Жизнь, как есть - Сергей Санеев

Да… ситуация. Но у меня–то в кармане вагон денег…

Я тогда говорю продавцу: «Взвешивайте килограмм и еще три штучки, мы их сразу съедим».

Жена дергает меня за руку, дочь не дышит и, по-моему, взлетает над землей: почти сбылось!

Я никогда не забуду бесконечного счастья на ее трехлетнем лице, это изнутри чистейшей души. Эти эмоции дочери навсегда остались в моей памяти и сердце. Кажется, что они были самыми яркими, может еще и потому, что создавали резкий контраст с нашим непростым бытом тех времен.

Жена все поняла, когда я достал из кармана деньги, перестала меня колотить и заулыбалась.

Килограмм бананов мы положили в сумку, очистили три и съели их с удовольствием. У дочери после этого восторга всю дорогу рот не закрывался, она говорила, говорила…

Она пребывала в счастье, я – тоже.

С добрым утром!

– С добрым утром! – сказал я жене, откидывая одеяло. За окном было яркое солнце и ни облачка.

– Что–то ты рано сегодня, – удивилась жена.

Дети спят, а я выспался и решил использовать небольшой запас времени с пользой для семьи.

Мы недавно получили долгожданную квартиру, от которой до нас отказалось человек десять соискателей. Люди отказывались от нее, потому что чаще всего западный ветер с дождем забивал воду через щели и трещины в стене в квартиру, особенно вокруг окон. Все окна квартиры выходили именно на эту сторону, поэтому, можно сказать, почти вся внешняя стена была постоянно влажная, и на ней не удерживались обои.

Но я–то знаю, что из всех ситуаций есть выходы. И поэтому раздобыл герметик по бетону, очень вязкую серую нитрокраску. По сути, ее герметическое свойство состоит в том, что, проникая во все щели, она мгновенно высыхает, превращаясь в резину, прочно приклеенную к стене.

И вот, в мой замысел входило дождаться несколько сухих солнечных дней подряд и промазать плоской кистью герметик вокруг окон снаружи по периметру.

Такое утро наступило. До выхода из дома на службу было чуть больше часа. Вполне достаточно, чтобы обработать кухонное окно.

В хорошем настроении я бодро размешал до одинаковой консистенции содержимое банки с герметиком, вооружился плоской кистью, сел верхом на подоконник так, чтобы одна нога была снаружи, а другая внутри квартиры и принялся за дело.

Сначала я занялся вертикальными поверхностями и достаточно быстро с ними справился. Затем решил обработать верхнюю горизонтальную перекладину и в последнюю очередь – нижний горизонт, то есть подоконник.

Все шло программно, настроение поддерживало яркое солнышко, редко бывающее в этих местах. Капля густого, тягучего нитрогерметика сверху неожиданно угодила в мой широко открытый правый глаз.

Это что–то!!!

Мне почудилось, что это кусочек раскаленной золы попал мне в глаз или искра от сварочного аппарата. Я был уверен, по ощущениям, что глаз выгорит.

Скачками – в ванную, промывать водой… Нет, бесполезно, вода не промывает. Плюс ко всему прочно склеились ресницы. Я бросился к растворителю, к одеколону. То есть, лил в глаз все, что попало, и тер ватным тампоном в попытке разодрать ресницы. От моих скачков проснулось все семейство и молча наблюдало за всем происходящим.

В конце концов, путем многих манипуляций мне удалось разодрать ресницы, но, к сожалению, глаз не раскрылся, потому что к этому времени я натер его и все вокруг него до опухоли и гематомы.

Боль немного успокоилась, я промокнул лицо полотенцем и вышел к семье.

Какой начался ржач! Конечно, им было меня жалко, но крайняя несимметричность моего лица всех развеселила.

Оставшимся глазом я не видел дочери, войдя в детскую. Оказалась, что она сидела на наклонной веревочной лестнице с огромным узлом каната в руках. Я вошел к ней в комнату со словами:

– С добрым утром, доченька!

Я ничего не увидел, а просто почувствовал сильный и жесткий удар по зубам. Инстинктивно закрыл лицо руками. После того, как первая боль прошла, я отнял от лица руки и увидел на них кровь (обе губы были разбиты). А еще я увидел испуганное лицо Даши, в ее руках уже не было узла каната, и она нерешительно прошептала:

– С добрым утром, папочка.

Я взял ее на руки и рассмеялся весело–развесело.

Пришло время одеваться на службу. Когда я поместил на голову белую военно–морскую фуражку, меня снова разобрал смех: выглядел я ужасно, и больше всего напоминал дебошира из пивбара, одетого в военную форму.

Смеялись все, было очень весело.

Далеко не весело меня встретили командиры. Главный инженер хмуро спросил:

– С кем бился?

А потом:

– Пять суток ареста тебе хватит?

