Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже потерял всякую надежду на успех и однажды, вернувшись домой как всегда ни с чем, снял подкову, сказав ей:
— Нет, неправда, что ты ключ от счастья. Ты не приносишь радости тому, кто нашёл тебя!.. — и кинул её на пол.
ИЛИ ПАН, ИЛИ ПРОПАЛ…
Но однажды нам повезло.
Только шмыгнули мы в ворота на монастырское подворье, глядь, а на колокольню дверцы открыты. Подкрались ближе — где-то внизу слышны голоса. А Круть наш настоящий смельчак. Мы ещё боязливо стоим на пороге и осматриваемся, а он по железным ступенькам уже бросился вверх.
Что нам оставалось делать? Мы с Лёнчиком за ним. Как говорит мой дедушка: или пан, или пропал — дважды не умирать. Если уж смелость, то на полную катушку.
Круть бежит впереди. Лёнчик — вторым, я — замыкающим.
Ступеньки крутые, вьются вверх вокруг железного столба, словно хмель.
Сделали мы несколько оборотов — уже снизу нас не видно, — и я шепчу Лёнчику:
— Победа! Победа!..
— Подожди ещё, до победы далеко, — отмахнулся он и бежит, бежит впереди.
Уже, кажется, сердце выпрыгивает из груди, сопим, будто кузнечные мехи, а всё ж поднимаемся вверх, вверх…
Вот и первый ярус, площадка. Встали мы на ней, никак не отдышимся. А на все четыре стороны — окна огромные. Глянул я в окно — мама моя родная! — весь монастырь словно на ладони!
В последнее время ради большей конспиративности решили мы не брать с собой ни компаса, ни фонариков, ни даже футляра, пряча фотоаппарат просто за пазуху. И теперь я торопливо расстегнул ворот, чтобы достать его и снять открывающийся сверху вид. Разве ж узнаешь, посчастливится ли подняться выше. А вдруг сейчас поймают и выдворят отсюда?
Но Лёнчик меня остановил:
— Оставь ты это, пойдём дальше.
Я покорился. Теперь мы уже побрели. Подниматься по крутым ступенькам не так легко: сердце стучит, дышать тяжело, а к ногам будто кто гири привязал.
Но нас подбадривал Круть. Пробежит вперёд, оглянется, покачивая высунутым языком, и всем своим видом словно зовёт:
«Ну, мальчишки мои дорогие, скорее, скорее!»
И мы торопились.
Наконец вышли на второй ярус. Тут окна ещё огромнее.
Я уже подумывал, что отсюда обязательно сделаю фото, но Лёнчик снова шепнул:
— Нас могут заметить снизу. Надо как можно быстрее проскочить!
Вот так кросс! У себя в доме я на пятый этаж могу взбежать не останавливаясь. А тут уже и лоб взмок, к спине прилипла рубашка, ноги сделались совсем непослушными.
Но вот железный столб с винтовыми ступеньками упёрся в потолок, и дальнейший путь преградили какие-то дощатые двери.
«Наверное, закрыты», — подумал я.
Лёнчик толкнул их рукою. К счастью, они заскрипели на петлях и открылись. Переступили мы порог — а там круглая комната с четырьмя окнами. Посредине большой, очень большой какой-то ящик. Стенки его поломаны, сквозь дырки видны колесики.
— Да это же часы! — шепчу Лёнчику, а сам готов от радости вприсядку танцевать.
Подходим к ящику ближе и видим, что это действительно часовой механизм. Но какой он мощный! Есть такие колесики в нём, что чуть ли не с автомобильный руль. А маятник вон какой длиннущий! Обошли мы вокруг ящика. Сверху над ним перекладина железная, а к ней прицеплен целый ряд небольших колоколов. Посчитал я их — восемь штук.
Потоптались мы ещё несколько минут возле часов, осчастливленные своей находкой, а затем захотелось нам выглянуть в окна. Я приблизился к одному окну, облокотился на железные поручни, и в тот же миг у меня даже дыхание захватило. В груди что-то ласково защекотало, по рукам будто иголочки побежали. Было такое впечатление, словно я птица и парю в воздухе.
Сначала я увидел за рекой где-то далеко-далеко на горизонте в сиреневой мгле зелёную полосу лесов. Казалось, кто-то там разлил жидкий изумруд, и он, подогретый щедрыми солнечными лучами, закипает, шевелится. Над ним фиалковый пар струится — лёгкий, летучий, и чем выше поднимается, тем больше голубеет.
Постой, да это же небо!
Какой бескрайний океан синевы! Какое раздолье! Расправь крылья и пари в нём, лети беспрепятственно во все стороны! Ничто тебя не остановит, ничто не помешает твоему полёту!
Со мной творилось что-то необыкновенное. Я будто вправду стал птицей: столько лёгкой голубизны влилось в мою грудь!
Не сдержался, почти крикнул:
— Лёнчик, иди скорее сюда!
А сам глаза опустил ниже, на реку. И опять же я никогда её не видел такой!
В яркой зелени далёких лесов она начиналась тоненькой белёсой ниточкой. Попетляла то влево, то вправо. А потом с двух сторон к ней присоединились ещё два волоконца, переплелись и уже ниточка стала похожей на шнурочек, который чем ближе подвигался к городу, тем становился шире, превращаясь в ленту.
Заблудилась она в духовитых лесах, заметалась меж кустов чернолоза, а когда выбежала, наконец, в низинку, откуда ни возьмись, большая сороконожка. Понюхала та голубую ленту реки тупым носиком и побежала по шелковистому атласу, обрадовавшись, что тельце своё хотя бы здесь не будет тащить по лугам.
Говорю я об этом Лёнчику, а он смеётся:
— Это же мост железнодорожный. Переброшен он с одного берега на другой, а по мосту товарный поезд идёт.
Не знаю, долго ли я ещё любовался бы открывшимся передо мной раздольем, если бы Лёнчик решительно не напомнил:
— Не забывай о деле!..
Я торопливо вынул фотоаппарат и сделал несколько снимков.
Но главным для нас был часовой механизм, и мы, запрокинув головы, затоптались вокруг него. Нам повезло, потому что яркий луч солнца, ворвавшись в окно, упал как раз на винтики, колесики, валы и пружины, серые от пыли. И в этом освещении мы увидели на корпусе механизма какую-то позеленевшую табличку с надписью. Но что на ней написано, разобрать не могли, потому что прикреплена она была выше человеческого роста.
Вот когда мы с Лёнчиком искренне пожалели, что такие маленькие.
— А давай так, — предложил Лёнчик, — я нагнусь, а ты становись мне на плечи.
— Давай, — согласился я.
Лёнчик ухватился двумя руками за рейку, согнулся в какой то неуклюжий знак вопроса, а я, балансируя, чтобы не упасть, полез к нему на спину. Когда я на четвереньках уже стоял у него на плечах, он выпрямился. Но я всё равно до пластинки не достал.
— Да ты поднимись на ноги, — посоветовал Лёнчик.
— Но тебе же будет больно, — заколебался я.
— Ничего, давай…
Его голос звучал твёрдо, и я решился. Теперь табличка была у меня перед глазами.
— Ну, что там? — не терпелось моему другу.
— Порядок, — шепчу я, — все как на ладони. Здесь даже две надписи.
— Ох, — вздохнул мой друг, — только не дави так сильно каблуком в правое плечо…
Я поднял ногу, чтоб отодвинуть её немного в сторону, но Лёнчик вновь застонал:
— Ой, что ты там топчешься?..
— Да хочу, чтоб тебе легче было… — объясняю.
Поднял левую ногу, тоже передвигаю, потому что, наверное, и эта давит на плечо Лёнчику.
— Разве мои плечи тебе танцплощадка? — рассердился он.
— Больше не буду, — пообещал я.
— «Не буду, не буду»!.. — передразнил он. — Я уже не могу, ты мне, наверное, и кожу содрал, — и присел, бедняга.
Я соскочил на пол. Лёнчик расстегнул рубаху, посмотрел, а плечо у него и вправду такое, будто кто его рашпилем обрабатывал.
— Давай теперь я буду внизу, — предлагаю ему, — а лезь ты.
— Нет, — качает Лёнчик головой, — прежде чем становиться на плечи, надо разуться. Ведь всё равно, кто бы ни встал на них, ботинки будут давить.
И мы сели с Лёнчиком на пол, расшнуровали наши ботинки и с усердием стянули их. А Круть от радости не знал, что и делать. То подскакивал, то бегал вдоль стен, то вспрыгивал на окно и смотрел вниз. Я понимал, что Лёнчику тоже хочется посмотреть на надписи, и опять предложил ему влезть на мои плечи. Лёнчик на этот раз не очень-то и отказывался.
Да, и правда не лёгкое дело — держать на плечах человека. Но я крепился изо всех сил.
— Ты сможешь разобрать, что там написано? — спрашиваю.
— Конечно, — шепчет Лёнчик. — Это же по-немецки.
— Ну, давай…
Я не договорил, потому что он радостно закричал:
— Да это же Кюнте, Жужу!.. «Ганс Кюнте, 1913…» А внизу: «Август Кюнте, 1943…» Я всё разобрал хорошо… Лезь, Жужу, и фотографируй!..
ВСЕ-ТАКИ ПОБЕДА
Когда Лёнчик поднял меня на своих плечах, я тоже чётко прочитал эти имена.
Так вот они, эти слова, ради которых мы потратили столько времени и сил.
Ну, теперь уже нам некуда спешить. Сейчас мы всё сделаем как надо. Но всё-таки жаль, что задерживаться нельзя. Уже и так мои пятки предостаточно натёрли Лёнчику плечи, того и гляди, он скоро вновь застонет.
Я быстро достал из-за пазухи фотоаппарат и начал делать снимки. Один, второй, третий, четвёртый. Экспонометра у меня не было, и я просто увеличивал выдержку.
- Малуся и Рогопед (litres) - Андрей Усачев - Детская проза
- Рассказы про Франца и школу - Кристине Нестлингер - Детская проза
- Рассказы про Франца и телевизор - Кристине Нёстлингер - Детская проза
- Мой класс - Фрида Вигдорова - Детская проза
- Рыцарь - Катерина Грачёва - Детская проза
- Там, вдали, за рекой - Юрий Коринец - Детская проза
- Володя + Маша - Олег Коряков - Детская проза
- Ворон Клара и яблочный год - Марина Аромштам - Детская проза
- Осторожно, день рождения! - Мария Бершадская - Детская проза
- Записки школьницы - Ян Аарри - Детская проза