что ему нечем заплатить за электричество.

В первые две недели не происходит ничего неожиданного. Он живет в точности так, как планировал. Сначала дни тянутся бесконечно, однако мало-помалу он заполняет их рутинными процедурами: встает в девять, кормит Миссисипи, а после завтрака (он обнаружил в себе любовь к овсяным хлопьям и теперь потребляет их регулярно) идет в гараж, садится в автомобиль, заводит мотор и то легонько придавливает педаль газа, то снова отпускает ее, как летчик в ожидании команды на взлет. Наконец он совершает короткий выезд, потом еще один и еще — каждый новый длиннее предыдущего. Возвращаясь, он настраивает радио на последние известия, открывает окно в гостиной и переворачивает песочные часы; пока песчинки, они же секунды, сыплются вниз тонкой неумолимой струйкой, выкуривает первую за день сигарету.

Затем он несколько часов смотрит телевизор, и эффект одурманивания налицо. Ему начинает нравиться риторика утренних шоу, знатоком которых он понемногу становится — он сравнивает их, серьезно оценивает, так же, как и передачи о знаменитостях. Эти требуют чуть больших усилий, поскольку он не знает участников — никогда раньше не обращал на этот мир особенного внимания, — но постепенно он начинает их узнавать. Обед, лапшу с кетчупом, он неизменно съедает в постели перед телевизором.

Остаток дня (как правило, хоть и не всегда) посвящается пешей прогулке. Мартин берет за правило не заходить дважды в одно и то же кафе и не покупать сигареты в одном и том же ларьке на углу, чтобы подобные действия не переросли в привычку; он смутно предчувствует, что будет скучать по этой жизни. Конечно, не такая жизнь виделась ему в мечтах, но и эта хороша по-своему — как благотворная, целительная пора. Но все круто меняется в тот день, когда он обнаруживает, что кошка пропала. С тех пор как он видел Миссисипи в последний раз, прошло по меньшей мере два дня; его миска с едой стоит нетронутой. Он обходит соседей, но никто ничего не знает.

Несколько часов Мартин проводит в отчаянии — он смертельно испуган и не знает, что делать. В конце концов ему в голову приходит мысль расклеить объявления. Он ищет в компьютере Бруно фотографию Миссисипи, но безуспешно: перед отъездом Бруно стер с жесткого диска всю личную информацию. Мартин прочесывает комнаты по очереди. Переворачивать все вверх дном, сеять повсюду хаос — в этом есть даже какое-то упоение. Он ищет в чемоданах, сумках, ящиках и десятках книг, хватая их за корешок и яростно встряхивая или судорожно перелистывая страницы. В кабинете, в шкафу, спрятан маленький красный портфельчик. Вместо денег или дорогих украшений в нем лежат сотни семейных фотографий — в рамках и без, некоторые с датами на обороте, а некоторые даже с парочкой строк, дышащих теплом и любовью. Его внимание приковывает один большой снимок — на нем позирует Консуэло, румяная, с приоткрытым ртом. Он вынимает из рамки грамоту, выданную Софии в детской школе плавания, вставляет вместо нее фотографию Консуэло и вешает ее на стену в гостиной. Эти черные, прямые, блестящие волосы можно гладить часами, думает он. Поскольку ни одного снимка Миссисипи найти так и не удается, он ищет в интернете изображения серых кошек и выбирает одно наобум. Потом добавляет к нему короткое объявление, распечатывает сорок экземпляров и расклеивает их на деревья и фонарные столбы по всей улице.

Когда он возвращается, в доме царит разгром. Особенно на втором этаже. Ему неприятно сознавать, что виновник этого безобразия — он сам. Вокруг стоят полураскрытые коробки, на кровати свалена одежда, по полу разбросаны бесчисленные куклы, рисунки и браслеты, детали конструктора «лего» разлетелись по углам. Он нехотя начинает приводить комнату в порядок, но вдруг останавливается и закуривает сигарету. Пуская колечки (он научился этому еще подростком), Мартин представляет себе, что девочка, хозяйка комнаты, только что играла здесь со своими подружками. Он представляет себя отцом: вот он открывает дверь и возмущенно требует, чтобы она все убрала, и она кивает, но продолжает играть. Вот он идет в гостиную, где его встречает очень красивая женщина — Консуэло или похожая на Консуэло. Она протягивает ему кружку кофе, поднимает брови и улыбается, обнажая зубы. Потом Мартин отправляется на кухню, сам наливает себе эту кружку кофе и выпивает ее быстрыми мелкими глотками, думая о жизни с детьми, женой, постоянной работой. У него колет в груди. И тут надвигается неизбежное — тоска.