Я стал торопливо объяснять произошедшее, но главный инженер меня перебил:

– А–а, пять – мало, ну езжай на семь.

Я улыбнулся и вместо службы отправился на гарнизонную гауптвахту на семь суток. Утро сложилось очень веселым.

Неожиданная роль.

Мне лет 27. Моему сыну–первенцу года 4. Мы водим его во флотский садик. Там хорошее обеспечение, прекрасный педагогический персонал, он теплый. Воспитатели в нашей группе моего же возраста. У нас прекрасные отношения, мы частенько отмечаем вместе праздники, помогаем друг другу, чем можем…

Конец декабря, предновогодние утренники. И вот мы с женой приходим чуть раньше на праздник к сыну, чтобы занять места в первом ряду. Воспитатели суетятся, им некогда расшаркиваться перед родителями, они с головой в подготовке спектакля.

Вдруг ко мне подбегает одна из воспитательниц и тараторит, торопясь:

– Сереж, нужна твоя помощь. У нас возникла проблема с Дедом Морозом, мы настойчиво просим исполнить роль тебя.

– Да я только со службы. Что, прям в форме?

– Нет, мы тебя оденем. Идем скорее.

– Да надо подумать.

– Некогда думать, через 15 минут начинаем.

Мы бежим в условную гримерку.

– Раздевайся, – торопят они меня.

Эту команду я выполняю легко и быстро. Теперь одеваемся. Сначала красные штаны. На два размера меньше, чем я ношу, но натянул. Дальше – халат с кушаком. Здесь все нормально. Следом – валенки. Они даже визуально очень маленькие.

– Не натяну, – говорю.

– Натяни, Сереженька, что ради детей не сделаешь?!

Начинаю обуваться в валенки:

– Нет–нет, они размера на три меньше. Давайте я буду в ботинках.

– Ты где видел Деда Мороза в военно–морских ботинках? – строго спрашивают воспитатели.

Думаю, наверное, подвиги и складываются из таких вот мелочей. Просовываю ногу в валенок. Чтобы проникнуть в него полностью пальцы ног приходится сжать в кулаки. Второй – тем же способом.

– Я долго так не выдержу, – ною я.

– Выдержишь, Сережа, всего 45 минуток, – гипнотизируют меня воспитатели хором.

Я настраиваюсь на подвиг. Оказывается, что это еще цветочки, главное испытание – впереди.

Борода на резинке – нормально. Очки в сборе с носом и усами на очень короткой вытянутой резинке, считай, на веревке…

– Ой, ой, – чуть не плачу я, – не надо, больно.

– Как это не надо? Не бывает Деда Мороза без очков и усов. Веревка с усами так врезалась в хрящ, разделяющий ноздри, что из глаз невольно брызнули слезы.

– Замените хотя бы веревку на более длинную, я же ничего не вижу из–за слез. Да и стишки все вылетели из головы от боли.

– Сереж, нет длиной веревки, да и время уже. Ты слышишь, как тебя дети зовут?

И вправду, в зале дружно кричали дети:

– Дед Мороз! Дед Мороз!

Это, значит, меня они хотели увидеть. И я пошел, ведомый Снегурочкой (одной из воспитательниц), потому что сам из–за слез ничего не видел. А вытереть их было невозможно, мешало обилие оборудования на моем лице. Ступни, сжатые в кулаки, придавали моей походке схожесть с походкой киборга, раненого в жизненно–важные органы.

И вот плачущий, плохо передвигающийся, ведомый за руку Снегурочкой, я появился перед веселыми детишками и их родителями. Никто ничего не заметил, даже того, что праздничные стишки я цедил сквозь зубы, сжатые плотно от боли. Больше, чем на героя Нового года, по поведению я был похож на героя какого–нибудь советского фильма, где на допросе бородатый солдат–партизан, почему–то одетый в красное, твердил оккупантам:

– Ничего я вам не скажу! – сквозь зубы, конечно.

Мне казалось, что спектакль длится целую вечность, но, так или иначе, утренник закончился, мои физические муки – тоже.

Все были довольны, мой сын периодически громко кричал:

– Это мой папа! Это мой папа!

А жена потом спросила:

– А что ты такой скованный был?!

Блюз или Восторг властью.

Мы с детства приучены к тому, что мы и власть едины.

Утро 21 века. Начало зимы. Мама откидывает одеяло в волевой попытке подняться с постели. И сразу скрип:

– Да что же это за ледник такой, по квартире ветер гуляет. Ну–ко, потрогай батареи.

Трогаю:

– Да чуть теплые.

– И за что мы платим круглый год? За этот мороз? У них в квартирах тоже так холодно? Сомневаюсь!

Мама, утепляясь, продолжает бурчать, вспоминая все обнадеживающие плакаты прошлого: