На север - Сергей Ульянов

твои проклятые глаза, Еронимус, — прошептал он, и арангийца передёрнуло от этого леденящего шёпота. Так, наверное, могла бы разговаривать Смерть, — но это будет слишком просто для тебя. У нас будет много времени, Еронимус. Ты отнял мои глаза, но я могу слышать. Кричи громче, Еронимус, кричи громче.

Еронимус закричал. Мало человеческого было в этом крике. Наверное, так в последний раз кричит котёнок, видя над собой жадную собачью пасть.

— Второй — его охранник, отец. Арангийский наймит, — сказал Тео. Пальцы слепца пробежались по лицу Хиттера, будто выводок крупных муравьёв.

— Зачем ты пришёл в наши леса, арангиец? — прошелестело у него над ухом.

— Я наёмник, и мне были нужны деньги, — тихо ответил Фрай. — Это разовое поручение. До этого я никогда не работал на Культ Создателя…

— Ложь! — вскричал Тео. — Отец, неужели непонятно, что у этого негодяя руки в крови по локоть!

— Арангийцы не жалуют Культ Создателя, — задумчиво произнёс Слепой, — но в любом стаде по паршивой овце…

— Точно! — сказал один из разбойников и указал на голову Хиттера. — Этот уже запаршивел!

— И отожрался на церковных харчах! — добавил кто-то.

— Да что его слушать: на сук и вся недолга!

Наёмник презрительно хмыкнул: не объяснять же этому отребью, что склонность к полноте и раннему облысению — наследственная черта рода Фраев. От петли эта новость точно не спасёт. А то, что спасёт, граничит с самоубийством, но другого выхода, похоже, нет…

— У тебя есть, что сказать в своё оправдание, арангиец? — Слепой главарь словно прочёл его мысли, и Хиттер решился.

— Я настаиваю на своей невиновности и требую Божьего суда.

Над поляной повисло молчание. Право на Божий суд было записано в Древнем Законе, едином для Аранги и Велласкона. Обвиняемый мог потребовать Божьего суда, и тогда жребием ему определялось одно из трёх испытаний. Огнём — пламя костра не причинит вреда невиновному. Водой — та не даст ему захлебнуться. Мечом — боги на стороне того, кто победит в поединке. «Один шанс из трёх, — думал Фрай, — маловато, конечно. Великий Сол, лишь бы повезло, а в рукопашной я сильнее любого из этих заморышей».

Внезапно Тео засмеялся. Это не было смехом нормального человека. Так смеялись в арангийских деревнях припадочные юродивые. Кто-то говорил Хиттеру, что если их не обездвижить и не вложить меж зубов что-то твёрдое, они неминуемо побьются о землю, прикусят, а то и проглотят язык. Однако сын Слепого твёрдо стоял на ногах и лишь согнулся от сумасшедшего хохота.

— Божий суд! Нет никакого Божьего суда, арангиец! — завопил он, размахивая руками. — Есть только наш суд, суд свободных людей! Ты мясник, кровавый убийца, и подохнешь, как подобает убийце — дёргаясь в петле! Так рассудил наш суд, и нет его выше!

Разбойники поддержали обвинителя гневными выкриками, Слепой молчал, высоко запрокинув голову.

— Да вы просто шайка трусливых кастратов, — сплюнул наёмник. — Каждый из вас боится сразиться со мной. Таких, как вы, зенбарцы продают богатеньким мужеложцам или в калифов гарем — за девками смотреть!

Сильный, но неумелый удар в ухо вряд ли бы сбил Фрая с ног, не захоти того сам арангиец. Это была единственная возможность избежать кулачища другого лесного удальца. Замелькали сапоги и деревянные башмаки с обмотками, но Хиттер уже сжался в комок, прикрыл голову руками и только краем глаза заметил, как блеснуло в сутолоке лезвие ножа. «Милосердное Солнце!»

— Спокойно! — раздался повелительный окрик Тео. — Спокойно, братья! Пусть собака полает перед смертью. Что для нас, свободных людей, лай шелудивого церковного пса?

Фрай медленно поднялся с земли и окинул расходящихся разбойников недобрым взглядом.

— Будь мы здесь одни, — процедил он сквозь зубы, — ты бы узнал, как кусаются арангийские псы. Тебе бы хватило одного раза…

— Хочешь показать свою смелость, арангиец? — Тео насмешливо выгнул бровь. — У нас впереди будет целая ночь. Там и проверим, так ли сильна твоя воля, как твой язык. Слышали, братья? Священника к дубу, а наймит пусть поёрзает! Зажигайте костёр — это будет сладкая ночь, ночь мести!

Руки немеют от пут. Запах палёной кожи и волос раздражает ноздри — от него кружится голова и ощутимо подташнивает. Оставаться в сознании странным образом помогает ржавый привкус во рту: в последний раз, когда Тео тыкал горящей головёшкой ему в грудь, Хиттер умудрился прикусить язык. Саднящая боль в груди тоже напоминает: ты ещё жив, ты ещё терпишь. Растреклятый святоша, которого хочется удавить собственными руками, вполголоса бормочет над самым ухом какие-то молитвы — наверное, только сейчас в своего Создателя поверил, паскуда, как задницу припекло. Нет, не такой представлял Хиттер Фрай свою последнюю ночь.

— Помнишь, Еронимус, мою сестру, Аду? — голос Теобальда дрожит от ненависти. Дружки его, вдоволь насмотревшись на экзекуцию, давно дрыхнут, а припадочный наш всё никак не успокоится. — Ту самую, которую ты объявил ведьмой? Просто потому, что она отвергла твои ухаживания. Её сожгли, а перед этим пытали, и она сказала, что вся деревня нечистая. Ты же знаешь, что это означает, арангиец?

— Знаю, — «Надо отвечать, а то немеет язык и голова отказывается соображать, а она мне нужна ясная».

— Знаешь? Значит, участвовал в этом, сопровождал эту мразь, — «Не отвечать, всё равно не поверит. Собраться и ждать». — За это и будешь висеть завтра вон на том дубке. Я тебе его заранее присмотрел — сук, который выдержит твою тушу, арангиец.

— Спасибо, ты очень добр, — поблагодарил парня Фрай, — но у меня от таких известий, не иначе, в горле пересохло. Водицы не найдётся?

Тео некоторое время бессмысленно смотрел на обнаглевшего наёмника, потом хмыкнул:

— Найдётся, арангиец. Вы нам огонь — мы вам воду. Справедливо, не так ли? — и, не дожидаясь ответа, зачерпнул глиняной кружкой тёплой воды из котла. Наёмник с проклятием приподнялся, прислонился к старому дубу, облизнул пересохшие губы. — Пей, продажная сволочь, это последняя кружка воды в твое…

Хиттер Фрай резким движением подсёк склонившегося над ним парня, заплёл его ноги своими, рванул на себя. Руками и спиной оттолкнулся от ствола и всем весом обрушился на противника. Несколько ударов головой в лицо, и Тео затих. Казалось, сердце не выдержит рванувшей грудь боли, но арангиец был к ней готов,